Все-таки интересно у некоторых людей голова устроена! Вот Светлана, например, — уверенно, без тени сомнения утверждает, что своими глазами видела, как Иван застрелил ее мужа. Хотя раньше сама же сказала, что вошла в кабинет после того, как услышала выстрел! Впрочем, учитывая ничтожный промежуток времени, ее можно понять. Сколько секунд нужно для того, чтобы открыть дверь и войти в кабинет? Две? Три?
Дальше разговор пошел по кругу. Паршина считала, что рассказала достаточно, и теперь ее интересовало одно — точная дата суда над Алябьевым. А все наши вопросы она воспринимала как прямое оскорбление и попытку очернить ее покойного мужа. Наконец Гошка решил, что пора заканчивать.
— Мы хотим еще и с сотрудниками поговорить немного. Вы, я надеюсь, не возражаете? — Похоже, беседа с вдовой немного утомила напарника — его слова прозвучали не как просьба, а как вежливое сообщение.
— А если бы я и возражала? — правильно поняла Паршина. — Нет, я не против, пожалуйста — разговаривайте. Все равно нормальной работы сегодня не будет.
В офисе действительно никто не работал. Хотя просьбу Гоши уважили и в коридорах народ не толпился — все сидели по местам. Мы поговорили с каждым и каждого заставили восстановить утренние события, практически по минутам. Увы, ничего интересного мы не услышали. Люди занимались своими обычными делами, выстрела никто не слышал, и в кабинет Паршина народ сбежался, только когда Светлана Павловна начала кричать.
Лишь два человека смогли рассказать что-то относящееся к делу: программист Олег и молоденькая девушка из бухгалтерии, Люба.
Программист, хмурый мужчина лет сорока, ровно в десять утра вышел на улицу, чтобы покурить, и видел, как Алябьев подъехал к офису.
— Точно время не скажу, но я примерно полсигареты выкурил, когда он поднялся на крыльцо. Мы поздоровались, обменялись парой слов…
— О чем говорили, не секрет? — дружелюбно осведомился Гошка.
— Какие секреты, обычный разговор. Алябьев с Паршиным сейчас делят фирму, и у меня с Иваном Антоновичем была предварительная договоренность, что, когда он все оформит, я перейду на работу к нему. Сегодня Иван Антонович спросил, смогу ли я начать с первого числа, но пока не на полную ставку. У него еще не все документы по инстанциям прошли, а программист нужен.
— И что вы ответили?
— Какая теперь разница? Теперь я ему ни с первого, ни с двадцать первого не понадоблюсь.
— И все-таки, — мягко попросила я. — Вы согласились?
— Согласился, не здесь же оставаться. Иван Антонович сказал, что через полчаса зайдет и мы все решим.
— Через полчаса? — Мы с Гошкой переглянулись.
— Да. Но сами видите, как все вышло. Я докурил, вернулся в офис, а там все бегают, как чумные, орут… В общем, через полчаса Ивана Антоновича уже арестовали и увезли. Даже не знаю, как теперь быть? Если бы хоть Валентин Григорьевич у руля оставался… а с Падловной работать не хочу.
Гошка рассмеялся, а я непонимающе уставилась на Олега:
— Вы о ком?
— О мадам Паршиной, о ком же еще? Ее у нас Светлана Падловна прозвали, такая уж она милая женщина. Черт, главное, я так уверен был, что к Алябьеву перейду, другое место даже не искал! А теперь придется в пожарном порядке что-то изобретать. И что на него вдруг нашло? Такой шел спокойный, деловитый… с чего ему вздумалось стрелять?
Этот же вопрос тихо задала маленькая скромная бухгалтерша. Она столкнулась с бывшим директором в коридоре.
— Мы с девочками чай попили около десяти, и я пошла чашки сполоснуть. У нас это вроде дежурства, понимаете, и сегодня моя очередь. — Милую Любочку явно смущал Гошка, и она говорила, стараясь обращаться только ко мне. — Возвращаюсь в бухгалтерию, а навстречу Иван Антонович идет. Я еще хотела остановиться, поговорить с ним, но он такой был… сосредоточенный. Мы поздоровались, а потом он на часы посмотрел и заторопился. А у меня еще эти чашки в руках, я и постеснялась его отвлекать. Но Иван Антонович совсем не выглядел сердитым или злым! Я, когда его с пистолетом увидела, глазам своим не поверила!
— Но вы не сомневаетесь, что именно Алябьев застрелил Валентина Григорьевича?
— Как же сомневаться? — округлила глаза она. — Мы, правда, выстрела не слышали, у нас радио работает целый день, а дверь закрыта.
— А крики?
— Криков тоже не слышали. Мы бы вообще ничего не знали, но, когда все побежали, кто-то нашу дверь толкнул. И тогда мы, конечно, тоже… А Иван Антонович Валентина Григорьевича уже застрелил и в Светлану Па… Павловну целится. Такой ужас! Может, это он с ума сошел? Как в Америке? Там ведь каждый месяц такое, кто-нибудь с ума сходит и бежит убивать всех подряд. Это на почве стресса, у них же там и кризис, и безработица, и оружие всем подряд покупать можно… Точно, это Иван Антонович из-за раздела фирмы с ума сошел! Если бы полиция вовремя не приехала, он бы, наверное, всех нас перестрелял!
— Вот он, хлеб частного сыщика. — Уже в машине, когда мы возвращались в офис, Гошку вдруг потянуло на философию. — Полдня разговоров, а в сухом остатке — ноль. Алябьев задержан над телом Паршина с пистолетом в руке — но это мы с самого начала знали. А как он стрелял — никто не видел.
— Люба видела, как Алябьев шел по коридору. А Паршина слышала, как он ссорился с ее мужем.
— Идти по коридору — это не преступление. И ссориться с партнером — тоже. А вдовица эта горькая мне вообще не нравится.
— Почему? То есть у меня она тоже восторга не вызывает, но мне не показалось, что она врет.
— Мне тоже не показалось. Если дамочка и врет, то очень аккуратно, дозированно и убедительно. Но верить ей мне совсем не хочется.
С этого я и начала свой отчет, когда мы добрались до офиса и собрались в кабинете Баринова.
— Гоше мадам Паршина сильно не понравилась. Конкретных претензий у него нет, но в доверии он ей отказывает.
— А ты?
— Пока не знаю. Я согласна, что дамочка мутная, но на откровенном вранье мы ее не смогли поймать. Скорее, она эффективно использует ситуацию. Безутешное горе совсем не помешает Паршиной прибрать фирму к рукам и стать единственной хозяйкой. А Алябьевы, похоже, даже компенсации за первоначально вложенный капитал не получат.
— Понятно. По делу она что-нибудь полезное рассказала?
— Ничего нового. Повторила то, что нам Володя говорил, только с добавлением собственных переживаний. Услышала разговор в соседнем кабинете, забеспокоилась, когда там начали кричать, решила вмешаться. Открыла дверь, увидела мужа на полу, испугалась, решила, что у того плохо с сердцем. Потом заметила пистолет в руке Алябьева, поняла, что муж убит, и решила, что Алябьев ее тоже сейчас застрелит. Пришла в ужас, закричала. Прибежали люди и спасли ее. Когда вспоминает, как Алябьев стоял перед ней и поднимал руку с пистолетом, у нее начинается истерика.
— Труханула дамочка конкретно, — с явным неудовольствием подтвердил Гошка. — Тут все честно.
