Из судорог, что ты мне даришь,
Я не забуду ни одной.
Ты сотней ласковых пожарищ
Навек повязана со мной.
Все, что умеют эти руки,
Что эти губы могут дать,
Уже не выдернуть без муки
Не отвязать, не оторвать.
Ты проросла в меня корнями,
Губами, бедрами, душой.
Теперь, что б ни случилось с нами,
Я буду здесь, я буду твой.
Кто я тебе? – не отвечаешь.
Что думаешь – не различишь.
Прекрасная, когда кончаешь,
Прекрасная, когда молчишь.
Лишь гибнут разума остатки,
Ты их сметаешь в прах и гной,
Когда рывком души и матки
Соединяешься со мной.
Как кислота, изжога, щелочь,
Любовь к тебе рвет сквозь края —
Моя блядища, шлюха, сволочь,
Святая женщина моя!
Когда мне душу рвет на части,
И память выбита давно,
Я думаю – вдруг будет счастье?
Но если нет – мне все равно.
Дрожащими руками, не помня себя, он оттолкнул лист; несколько секунд посидев, пытаясь унять дрожь во всем теле, он взял лист снова; невидяще поглядев на него, сложив и порвав, он выкинул его в корзину. На мгновенье замерев, вздрогнув, глубоко вдохнув, резко повернувшись, он посмотрел на Ратмира.
– Все, хватит, – сказал он, – мы поняли, мы убедились, мы знаем структуру команд. Эмоция, логика, физика, воля – в разном порядке, в разной очередности расставленные по ступеням иерархии – вот смысл двадцати четырех комбинаций управляющего цикла. Надо сосредоточиться и понять – чем эти комбинации, а может быть, коэффициенты этих комбинаций отличаются друг от друга. Не может быть, чтобы комбинация, задействованная сейчас, не имела какого-то, пусть не явного, не очевидного, но все-таки отличительного признака. Я надеюсь на твой разум, Ратмир. От этого зависит жизнь людей. Все, что мы с тобой сделали в жизни, не стоит и ломаного гроша, если сейчас мы это не сделаем.
Не сразу оторвав взгляд от схем на экране, медленно и серьезно повернувшись к Вадиму, Ратмир открыто встретил его взгляд.
– Все это не очевидно, – сказал он, – та комбинация, которая задействована сейчас, может быть как раз одной из однотипных, то есть типовой, выбранной произвольно, и не иметь явных отличительных признаков. Но я понимаю, что ты хочешь сказать. Я сделаю все, что смогу.
Сбрасывая с себя остатки дрожи, Вадим придвинулся к экрану.
– Давай посмотрим все внимательно, – сказал он – сначала алгоритм, по которому комбинации переходят друг в друга, потом сами коэффициенты. Только обстоятельно и последовательно. Не может быть, чтобы не нашлось какой-то зацепки, от которой мы могли бы оттолкнуться, какой-то неправильности, которая бы нам помогла, где-то среди этих комбинаций, среди этих цифр мы найдем, не можем не найти подсказку. Может быть…
Внезапно увидев куда-то в сторону направленные глаза Ратмира, он оглянулся. Два человека стояли в дверях у него за спиной; видимо, только что войдя, они с недоумением разглядывали комнату с графическим терминалом, схемы на экране и Вадима с Ратмиром, сидящих за столом. Один из вошедших был Лебединский, второй был Вадиму незнаком. На мгновенье встретившись взглядом с Вадимом, быстро подойдя, сев на стул против Вадима, Лебединский, видимо стараясь справиться с собой, преодолевая отвращение, мгновенье смотрел в пол, прежде чем поднять глаза на Вадима.
– Значит, это все-таки вы.
Чувствуя привычный прилив боли к голове, со слабой усмешкой воспаленными глазами Вадим мгновенье смотрел на него.
– Рад видеть такую заинтересованность в моей скромной персоне – со стороны человека, который давно отошел от дел, понятия не имеет, как резервный центр связан с технологической линией и не интересуется проблемой Облака в принципе, как бесконечно далекой от его научных интересов.
Темнея лицом и сжимаясь, Лебединский посмотрел в сторону.
– Я совершенно не обязан был давать вам информацию о вещах, к которым вы никакого касательства не имеете и иметь не можете. Но коль скоро вы силовым путем вмешались в процесс, вернее, пытаетесь это сделать, вынужден просить вас приостановить на время ваши ученые изыскания и обсудить со мной некоторые вопросы.
Поджимая губы, он на мгновенье поднял на Вадима почерневшие глаза.
– Если вы будете так любезны, конечно.
Собираясь что-то сказать, словно неожиданно сорвавшись, он быстро взглянул на Вадима.
– Простите, а можно спросить?
Словно в последний миг овладев собой, сжав руками с побелевшими костяшками пальцев подлокотники стула, одеревенев лицом, он поднял глаза на Вадима снова.
– Скажите, зачем вам все это? Что вы хотите доказать? Вам заплатили? Но это не имеет никакого значения, это вопрос момента, вам заплатят больше. – Он быстро в упор взглянул на Вадима. – Это можно решить без лишних усложнений, прямо сейчас?
Ожидая, пока пройдет приступ, Вадим терпеливо смотрел на него.
– Заплатят? За что? За то, чтобы город оставался во тьме? За то, чтобы люди не могли жить по-человечески?
Словно напоровшись на препятствие, замерев, внутренне перегруппировываясь, все так же зажато Лебединский секунду сидел, прежде чем поднять глаза.
– Это, конечно, очень элегантно – то, что вы так замечательно облекаете свое чисто коммерческое задание в гуманитарную пелерину заботы о людях. Но только давайте без этих украшений. Я наводил о вас справки. Вы направлены сюда с ясно очерченным практическим заданием и хорошо известной финансово-промышленной группой. И давайте не будем произносить политкорректных речей. Я готов сделать вам вполне конкретное предложение с тем, чтобы вы могли прекратить свою никому не нужную деятельность, затем вы сможете переговорить – уже более детально – с совсем другими людьми и решить с ними окончательно все интересующие вас вопросы, и я думаю, так будет лучше для всех. Обещаю, что все займет не слишком много времени. И покончим с этим.
Чувствуя, как постепенно отступает боль, сквозь плавающие в глазах красные круги Вадим несколько мгновений вглядывался в него.
– То есть я – одержимый жаждой наживы автомат – посланец бездушных и злонамеренных финансовых структур. А вы, простите, кто?
Присевший на стул за спиной у Лебединского второй пришедший резко вскинул голову.
– А вам, вообще, что за дело?
Лебединский, досадливо морщась, быстро обернулся к нему.
– Подожди.
Подперев голову кулаком, наливающимися кровью глазами Вадим разглядывал визитеров.
– Изобретали научные теории. Проводили высоколобые научные опыты. Ради верификации каких-то высоколобых казуистических идей устроили безответственный эксперимент в масштабах города, спровоцировали техногенную катастрофу регионального масштаба. Развал городской инфраструктуры, массовый отток населения, крах экологии, закритичный рост смертельно опасных заболеваний…
