В баре – атмосфера «Объединенных Наций Пхеньяна». Помещение забито в основном карьерными дипломатами среднего возраста со всей Европы и их женами, также есть несколько человек из Юго-Восточной Азии, плюс небольшое число одетых в хаки, деним и футболки-поло людей немного за тридцать – очевидно, это работники международных благотворительных организаций. Ослабленные галстуки и повседневная вечерняя одежда дополняют обстановку праздничной коктейльной вечеринки. В центре всего находится прелестная, изысканно одетая молодая кореянка, которая привлекает всеобщее внимание и «дирижирует» происходящим. Кто-то шепчет, что она тут «большой босс». Она быстро перемещается взад-вперед за барной стойкой, приветствуя всех входящих и следя за тем, чтобы за разговорами напитки не переставали литься. Увидев трех незнакомцев, она проплывает сквозь толпу к нам и представляется каждому в подходящих для этого паузах нашего малоупорядоченного общения. Весь вечер мисс Ли уточняет у каждого из нас имена, откуда мы приехали, чем занимаемся, где остановились и что делаем в стране, причем строго в этой последовательности. Я обращаю внимание на то, что у нее нет значка с каким-либо Кимом – вероятно, это сделано специально, чтобы легче было развязывать пьяные языки. Она представляет меня высокому и благообразному молодому человеку – работнику шведского посольства.
«Это его последний месяц тут, с нами, в Пхеньяне, – мисс Ли медово-сладко хлопает своими ресницами. – Нам будет без него грустно».
Он вежливо жмет мою руку. Отметился ли я в посольстве перед прибытием сюда? Да, я посылал имейл за месяц до этого. «Дайте мне знать, если вам что-нибудь понадобится, пока вы здесь». Он сует мне свою визитку, а затем пугливо извиняется и исчезает.
Как почти все посольства западных стран, шведская миссия очень малочисленная – только два человека в штате. У США нет дипломатических отношений с КНДР, и Швеция представляет интересы приехавших в эту страну американских граждан. На практике это означает, что шведы вынуждены играть роль посредника всякий раз, когда какого-либо американского туриста арестовывают и сажают в тюрьму.
Каждого, с кем мы общаемся в баре, просто ошеломляет сам факт нашего присутствия, особенно моего. Аномально само по себе то, что зарубежные некитайские студенты смогли получить разрешение на обучение в КНДР. Но то, что такое разрешение дали американцу – это просто нечто! Меня постоянно предупреждают – будь очень осторожен! Я беззаботно и хвастливо отмахиваюсь от всех слов по поводу осторожности. «Не планирую похищать пропагандистские плакаты, – говорю я в ответ, – как и обращать кого-нибудь в свою веру». Никто не смеется над моими шутками. «Ну, на самом деле, мы до конца так и не знаем, что произошло в действительности», – отвечают обычно, когда в разговоре неизбежно всплывает история Отто Уормбиера. Кажется, что есть негласная договоренность не доверять ни одной версии произошедшего, распространяемой местными медийными источниками.
На втором этаже в диско-зале звучит танцевальная музыка 90-х годов вперемежку с пьяными караоке-интерпретациями поп-классики. Приближается время, когда нас должны отсюда забрать, – слишком рано, осознаём мы, так как многие гости только-только приходят и смешиваются с толпой из пары дюжин отрывающихся. Мы стараемся с максимальной пользой провести оставшееся время, старательно пытаясь почувствовать, что из себя представляет жизнь экспата. Мы с Алеком направляемся ко входной двери, проходя мимо Александра, который прощается с какой-то мутной хипповатой итальянкой чуть старше сорока лет с косичкой, – оказывается, она – инженер, работает на какую-то НПО, связанную с развитием чего-то. «Следите за тем, что вы говорите, – советует она Александру, – неизвестно, когда вас подслушивают. Даже когда они прямо не прослушивают, они часто знают очень многое. Поэтому всегда лучше быть честным. Они всё время подозревают нас, всех иностранцев. Они уверены, что мы все тут для того, чтобы попытаться изменить их систему. А корейцев вполне устраивает то, что тут происходит, – они не хотят ничего менять». Она пожимает плечами: «И у них есть право жить так, как они считают лучше для себя!»
Чуть раньше одна из технических работниц немецкого посольства изложила более циничный взгляд на ситуацию. «Вы учитесь тут? – спросила она меня почти что обвинительным тоном. – Просто чтобы вы понимали – для них абсолютно не важен никакой “культурный обмен”. Единственное, в чем они заинтересованы – это в наших деньгах. Между прочим, сколько вы за всё это заплатили?»
Так как мы оба – берлинцы, я спросил ее о молодежном общежитии рядом с посольством КНДР в центре Берлина. Целью всех северокорейских дипломатических миссий является не просто «хозрасчет», то есть полное обеспечение своего существования в странах пребывания, но и зарабатывание денег для режима – и отправка их в КНДР. Поэтому считается, что сотрудники всех северокорейских посольств глубоко вовлечены в самые разнообразные виды бизнеса – как легальные, так и нелегальные. (Дипломатический иммунитет тут приходится очень кстати. Работников посольств арестовывали за контрабанду всего – от рогов африканских носорогов до метамфетамина.) С момента падения коммунистических режимов в Европе и объединения Германии комплекс зданий посольства КНДР, располагающийся в той части города, которая ранее была Восточным Берлином, оказался бесполезно огромным для ставшего очень небольшим штата сотрудников и членов их семей. В 2008 году большее из двух посольских зданий сдали в аренду и превратили в ставшее очень популярным общежитие. Молодые туристы, которые останавливаются в нем, могут заметить присутствие посольства КНДР по соседству, так как там располагается фотовитрина с постоянно меняющимися экспозициями фотографий Кимов. У некоторых туристов это вызывает смутные догадки. Но более ничего не выдает того, куда на самом деле уходят деньги постояльцев этого хостела.
«Мы, немцы, очень недовольны таким положением дел, – пожала она плечами. – У них задолженность перед нами по неуплаченным налогам за это общежитие около двух миллионов евро. Конечно, они никогда ее не погасят».
* * *
Слухи о нашем пребывании в Пхеньяне очень быстро распространились среди крошечного сообщества экспатов. Каждый раз, когда мы натыкались на какого-нибудь европейца в кофейне или ресторане, обычная его реакция примерно такая: «Ах да, вы те ребята, которые изучают корейский язык в Педагогическом институте Ким Хёнчжика. И кто ты – австралиец, француз или американец?» Сплетни распространяются очень быстро, когда так мало возможностей развлечься. Первые две недели жизни в Пхеньяне мы были переполнены эмоциями от увиденного и пережитого. Но когда я начал привыкать к этой жизни, то осознал, что всех тех иностранцев, которые находятся здесь на долгосрочной основе, объединяет одно – скука.
На следующей неделе нас пригласили на мероприятие под названием «Stammtisch»
[43], организованное немецким посольством в общей столовой здания, которое совместно занимают дипломатические миссии Германии, Швеции и Великобритании. Атмосфера тут заметно отличается от того, что было в клубе «Дружба», причем по одной главной причине – здесь нет ни одного корейца. Жены работников посольства по очереди стоят за барной стойкой, раздают картофельный салат, братвурсты и ломтики черного хлеба.
