– Подполковник, еще раз спрашиваю, объяснить ничего не хотите?
– Товарищ генерал, повторяю, у нас инструкции. Потерпите немного!
Качать права перед людьми, исполняющими приказ, было не в правилах Северова. Если что-то не так, ответит тот, кто его отдал, а не те, кто исполнил. В Москве Олег по-прежнему ориентировался плохо, к тому же по темноте, поэтому не мог сообразить, куда его везут, а переспрашивать не стал, только поглядывал в окна, но почти ничего в них не разглядел. Сиденье было широким, поэтому трое мужчин расположились на нем достаточно свободно, но летчик буквально чувствовал напряжение своих соседей. Хотя на улице и в машине жары и духоты не было, по лицу левого пассажира из-под ободка шляпы потекли капельки пота.
«Что тут такое творится? Приехали какие-то хряки, потеют со страху. Чего или кого боятся? Ладно, чего на них жути нагонять, скоро все прояснится.»
Действительно, въехали в большие ворота, потом в гараж, вылезли из машины, Резоев сделал знак следовать за ним. Поднялись по небольшой лестнице и попали в широкий коридор, к котором сновали люди, штатские и в форме. Тащили телефоны, какие-то ящики, некоторые с деловым видом шагали с папочками в руках. Наконец Резоев открыл массивную дверь и пропустил Северов вперед. В просторном кабинете находилось человек десять, повернувшихся на звук открываемой двери, среди них Олег узнал Суслова, Хрущева и Булганина. Нескольких генералов летчик знал в лицо, но какие должности они занимают и как их зовут вспомнить не смог, по службе с ними он практически не пересекался.
– Здравствуйте, товарищи! Что происходит?
Несколько мгновений все с изумлением его рассматривали, потом Хрущев стал лихорадочно нажимать на какую-то кнопку, в кабинет забежали несколько солдат с автоматами и майор-артиллерист с пистолетом в руках.
– Вы что, идиоты, не разоружили его?! – заорал Никита Сергеевич на Резоева и его хряков.
У Северова на правом бедре, как обычно, находилась кобура с ТМ-48, Вальтер ППК лежал в спецкобуре под кителем.
– Вы чем тут, придурки, занимаетесь? – рявкнул летчик. – Себя не жалко, солдат-то зачем подставляете?
– Отдайте пистолет, товарищ генерал. Пожалуйста, – попросил один из автоматчиков с погонами сержанта. – Вы же не знаете ничего.
– И чего это я не знаю?
– Так ведь товарищ Сталин умер!
– Прекратить разговоры! – крикнул Булганин. – Майор, заберите же у него пистолет!
Олег вытащил ТМ и передал его майору:
– Держи и расслабься. А вы, заговорщики хреновы, поведайте мне, где в таком случае Рокоссовский?
Булганин приосанился:
– Он не может исполнять свои обязанности.
– И Берия не может? Кто еще?
– Мы не обязаны перед вами отчитываться, гражданин Северов, – ровным голосом произнес Суслов. – В стране начинаются большие перемены, возврат к правильному ленинскому курсу. Это такие как вы извратили саму суть марксизма-ленинизма, сбили с истинного пути многих товарищей своими призывами к отказу от строительства коммунизма ради сомнительных материальных благ. Мы, истинные коммунисты, будем вас судить!
«Вот тебе и раз! Никакого 91-го года не надо! Что же тут в действительности произошло? Ну, чисто теоретически, Сталин умереть мог, но остальная-то команда куда вся делась? А что, если они просто выгадали момент, когда все в разъездах? Так, Верховный вроде отдыхать собирался, может он жив, просто уехал на Кавказ.»
А вслух генерал произнес:
– Убеждать вас я ни в чем не буду, смысла не вижу. Берите мой пистолет и застрелитесь все дружно. Это самый лучший для вас выход. Потому что скоро с вас спросят, хорошо спросят!
– Вся страна поднялась! – напыщенно произнес Хрущев. – А спросят с тебя!
– Я думал, Михал Андреич, что ты упертый, но не дурак. Похоже, ошибался. Никита старый троцкист, а теперь и ты, заодно. А из вас, Николай Александрович, такой же маршал, как из говна пуля. Охота же вам позориться!
Побледневший Булганин сделал знак рукой и летчика вывели в коридор.
«Даже не обыскали, клоуны! А что, если тут Лаврентий Палыч руку приложил? Вполне в его стиле! Сидят сейчас, наблюдают, сочувствующих на карандаш берут, связи выявляют. Хм, хорошо, если так! Будем надеяться, что у Петровича и остальных все нормально. Если что, к Жукову уйдут, а там Георгий Константинович всем покажет, почем фунт изюму!»
Пока генерала вели по коридору, он с интересом осматривался кругом. Судя по немногочисленным стендам, висящим на стенах, это могло быть здание штаба соединения, относящегося, скорее всего, к ПВО. Шли недолго и привели Северова в средних размеров комнату с зарешеченными окнами. Из мебели в ней имелись лишь массивный стол и два дивана, на одном из которых лежал, отвернувшись к стене, человек в брюках с лампасами.
– Надеюсь, ребята, вы отдаете себе отчет в том, что делаете! – с этими словами Олег шагнул в помещение.
Лежащий на диване генерал повернулся и Северов с удивлением узнал в нем Роммеля.
– Эрвин? Вот так встреча!
– Олег? Ну и дела! Меня, понятно за что, но тебя!!
Генералы пожали друг другу руки и сели на один из диванов.
– Я приехал в Москву по делам формируемой Немецкой народной армии утром, а днем меня арестовали. Говорят, что Сталин умер, власть взяли сторонники истинного курса и все такое.
– Ну, это я только что слышал. Эрвин, никто не живет вечно, но я сомневаюсь, что Сталина больше нет. Но даже если это правда, то есть еще Рокоссовский, Жуков и многие другие.
– Вот как? Но ты прав, все это выглядит очень странно.
Внезапно дверь снова приоткрылась и в камеру, а помещение правильнее назвать именно так, вплыл Афанасий Кух собственной персоной. На лице его сверкала довольная улыбка, своим вкрадчивым мурлыкающим голосом ответственный работник ЦК произнес:
– Вот мы и встретились снова, гражданин Северов. Узнал про арест и не мог не зайти в гости. Ха-ха! Еще недавно вы упивались своей властью и вдруг, фьють, она кончилась. А проявили бы ко мне больше уважения, может, и замолвил бы за вас словечко перед товарищем Сусловым. Был я всего лишь заместитель начальника инспекции, а теперь кандидат в члены ЦК! Вот так, мал золотник, да дорог!
– Мал клоп, да вонюч! – хмыкнул Роммель, поднялся с дивана, сунул руки в карманы брюк, отбил короткую чечетку и пропел:
Я лежу в одиночке и плюю в потолочек.
Пред законом виновен, а пред Богом я чист.
Предо мной, как икона, вся запретная зона,
А на вышке маячит озверелый чекист.
После чего бывший фельдмаршал поднял над головой воображаемую кепочку и шутовски поклонился.
– Шуты гороховые! – взбешенный Кух выскочил обратно.
Через некоторое время Северов обрел дар речи:
