P – Physiology
L – Logic
W – Will
E – Emotions
Некоторое время, соображая, он смотрел на листок. Так, подумал он. Все это может быть бредом, а может и не быть, трудно гадать об этом, тем более учитывая мое теперешнее состояние, в любом случае, как в анекдоте о блондинке, рассуждающей о вероятности встречи с динозавром – пятьдесят на пятьдесят, либо встречу, либо нет, либо это соответствует действительности, либо нет, похоже, есть способ проверить это, да, действительно, если я правильно все запомнил, должен быть такой способ. Поднявшись, переждав головокружение, взяв листок, пошатываясь, он пошел назад в серверную; все так же сидя перед монитором, Ратмир бродил по веткам пользовательской программы, петух, устроившись рядом и гордо светя гребнем, периодически нажимал клювом кнопки клавиатуры. Сев рядом, Вадим положил перед Ратмиром листок.
– Включи лабораторный контур, селективную регулировку, – сказал он. – Надо проверить кое-что.
Закрыв текущую вкладку, несколько раз щелкнув мышкой, Ратмир придвинул к себе листок. Несколько мгновений он смотрел на него.
– Амплификаторы качеств, – сказал он, – я думал об этом.
– Поставь какое-нибудь приемлемое время, – сказал Вадим, – не слишком коротко, но и не слишком долго. Сколько там стоит по умолчанию?
– Пятнадцать минут.
– Нормально, пусть так и будет.
– Хорошо.
Активировав квадратик с буквами W, L, P, E, J, H, A, Ратмир выставил время; вернувшись к перечню, он вопросительно взглянул на Вадима.
– Какую букву заряжать?
Глядя на буквы, Вадим мгновенье помедлил. Действительно, какую, подумал он. Физиологию лучше не трогать, учитывая мое и наше физическое состояние, черт его знает, что там будет, еще нанесем непоправимый и завершающий удар здоровью, с волей тоже лучше не рисковать, в конце концов, это самое дорогое, что у меня есть, эмоции… эмоции после, бог с ними, попробуем сначала и лучше логику. В конце концов, мышление – это самое очевидное, будем надеяться, что за пятнадцать минут этот самогонный аппарат в соседней комнате не выделит ничего такого, что оказало бы на него необратимого действия, хотя насчет этого я, конечно, напрасно волнуюсь, это когда-то они занимались психотропным оружием, что бы ни предназначена была по замыслу этих умников вырабатывать технологическая линия комбината, но уж точно не поражающие субстанции, не собирались же они отравить весь город во имя высших принципов, хотя, с другой стороны, с них станется, да нет, какая-то другая идея у них была, если в итоге и вредоносная, то объективно, опосредованно, вредная с каких-то философских, высших позиций, с точки зрения каких-то абстрактных рассуждений, ну да философское зло мы как-нибудь потерпим, разберемся, если вред, то лишь бы не конкретный. Ладно, в любом случае, если я прав, воздействие будет заметным, в какую сторону, это другое дело, будем надеяться, что, несмотря на все искажения, у меня или хотя бы у Ратмира хватит сознания это осмыслить.
– Активируй L, – сказал он Ратмиру, – критика чистого разума, попробуем, что это в действии.
Невозмутимо кивнув, Ратмир щелкнул мышкой на активированную букву. Синеватая полоска, возникнув в нижней части экрана, поползла слева направо; достигнув правого края, она погасла, на экране возникла надпись «Селективная регулировка активирована». Поехали, подумал Вадим, началось. Как там у Андрея Болконского: «Вот оно, началось. Страшно и весело». Не то чтобы уж очень весело, хотя, с другой стороны, не так уж и страшно, если эта штука не сделает меня придурковатым хануриком, то, быть может, наоборот, откроет какие-нибудь новые возможности, светлые горизонты, вот воспарю сейчас на крыльях химически чистого разума – сбрасывая вниз термитно-осколочные бомбы ошеломляюще революционных вредоносных идей – будете знать. Ох, и разрушу я сейчас веками сложившиеся обветшавшие стереотипы. Совершенно ничего особенного не происходило. Ратмир, вновь вернувшись к пользовательскому меню, лазил по веткам программы, петух, отступив вглубь стола, шаркая лапой, прицельно поглядывал оттуда на Вадима и на Ратмира, видимо шлифуя какие-то системно-затейливые мстительные замыслы. Ну и что мне делать, подумал Вадим – ожидая, пока эта балалайка произведет хоть какой-то минимально идентифицируемый эффект – лежать, спать, смотреть футбол по интернету? Покосившись на стоявший рядом не включенный компьютер, он отвернулся; поленившись его включать, несколько мгновений проведя в томлении ничегонеделания, взыскующе рассеянно он посмотрел кругом. Да, футбол, подумал он, вечный кладезь матерных проклятий, неиссякаемый источник испоганенных надежд и несбывшихся мечтаний для широких масс. Это в каком же году наша долбаная сборная в последний раз хоть что-нибудь минимально заметное на мировом уровне завоевала? Кажется, еще в прошлом веке, в шестьдесят шестом, на чемпионате в Англии еще сборная СССР, проиграв героически в полуфинале немцам и за третье место португальцам, вырвала зубами и когтями вожделенно сияющее четвертое место. Это еще при том, что это сейчас все такие политкорректные – дают за четвертое место бронзовые медали, а тогда, в эпически незамысловатом шестьдесят шестом, за четвертое место вообще ни хрена не давали. И с тех пор ни