Уже стало темно, время ужина. Мы едем по улицам вечернего города, абсолютно не представляя, куда направляемся, а корейцы нам об этом не говорят.
Хва едет по тихой и узкой улочке вдоль реки Потхонган. Вокруг никого в такой слишком душный вечер для свиданий на улице. Мы пробираемся по узкой аллее. Хва выключает фары. Сидя на передних сиденьях, Мин и Ро нервно оглядываются. В конце аллеи находится бар, который, скорее всего, забит народом, но снаружи – ни души. Военный, сидящий в будке охраны перед жилой многоэтажкой, задремал. Одинокий фонарь вспыхнул и погас, оставив нас в кромешной тьме.
Время для негласного полицейского наблюдения за происходящим. Мин берет свой телефон и что-то говорит. Из темноты выныривает незнакомый человек. Мин выскакивает из нашей машины ему навстречу. Он передает ей сумку. Мин возвращается в машину, а парень остается снаружи, болтаясь в темноте взад и вперед. Ро нервно оглядывается, пока Мин достает из сумки какой-то предмет. Это планшет «Самчжиён»
[37] местного производства. Она включает его и пролистывает экран. «Вот черт», – говорит она по-английски. Нужного приложения в нем нет.
Мин выскакивает наружу и отдает сумку. Мы уезжаем.
«Это мой брат», – говорит она, когда мы уже на достаточно большом расстоянии.
* * *
«Они просто коллекционируют всякую дрянь, – разглагольствует Александр. – Вот смотри: у меня есть эта дурацкая медаль, говорящая о том, что я хороший рабочий. Что я представляю ценность. И знаешь что? Если я буду упорно трудиться, говорить правильные вещи нужным людям, в следующем месяце они дадут мне еще более идиотскую медаль».
Время уже за полночь, мы курим на балконе моего номера, вглядываясь в темноту ночного города под нами. Все эти улицы западной части Пхеньяна с редкими светящимися фонарями, большинство из которых гаснет после определенного часа, выглядят как обветшалое одеяло. Каждый раз, когда где-то внизу проезжает машина, возникает вопрос, кто и куда может ехать в столь поздний час. Должно быть специальное разрешение, лицензия, чтобы ездить на автомобиле ночью.
«Мин – яркий пример, – продолжает Александр. – Когда ты спросил, является ли она членом Трудовой партии Кореи, она запнулась: „Нет… но я в Социалистическом союзе молодежи!“ – и при этом указала на свой золотой значок с портретом Ким Ир Сена. Вот как это тут устроено. Золото на значке, который указывает на полученные поощрения, на приобретенный статус, на оказанную честь. Тебя одаривают ерундой. Это придает тебе чувство – нет, не принадлежности – сопричастности. „Да, я – часть этой системы, я встроен в нее, я играю свою роль и за это меня награждают. А в следующий раз я получу что-то более значимое. Часы. Автомобиль“. Вот так вот. Все эти полковники со своими наградными „ролексами“. Медали, значки, ордена, знаки отличия, которыми увешена их униформ. Это всё то, чем я являюсь: вещью, которую можно подержать в ладони, которую можно демонстрировать. В конце концов ты достигаешь такого уровня, что можешь позволить себе снять все эти небольшие знаки твоих заслуг. Ты переходишь в новое состояние. Ты на деле становишься КЕМ-ТО. Человеком с капиталом за душой. Которому остальные люди что-то должны. Ты становишься их господином.
Вот это всё и приводит систему в движение, и поддерживает ее. И это всё – фальшивое. Фальшивый почет. Потому что это барахло, эти побрякушки на деле не значат ничего. Один неверный шаг – и ты теряешь всё. В этом и заключается их двойное назначение: их наличие у тебя означает угрозу того, что тебя могут их лишить. Они вроде как тут, у тебя, в твоих руках, приколоты к отвороту твоего костюма, твоей униформы. На самом деле они постоянно напоминают тебе, что всё, что тебе до этого дали, могут в одночасье забрать, а вместе с ними, запросто, и твою жизнь».
* * *
Где бы в мире я ни находился, летними ночами я люблю оставлять окна открытыми и засыпать под звуки ночных улиц. Это приводит меня в состояние приятного волнения: смесь языков, на которых говорят в толпе, горячая уличная еда, издающая характерное шипение, звук проезжающих автомобилей – все эти тайные и загадочные атрибуты ночи. Мне хочется оставаться частью всего этого, всей звуковой панорамы города, даже когда я постепенно уплываю куда-то на волнах эфира. Хутоны Пекина, во дворах которых жарят мясо до трех часов утра, не обращая внимания на позывы ко сну. Старая Гавана с отголосками музыки, доносящимися с Малекона…
Но в Пхеньяне становится мертвенно тихо с приходом темноты. Даже в гостинице Сосан на самоубийственной высоте двадцать восьмого этажа мы окружены небытием. Да, снаружи есть деревья, никогда не используемая площадка для гольфа. Пустующие футбольные поля и стадионы спортивного района. Поблизости нет жилых кварталов. Даже там, где они есть, невозможно увидеть скопления ночных прохожих, которых мучает бессонница. Это запрещено законом, но и без того почти каждый падает в истощении после восьмичасового рабочего дня и восьми часов изучения того, что когда-то Ким Ир Сен обрисовал как идеальный социалистический день. Люди засыпают, оставляя за собой жутковатую тишину, холодящую душу глубиной своей всепроникающей вездесущности.
Шестнадцатая глава
Дородность Мин – это просто нечто. Пусть достаточно скромно, но она выставляет напоказ свою фигуру в дорогущем пурпурном в горошек купальнике с оборками вокруг талии, напоминающими пояс. Скромность тут приветствуется – особенно у женщин. Мин же, в пятисотдолларовых солнечных очках от Гуччи, бледная и благоухающая духами, выглядит так, будто она с элитного мирового курорта попала прямо на какую-то шумную попойку в стране третьего мира.
Мы на пляже в портовом городке Нампхо, находящемся примерно в часе езды по раздолбанной дороге от Пхеньяна в сторону западного побережья полуострова. Сегодня воскресенье, поэтому пляж забит местными, которые хотят выжать максимум из этого выходного дня: напиваются до неприличия и опрометью бросаются в море, горланят песни в караоке и танцуют.
Местные замечают иностранцев и смотрят на нас со смешанными чувствами, в основном с любопытством и изумлением. Местный охранник подходит к Ро, спрашивает, кто он такой, с кем это он тут, кто эти иностранцы. Раньше он никогда не видел тут Ро, поэтому в его голове немедленно возникает вопрос: кто такой этот Ро, чтобы привозить сюда делегацию иностранцев, не получив сначала разрешения местных властей? Ро отвечает ему одной фразой. Охранник и его «свита» немедленно исчезают. Мин подходит к Ро и спрашивает о разговоре. Ро передает его содержание, и оба заливаются смехом, который означает: ох уж эти неотесанные деревенские мужланы!
Мин блуждает между тощими и костлявыми обгоревшими на солнце корейцами, постепенно привлекая к себе всеобщее внимание. Чтобы позволить себе такой пляжный костюм, большинству этих людей надо вкалывать лет десять, экономя на самом необходимом. У некоторых женщин вообще нет купальников, они бродят в воде, высоко закатав штаны. Скромность характерна и для внешнего вида мужчин. Никаких плавок «Speedo», просто шорты или даже кальсоны на тех, кто не может себе позволить ничего.
