У меня вопросов не было. У Гошки, судя по сопению за моим плечом, был один: как мы умудрились так опростоволоситься?
— Всего хорошего, — заключила Сатинина и указала нам на дверь.
Знаете, это очень неприятно, когда тебя вот так выставляют из дома. Мы с Гошкой молча спустились с крыльца, молча вышли на улицу и молча сели в машину. Первой заговорила я, когда «Изумруд» остался далеко позади.
— Какая неприятная женщина.
— М-да, — согласился напарник. — Похоже, мы ошиблись адресом. Явились к законной супруге, а надо было искать неизвестную нам шалаву. Какие будут предложения?
— Позвонить Нине, пусть разберется. Или позвонить Володе, у него спросить.
— Ага, а еще можно подъехать к дверям управления. — Гоша достал телефон. — Володька ведь жаловался, что она его караулит.
— Пробуем все три варианта, — нервно хихикнула я. — Интересно, какой сработает?
— Думаю, самый дурацкий, — ответил Гошка и продолжил уже в трубку: — Ниночка? Радость моя, а пошукай еще какой-нибудь адресок или телефончик подходящий. Особняк, куда ты нас отправила, занят официальной женой, а Стрешнева, судя по всему, достает другая женщина. Да-да, эту версия самоубийства вполне устраивает, и нам она совсем не обрадовалась. Да, Володе я сейчас тоже позвоню. Ха, до этого мы сами додумались, сейчас едем туда.
Он нажал на кнопку и усмехнулся:
— Ниночка предложила подъехать к управлению и там найти женщину, которая караулит Стрешнева.
— До этого мы сами додумались.
— Я так и сказал. Ладно, пункт второй нашего плана, звонок Стрешневу.
Гоша снова взялся за телефон:
— Володя, мы в «Изумруд» зря прокатались! Дамочка, которую мы в доме Сатинина обнаружили, законная его супруга, оспаривать версию самоубийства не собирается и с нами общаться не хочет. А ты с кем дело имел? Ага. Ну, посмотри. Хорошо, скоро будем.
— Что он сказал? — задала я совершенно не нужный вопрос.
— Что во взаимоотношения покойного Сатинина с женщинами особо не вникал: представилась женой, он ее женой и считал, тем более что дело ясное и разбираться нужды не было. Но мадам Сатинина номер два сейчас там, Володя не поленился, выглянул в окно и убедился, что она на месте, каблучками снег роет.
— А она не уйдет, пока мы подъедем? — забеспокоилась я. — Ищи ее потом…
— Уйдет, но не в неизвестном направлении, а к Стрешневу в кабинет. Володя сейчас скажет, чтобы ее пропустили.
Она сидела, скромно пристроившись на стуле в самом дальнем уголке, словно пряталась от Володи за большим сейфом. Жена (гражданская), точнее, вдова Олега Сатинина, она же шалава, она же — женщина, не допускающая даже мысли, что Сатинин добровольно ушел из жизни. Высокая, стройная блондинка поднялась со стула, когда мы с Гошей вошли в кабинет, и неуверенно шагнула нам навстречу. М-да, фигурка-то у нее модельная, ничего не скажешь, но лицо… замерзшая, заплаканная, глаза опухли, нос покраснел — фотографы не передерутся за право снимать такую красу.
Володя тоже поднялся из-за стола и быстро, размахивая руками, протараторил:
— Это Гоша, это Рита, это Лариса. Лариса, они готовы вас выслушать, ребята, она мечтает с вами поговорить. А теперь убирайтесь из моего кабинета, дайте, наконец, мне заняться делом!
— Спасибо, Володя, — кивнул Гоша и улыбнулся Ларисе особенной, специально для женщин на грани нервного срыва, улыбкой — улыбкой безупречного рыцаря в сияющих доспехах: — Я тоже считаю, что на нашей территории беседовать будет удобнее. Прошу!
Он протянул вперед руку, слегка согнутую в локте, и девушка вцепилась в нее, как кошка в спасительную ветку. Лариса смотрела на неизвестно откуда взявшегося рыцаря с надеждой и готова была идти за ним на край света.
— Зашугал ты девушку, — укорила я Стрешнева, когда напарник с Ларисой вышли из кабинета.
— Это еще кто кого зашугал. Подожди, она отдышится, соберется с силами и такую истерику закатит, что вам тоже небо с овчинку покажется.
— Пусть, нам не привыкать. Володя, но это ничего, что мы ее уводим? Ты не возражаешь?
— С чего вдруг?
— Ну-у, ты же следователь. Я думала, ты захочешь послушать, что она нам говорить будет.
— Спасибо большое за заботу, но я ее песни уже две недели слушаю и наизусть выучил. Развлекайтесь без меня, а я эту дамочку уже видеть не могу, у меня изжога начинается.
— Зачем тогда ты ее в кабинет позвал? Передал бы ей, что мы сейчас подъедем, подождала бы нас на улице пять минут.
— Зачем, зачем. — Стрешнев вернулся за стол, открыл какую-то папку и уткнулся в нее. — Чтобы погрелась немного и с мыслями собралась. Все, Ритка, сгинь уже, наконец, дай мне спокойно поработать!
Я догнала Гошку с Ларисой на лестнице, и на улицу мы вышли вместе. Около машины девушка снова схватила Гошу за рукав:
— Вы мне верите? Вы действительно хотите мне помочь? То есть не помочь, я понимаю, Олега не вернешь… но чтобы хоть не говорили, что это самоубийство!
— Конечно, мы вам верим. — Он успокаивающе похлопал Ларису по плечу и открыл ей заднюю дверцу. Дождался, пока она сядет, потом обошел машину и устроился за рулем.
— Мы хотим разобраться в этой истории. — Я села рядом с Ларисой. — Стрешнев что-нибудь вам о нас говорил?
— Только, что приедут люди из детективного агентства и что они интересуются смертью Олега.
— Правильно. Мы из детективного агентства «Шиповник», и нам показались странными обстоятельства смерти вашего… — я на мгновение замялась, потом решила пренебречь формальностями, — вашего мужа.
— Они не просто странные, они нелепые, невозможные. — Лариса расплакалась. — А мне никто не верит! Смотрят на меня, как на дурочку!
Гошка поймал мой взгляд в зеркальце заднего вида и выразительно шевельнул бровями. Дескать, приведи девушку в рабочее состояние, нам сейчас по делу разговаривать. От управления до крыльца нашего офиса ехать не больше десяти минут, и скажу, не хвастаясь: этого времени мне хватило, чтобы успокоить Ларису. Когда мы вошли в офис, она была готова к беседе с шефом. Гошка коротко представил их друг другу и скромно устроился на привычном стуле, я последовала его примеру.
— Итак, — Александр Сергеевич откинулся на спинку кресла и смотрел на Ларису, не скрывая сочувствия, — вы не верите в то, что Олег Юрьевич ушел из жизни добровольно. Нам версия самоубийства тоже кажется сомнительной. Но у нас это пока только подозрение, зыбкое и никакими достоверными фактами не подкрепленное. У вас, как я понимаю, есть какие-то более существенные основания?
— Я не знаю, какие факты вам нужны, — неожиданно сникла девушка. — Олег не убивал себя, не мог он этого сделать. И причин у него, чтобы там ни говорили, не бы… — Голос Ларисы сорвался, и она с трудом договорила: — Не было у него никаких причин.