гугу, раз за разом, с заслуживающим почтения постоянством либо не проходим отборочный турнир, либо, с кровью и соплями наконец пройдя, благополучно ни черта не можем выиграть. Как ни изворачивайся, каких иностранных тренеров за несчитанные миллионы ни нанимай, итог неизбежно один – оглушительный крах, предельно ясное осознание собственной ничтожности на фоне ошеломляюще прорывных успехов других и полного отсутствия перспектив, опять-таки политкорректно выражаясь, темно, как у афроамериканца в жопе. Хуже всего, что из ситуации не видно системного выхода, конечно, хорошо было бы сложившуюся систему сломать, ввести разумную рациональную схему формирования и финансирования команд, с жестким лимитом и налогом на легионеров, с широкой государственной поддержкой, с опорой на собственные кадры – схему, подобную той, что ввела сколько-то лет назад у себя Германия – столкнувшись с проблемами в сто крат менее масштабными, чем наши, – но пустое мечтание, в ситуации, когда футбольные клубы давно стали дорогостоящей игрушкой для олигархов, для которых во главе угла собственные понты – «я купил звезду мирового масштаба», которым неинтересно и скучно вести кропотливую многолетнюю работу по терпеливому взращиванию собственной футбольной поросли, когда все футбольные функционеры на подсосе у тех же олигархов и проплаченно несут с умным видом форменную чушь – будто бы единственный путь для прогресса отечественного футбола – это отменить вообще лимит на легионеров, и тогда будто бы в обстановке ничем не ограниченной конкуренции откуда ни возьмись вдруг появятся и расцветут отечественные таланты, когда у государства нет ни желания, ни политической воли сломать бесперспективную ситуацию, теперешнее положение вещей будет длиться вечно. Системно мысля – неужели так-таки и нет приемлемого выхода из кризиса? Выход, разумеется, есть – если только бросить взгляд на разность задач, стоящих перед тренером сборной любой из первоклассных футбольных держав и перед тренером сборной России, сущность проблемы сразу же становится ясна как на ладони. Бразильского футболиста не надо учить, как играть в бразильский футбол, английского – в английский, немецкого – в немецкий, в связи с этим задача тренера любой из этих сборных однозначно ясна и проста – подобрать наилучшим образом наилучших игроков, максимально подходящих под давно известный, десятилетиями – если не столетиями – устоявшийся, никем не оспариваемый национальный стиль игры. Что такое российский стиль игры в футбол, никто не знает. Говорят, он существовал когда-то – в сороковых годах прошлого века, но людей, видевших его, практически не осталось, и посоветоваться и спросить не у кого. В связи с этим перед тренером сборной России стоит задача, в корне отличающаяся от задач его зарубежных коллег – ему для начала надо объяснить игрокам, во что они будут играть. Что это будет – какая-то разновидность тотального футбола в стиле Ринуса Михелса, или игра с упором на позиционную атаку и контроль мяча в испанском духе, или что-то еще, совершенно постороннее, – что? Прежде чем начать, тренер должен определить концепцию игры и уже потом, с учетом ее подбирать под нее игроков, годами, сезон за сезоном, кропотливо и настойчиво выстраивать и шлифовать коллективную игру по выбранной схеме, доводя ее до совершенства, доводя до состояния отлаженного механизма, до состояния, когда команда может побеждать. Может это сделать тренер, который видит своих игроков раз в месяц на сборах? Никогда в жизни, для этого нужна постоянная, каждодневная упорная работа, и отсюда вывод – для российского футбола возможен лишь базовый принцип формирования сборной, когда тренер базового клуба одновременно является и тренером сборной. Все наши достижения за последние пятьдесят лет связаны именно с этим принципом, странный полууспех 2008 года является подтверждением того же правила – тогда базовым был питерский «Зенит», и по-хорошему тренером сборной надо было назначать зенитовского Дика Адвоката, ну да ладно, взяли другого голландца, со схожей генетикой, со сходными взглядами на игру – и в результате получилось то, что получилось. Однако ясна суть той единственно возможной реформы отечественного футбола, которую решительно и безотлагательно нужно осуществить. Лимит на легионеров отменить – пусть олигархи радуются, черт с ними, но при этом в лиге должен быть клуб, который бы полностью, на сто процентов состоял из российских игроков – и дать этому клубу права, сходные с правами, который имел хоккейный ЦСКА советских времен – привлекать и забирать лучших отечественных игроков отовсюду, тем более что при теперешней нашей скудости только на один клуб таких игроков и хватит. В этой ситуации обилие легионеров в других клубах обернется плюсом – это значит, что этот российский клуб постоянно будет играть с сильными соперниками. И тренер этого клуба должен быть тренером сборной. Сборная России будет постоянно играть во внутреннем чемпионате, участвовать в еврокубках, в бесчисленных встречах шлифовать и оттачивать командную игру, оттачивать мастерство – другого пути, другого варианта решения проблем в сложившейся ситуации просто не существует. Если что-то делать, то только так.
