К трудностям добавляется то, что потенциал изобретений часто проявляется только в сочетании с другими изобретениями. Подумайте о лифте, кондиционере и железобетоне, которые в совокупности сделали возможным строительство небоскребов. А теперь представьте себе сочетание любительского квадрокоптера, системы идентификации лиц, программы геолокации и 3D-принтера с цифровым чертежом пистолета. И вот — у вас в руках автономный дрон-киллер домашнего изготовления. Как предугадать бесчисленные взаимодействия будущих изобретений? Легко требовать от политиков сделать все как надо, но наивно ожидать, что так все и будет.
И наверное, самая большая проблема, которую будущие изобретения создадут правительствам, заключается в том, что новые идеи, как правило, порождают и выигравших, и проигравших. Мы часто видим в этом простое невезение: ведь никто не требовал компенсаций для второразрядных профессиональных музыкантов, оставшихся без работы из-за появления граммофона, а внедрение штрихкодов и грузовых контейнеров не сопровождалось субсидиями для семейных магазинчиков, чтобы те смогли конкурировать по ценам с Wal-Mart. Но если проигравшие составляют значимую прослойку населения, нововведение способно вызвать социальные и политические волнения. Промышленная революция повысила стандарты жизни до таких высот, какие никому в XVIII веке и не снились, а вот луддитов пришлось усмирять c помощью войск. Они были правы в том, что для них перемены обернутся катастрофой. Не так сложно услышать отголоски движения Нэда Лудда в неожиданных результатах выборов 2016 года — от выхода Великобритании из состава Евросоюза до избрания президентом США Дональда Трампа. Технологии сделали возможной глобализацию, вытащив из нищеты миллионы людей в таких странах, как Китай; всего пятьдесят лет назад это государство было одним из беднейших на планете, а сейчас у него солидная экономика со средними доходами. Однако те же технологии заставили целые сообщества в постиндустриальных регионах западных стран отчаянно искать новые источники стабильного, хорошо оплачиваемого трудоустройства.
Хотя популисты оседлали волну протестов, обвиняя во всем иммигрантов и свободную торговлю, более сильное и длительное давление всегда исходило от технологических изменений. Как поступит президент Трамп, если, а точнее, когда, беспилотные машины заменят 3,5 миллиона американских водителей грузовиков?
[670] У него нет ответа, и мало у кого из политиков он есть.
Мы уже обсуждали один из возможных подходов — введение всеобщего базового дохода для всех граждан. Такие радикальные решения пригодятся в том случае, если искусственный интеллект и роботы оправдают шумиху вокруг себя и начнут опережать человека во всех областях, какие только можно придумать. Но, как и любая новая идея, это породит новые проблемы. Например, кому выплаты положены, а кому нет? Государство всеобщего благоденствия и паспорта поддерживают друг друга, и всеобщий базовый доход — в некоторых отношениях привлекательная идея — кажется не такой уж утопичной, разумеется, в совокупности с непроницаемыми стенами на границах.
В любом случае, я полагаю, что волноваться из-за апокалипсиса, к которому приведут роботы-рабочие, пока рано. Сейчас они занимают наши умы, но главный урок пятидесяти изобретений заключается в том, что не стоит терять голову из-за горячих новинок. В 2006 году MySpace обошел Google
[671] и стал самым посещаемым сайтом в США
[672], а сегодня он не входит и в тысячу самых популярных. В 1967 году Кан и Винер делали смелые заявления о будущем факса. И они не совсем ошиблись, однако теперь факс близок к тому, чтобы стать музейным экспонатом.
Многие изобретения, описанные на этих страницах, не новы и не особенно сложны. Плуг больше не технологический центр нашей цивилизации, но он по-прежнему эффективен, а его конструкция изменилась меньше, чем можно было ожидать. Старая технология по-прежнему работает и все так же имеет значение.
Эти слова не просто призыв ценить по достоинству старые идеи. Инженер-инопланетянин, прилетевший с альфы Центавра, мог бы сказать, что неплохо бы энтузиазм по поводу блестящих новинок распространить на установку унитазов и заливку бетонных полов. А еще это напоминание о том, что системы имеют инерцию. С этой мыслью мы столкнулись, рассказывая об изобретении Рудольфа Дизеля. Когда двигатели внутреннего сгорания на ископаемом топливе достигли критической массы, стало сложно популяризировать арахисовое масло и побудить инвесторов оплачивать работы по улучшению парового двигателя. Некоторые системы, например грузовой контейнер, работают настолько хорошо, что сложно найти причину пересмотреть их. Но даже то, что большинство людей считает несовершенным, скажем раскладка QWERTY
[673], удивительно устойчиво к изменениям
[674]. По этой причине плохие решения отбрасывают длинную тень, но и преимущества хороших сохраняются удивительно долго. А ведь даже если учесть все ненамеренные последствия и нежелательные побочные эффекты изобретений, рассмотренных на страницах книги, в целом плюсов в них намного больше, чем минусов. Иногда они облегчают нам жизнь настолько, что эти улучшения даже измерить невозможно. Этот факт подтвердит последнее изобретение.
Эпилог: 50. Лампочка
В середине 1990-х экономист Уильям Нордхаус провел ряд простых экспериментов. Однажды он использовал доисторическую технологию: разжег костер. Люди собирают, рубят и жгут дрова десятки тысяч лет, но у Нордхауса с собой было и высокотехнологичное оборудование — люксметр фирмы Minolta. Ученый сжег девять килограммов дерева, засек, сколько времени оно горело, и тщательно измерил прибором тусклый, мерцающий свет костра.
В другой раз Нордхаус купил римскую масляную лампу — по заверениям продавца, настоящую, древнюю, — вставил в нее фитиль и наполнил кунжутным маслом холодного отжима. Он зажег лампу, посмотрел, как сгорает масло, и снова измерил ее мягкий ровный свет с помощью прибора. Костер горел у Нордхауса всего три часа, и на него ушло девять килограммов дров. А количество масла размером с яйцо горело весь день, причем более ярко и управляемо
[675].
