Эти мечтатели постепенно преображают страну, ведя ее к состоянию, сильно отличающемуся от изначального. Движение уже началось. За каждым привлекательным строительным проектом, меняющим архитектуру столицы и весь ее облик, стоят такие фигуры. Другие города потихоньку встают на тот же путь.
То, что новый лидер – человек их возраста, их сверстник, делает более простым идентификацию себя с ним, обнажая глубокий поколенческий раскол общества. Возможно, тончжу чувствуют всю тяжесть унаследованных ими проблем. Понимают, что не существует простых решений. Последние волны чисток затронули по большей части старшие поколения – людей из окружения отца сегодняшнего лидера. Точно так же сам Ким Чен Ир в свое время немедленно избавился от приближенных СВОЕГО отца.
Под экстатичным выражением любви и верности Вождю, в которых клянутся все северокорейцы на публике, скрыто огромное разнообразие мнений, которые нельзя озвучивать. Об этом говорят северокорейские беженцы, об этом при первых же встречах интуитивно подозревают те из нас, кто видит происходящее своими глазами. Маловероятно, что Ким Чен Ын и властная система, в которую он встроен, уйдут в обозримом будущем. Даже больше – среди молодежи, принадлежащей к элите Пхеньяна, ощущается желание, чтобы Вождь никуда не уходил. Он дает им шанс, а они ему.
Восемнадцатая глава
Кроме Трудного похода, были, конечно, и более недавние события, которые оставили неизгладимый след в коллективной памяти поколения чанмадан. В 2009 году правительство провело катастрофическую валютную реформу. Гражданам следовало менее чем за неделю обменять все банкноты старых вон на новые. Одновременно были введены драконовские ограничения на денежную сумму, которую каждый человек мог обменять. В результате очень многие потеряли значительную часть своих сбережений – особенно те, кто зарабатывал преимущественно на нелегальных черных рынках со времен Трудного похода. Народное недовольство оказалось настолько масштабным (в некоторых городах едва не вспыхнули бунты), что Ким Чен Иру не осталось ничего другого, как найти козла отпущения. Пака Намги – семидесятисемилетнего главу всех финансов страны – обвинили во всех грехах, связанных с реформой, и казнили по обвинению в попытке разрушить хрупкую экономику страны.
Кроме этого, существовала Симхвачжо
[39], или «углубленная проверка», – организация, держащая в страхе всю страну; инициатором чисток был Ким Чен Ир, но реально проводил их в жизнь его зять Чан Сонтхэк. Началось всё с обвинений в адрес секретаря Трудовой партии Кореи по сельскому хозяйству Со Гванхи в организации массового голода. Его обвинили также в том, что он – американский шпион, намеренно саботировавший поставки продовольствия, чтобы заморить народ голодом. Классический сюжет показательных расправ в коммунистическом мире. В наказание разъяренная толпа забила его камнями на пхеньянском стадионе в 1997 году.
Улик против Со почти не было. В его персональном документе, который обязателен для всех северокорейцев и в котором из года в год фиксируются все их передвижения, оказались пробелы, относящиеся к одно-двухлетнему периоду во времена Корейской войны. Обвинение утверждало, что именно в эти незадокументированные годы Со был завербован и проходил обучение в шпионской школе в Соединенных Штатах.
Совершенно естественно, что у каждого, кто участвовал в Корейской войне, были подобные пробелы в документах. Страна была погружена в хаос, правительство не могло следить за гражданами. В общем, любой более или менее значимый номенклатурный кадр, живший в трехлетний период Корейской войны, оказывался потенциальным объектом обвинений. Реальной целью чистки Симхвачжо было, конечно, избавление от тех функционеров, которые все годы после смерти Великого Вождя оставались лояльными Ким Ир Сену в большей степени, чем Ким Чен Иру. По злой иронии, по мере того как разворачивалась фракционная борьба, чистки начали затрагивать и верхние эшелоны Орготдела, который, как уже отмечалось ранее, был основным мощным оружием борьбы Ким Чен Ира за постепенный перехват реальной власти.
В течение трех лет, пока существовало Симхвачжо, сослали вместе с семьями в концлагеря или казнили по сфабрикованным обвинениям около двадцати тысяч функционеров. До сих пор среди северокорейской элиты Чан Сонтхэка помнят как главного исполнителя тех репрессий.
Чан лично наблюдал, как его врагов из Орготдела жестоко пытали и истязали до смерти.
Была ли последующая казнь Чан Сонтхэка при Ким Чен Ыне результатом заговора тех, кто выжил в той чистке, остался у власти, но пронес жажду мести через все эти годы? По официальной версии, обвинение Чана основывалось на ряде запутанных и противоречивых факторов. Он – властолюбивый фракционер. Коррумпированный чиновник. Растлитель молодежи. Развратный бабник. Взяточник.
Никто пока так и не узнал истинных причин казни Чана. А те, кто в курсе, не будут говорить об этом. Внешние наблюдатели подозревают, что, может быть, Чан хотел открыть страну и пойти путем экономических реформ, как Китай, что Ким Чен Ын в конце концов отверг. Другие пытаются обосновать прямо противоположное: что Чан был сторонником жесткой линии, который пытался убедить Ким Че Ына отказаться от либерализации. Третьи утверждают, что заговор против Чана объясняется просто значимостью занимаемого им поста, благодаря которому он и его окружение обладали монополией на все крупные сделки; остальные властные группы тоже стремились урвать кусок побольше.
* * *
Сейчас всё крутится вокруг денег, причем этого не скрывают. Деньги текут ручейками в одном направлении – вверх, постепенно превращаясь в широкий поток. Форма этого – так называемые «взносы лояльности», которые в конце концов достигают большого человека на вершине, членов его семьи и его ближайших друзей. А в стране, обложенной остальным миром санкциями со всех сторон, почти все способы зарабатывания денег так или иначе приводят к подпольному, незаконному или полузаконному предпринимательству. Страна начинает постепенно походить на огромный подпольный криминальный синдикат, орудующий под благообразной крышей под названием «социализм», причем с очень перекошенной буквой «с»
[40]…
Но является ли система настолько коррумпированной и непохожей на нашу рыночную экономику XXI века, что в ней буквально всё и вся можно продать, купить, обменять в любую минуту? Или все-таки это какой-то особый, «их» мир, на который мы в очередной раз посягнули в стремлении наконец его изменить навсегда?
