– Черт побери, Эрвин, что это сейчас было?
– Олег, ты забыл, что я провел немало времени в местах не столь отдаленных!
– Вот только не говори, что тебя держали вместе с уголовниками.
Немец поскреб подбородок жестом Ивана Васильевича из фильма Гайдая:
– Тюремная субкультура очень прилипчива!
Несколько секунд царила тишина, потом генералы принялись так хохотать, что в коридоре завозилась охрана. Наконец, утерев слезы, Олег спросил:
– И все-таки, откуда?
Эрвин грустно улыбнулся:
– Тогда в лагере мне было очень хреново, поверь. Книга про уголовную субкультуру попала в руки случайно, я как раз изучал русский язык. Автора не помню, но написана серьезным человеком, глубокое исследование, но удивительно легко читалась, я ее буквально проглотил. Потом разговаривал с сотрудниками администрации лагеря, еще кое-что читал. Мне просто надо было как-то отвлекаться от гнетущих мыслей, что преследовали почти постоянно. Как ни странно, помогло! Лагерное начальство не препятствовало, сидит постоялец спокойно, не буянит, что еще надо. Ну, а позже я уже читал Чехова и Толстого, Пушкина и Тютчева. Вот так. А сейчас просто накатило, характер мой сам знаешь.
– Знаю. Ладно, давай спать, утро вечера мудренее.
Поворочавшись около часа без сна, Севров сел на своем ложе.
– Что, не спится? – Роммель приподнялся на локте. – О семье думаешь?
– И о ней тоже, вернее, о них. О друзьях своих, о том, что с нашими странами дальше будет.
– Нормально все будет, – проворчал немец. – Мы не последние солдаты Германии и России. Это у нас с тобой может не быть будущего, а наших стран оно есть. Расскажи лучше, как там в Венесуэле-то было.
За неторопливой беседой прошла почти вся ночь, уже начало светать, когда Северов увидел, что Роммель уснул. Через некоторое время сон сморил и его.
Утром сводили по очереди в туалет, но есть не давали. Когда Олега вели обратно, он услышал, как один из охранников сказал, чтобы остальные далеко не уходили, скоро надо будет доставить арестанта на допрос. Так и не найденный у него Вальтер ППК Северов отдал Роммелю. Устраивать стрельбу сейчас не имело смысла, выбраться из здания при таком количестве солдат вокруг не реально, вот если повезут куда-нибудь, шанс есть. Застрелить следователя, настоящего или доморощенного, тоже не проблема, но дальше что? Обдумав все это, Олег решил, что поступил правильно.
Вскоре летчика снова отвели в знакомую комнату, но никакого следователя он там не обнаружил, на этот раз в кабинете оказалось два человека, Суслов и Кух.
– Садитесь, гражданин Северов, разговор у нас будет долгий.
– Сильно в этом сомневаюсь.
– Отчего же? У нас накопилось множество вопросов.
– Если вы не знаете на них ответов, значит, вам не положено их знать.
– А ты не боишься, – вмешался Кух, злобно глядя на летчика, – что мы твою жену и сына в лагерную пыль сотрем?
Суслов полуприкрыл глаза, но можно было не сомневаться, что он внимательно следит за реакцией генерала.
– Не боюсь. Полагаю, что их у вас нет.
– У нас много чего есть, – с неудовольствие произнес главный идеолог «правильного марксизма». – А вот вам над своей и их судьбой задуматься стОит!
– Неужели расстреливать передумали? – деланно удивился Северов. – И в это тоже не верю. Как и в то, что если мои жена и сын у вас, то вы их отпустите.
– Если ответите на наши вопросы, то мы дадим с ними попрощаться. Подумайте, это последний шанс в этой жизни их увидеть. Скоро мы вас расстреляем.
– Я военный человек и каждую минуту готов отдать жизнь за Родину, извините за пафос.
– Не сомневаюсь, но не за Родину, а за свои мещанские идеи. Значит, не хотите увидеть семью напоследок.
– У меня хорошая память, пока жив, я их не забуду.
– Вы не оставляете нам выбора. Не знаю, что и делать! – Суслов развел руками.
– Застрелись! Хотя, куда тебе, выпей яду!
На этот раз по кнопке вызова охранников тарабанил Афанасий, когда они ввалились в кабинет, он велел им схватить Северова. Отдать приказ оказалось легче, чем исполнить, поэтому прежде, чем летчика скрутили, он успел хорошо приложить несколько человек. Но кабинет был просторный, охранники могли действовать не мешая друг другу, ребята были физически крепкие и неплохо обученные, поэтому через некоторое время два амбала повисли у генерала на руках, еще один схватил сзади за шею и принялся душить. Олег ударил головой назад, удачно, но шею сдавили снова, на этот раз охранник прижал голову Северова к своему плечу. Кух в азарте подскочил и принялся бить по лицу, разбил губы, из носа тоже потекла кровь, но летчик ударил его ногой и, судя по всему, разбил коленную чашечку. Несколько сильных ударов в живот окончательно сбили дыхание, перед глазами и так уже плавали круги, потом дали по голове и сознание на некоторое время покинуло генерала.
Очнулся Олег в камере, когда Эрвин протирал ему лицо носовым платком.
– Здорово тебя отделали.
Прежде чем ответить, Северов языком проверил зубы, все оказались на месте.
– Ерунда, им тоже досталось.
Немец хмыкнул и снова принялся стирать кровь. До вечера больше не трогали, два раза дали попить воды, часть ее Роммель употребил, чтобы смочить платок и протереть Олегу лицо. Третий день оказался похож на предыдущий, но пить дали только один раз. Ночью летчик проснулся от того, что ему светили фонарем в лицо и трясли за плечо:
– Товарищ генерал, товарищ генерал, вставайте, все кончилось!
– Что кончилось? – говорить было неудобно, губы распухли, как и все лицо.
– Все кончилось, – произнес знакомый голос, зажглось еще два фонаря, в их свете Олегу удалось рассмотреть стоящего посреди комнаты Забелина, а за плечо его тряс молодой солдат, один из охранников, теперь уже бывших.
– Что со Сталиным?
– Все в порядке, жив и здоров. Потом все объясню, пошли отсюда. Эрвин, вас это тоже касается.
Один из сопровождавших Владимира Викторовича офицеров сделал Северову укол, после которого боль притупилась, но развезло как пьяного. Олег плохо соображал, что с ним делают, глаза просто слипались, поэтому, когда положили на кровать и оставили в покое, мгновенно уснул.
Сталин медленно ходил по своему кремлевскому кабинету, сидевшие за столом Берия и Рокоссовский молча смотрели на него, ожидая вопросов или указаний. А Верховному просто надо было немного времени, чтобы успокоиться. Он прилетел в Москву полтора часа назад, но по пути в Кремль заехал в госпиталь к Северову. Того как раз провели в палату и еще не успели снять заляпанный кровью китель и обработать раны. Он около минуты молча смотрел на работу медиков, потом вышел, так и не произнеся ни слова. Хорошо изучивший характер Иосифа Виссарионовича Власик негромко сказал стоящему рядом начальнику госпиталя:
