Наконец, через два месяца ее родителям удалось собрать достаточно денег, чтобы дать взятку кому надо. Ее выпустили.
* * *
В отличие от большинства северокорейских беженцев, которые осели на Юге, Ынчжу бежала из КНДР из-за проблем не экономических, а политических. Ее дед, университетский профессор, ближе к концу жизни вдруг стал ощущать, что у него открылись глаза на происходящее в стране; или просто к старости у него стал слишком длинным язык – это как посмотреть. Он начал болтать много лишнего. Высказывать студентам и коллегам свое мнение слишком свободно. Забавные, анекдотичные идеи – опасные идеи. Он говорил вещи, о которых опасно думать, не то что произносить их вслух. Например, о том, что общество, в котором все живут, не является ИСТИННО социалистическим. Что товарищ Ким Чен Ир на самом деле нисколько не заботится о своем народе. Что ИСТИННЫЙ вождь никогда бы не позволил голодать народу, транжиря деньги на военные цели вместо решения проблем продовольствия. США, конечно, виноваты, но лишь отчасти, а другой корень зла – здесь, в самом Чосоне. Что, объединившись, люди смогут изменить существующее положение вещей и построить на родине НАСТОЯЩИЙ социализм.
Последней каплей стал случай, когда деда пригласили прочитать лекцию в Пхеньяне, во время которой он опять не уследил за языком. Однажды, вскоре после его возвращения в Вонсан, он направлялся к дому Ынчжу, чтобы навестить семью своей дочери. Он не успел дойти до входной двери, как к дому подъехал черный автомобиль. Из него выскочили два человека, схватили деда, затолкали его в машину и умчались.
Семья Ынчжу обратилась в полицию. Они обращались в местное бюро госбезопасности. В партийную ячейку. Во все мыслимые инстанции, которые только могли прийти в голову. И днем и ночью они пытались узнать, что случилось с их дедом. Никто не давал никакой информации.
Через восемь месяцев им позвонили. «У нас ваш отец, – сказал полицейский матери Ынчжу. – Вы можете приехать и забрать его тело».
* * *
Тело деда было почти неузнаваемо из-за следов побоев. Ынчжу даже не могла попытаться представить те бесконечные боль и мучения, которые он вынес. За эти восемь месяцев они сломали каждую кость его тела.
Сегодня она испытывает к своему деду смешанные чувства. «Он – мой герой, – говорит она голосом, наполненным любовью и восхищением его смелостью. А затем, через несколько минут произносит: – Как так случилось, что он оказался настолько глуп? Почему он говорил все эти вещи? О чем, черт возьми, он думал?» После того как деда похоронили, семье Ынчжу не было никакого смысла оставаться в Вонсане, в Северной Корее. Ее дед настолько «испортил» положение семьи в системе сонбун, что их дни в артистическом коллективе были сочтены. Ынчжу уже никогда бы не позволили петь и танцевать на сцене. А искусство было ее жизнью, которая в восемнадцать лет просто закончилась.
Тридцать седьмая глава
На закате мы заселяемся в гостиницу «Тонмён», здание которой являет собой образец причудливого архитектурного шедевра. Сооружение чудесным образом выглядит одновременно и безнадежно устаревшим, и похожим на прототип чего-то из будущего. Или можно сказать так: это проект, выполненный какой-то молодежной, даже студенческой архитектурной студией, которому в любой другой стране не дали бы зеленый свет. Сооружение в форме бриллианта стоит прямо на берегу, в месте, где шаткий мостик дает начало пирсу Чандок. Внутри гостиницу недавно перекрасили в темно-синие цвета – во время моего первого ее посещения в 2012 году преобладали зеленоватые оттенки цвета морской волны. Направо от входа в основное девятиэтажное здание отеля выступом расположилось еще одно, уже двухэтажное, похожее на пристройку здание в стиле модерн – как будто кто-то задним числом решил, что оно будет тут уместно. Оно заканчивается у начала пирса элегантной, извивающейся змеей лестницей, по которой с уровня земли можно подняться на балкон, тянущийся вдоль торца здания. С него открываются потрясающие виды на море.
Мы входим в темное фойе. За пределами столицы электричество используют особенно экономно, даже в тех зданиях, которые предназначены для иностранных туристов. Я бросаю косые взгляды, чтобы рассмотреть детали аляповатых скульптур фантастических морских созданий, которые приветствуют нас при входе: огромные пластиковые омары и морские ежи в окружении комнатных растений в горшках, картину завершают многочисленные композиции разнообразных ракушек на фоне синего скалистого пейзажа. Круглое внутреннее пространство, простирающееся вверх до самого последнего этажа, позволяет, задрав голову, увидеть потолок, с которого свисает массивная люстра с длинными щупальцеобразными лентами, увешанными фальшивыми бриллиантами.
Из своего номера я могу наблюдать ежедневное представление – заход солнца, которое скрывается за горами, вырастающими, кажется, прямо из Восточного моря. Получилось так, что я заселился в самый «правильный» момент. Я сижу на одном из низких стульев, расставленных как раз прямо у окна, и становлюсь зрителем этого природного действа, жадно впитываю в себя каждую его секунду, пока горы не поглощают полностью золотой шар, а расцвеченное небо не сменяется ночным.
Вдоль всего пирса местные жители взбираются по наваленным здоровенным камням в поисках моллюсков и других вкусных даров моря. Пирс заканчивается небольшим островком, где установлен маяк, с высоты которого должна открываться одна из самых впечатляющих панорам Вонсана. Я вспоминаю попытку пробраться туда в одну из моих предыдущих поездок: как пришлось перешагивать через тела двух в стельку пьяных людей, которые спали на ступенях маяка. Я попытался войти внутрь, но дверь была заперта. Пришлось разворачиваться. Тогда я побрел к стихийному рыбному рынку, который устроили предприимчивые местные жители. Там какая-то женщина с ведром и парой ножей организовала импровизированный ресторанчик. За какую-то смешную сумму, равную нескольким центам, я с удовольствием отведал на завтрак сашими, которые были тут же при мне приготовлены из свежевыловленной рыбы.
Гостиничные коридоры постоянно погружены во мрак, что серьезно затрудняет передвижение, особенно ночью. По пути в ресторан я решил подняться до восьмого этажа – может быть, я наткнусь на Марка или Саймона. Они говорили мне в Пхеньяне, что арендуют здесь целый этаж под нужды своей северокорейской штаб-квартиры. И действительно, я заметил группу китайских бизнесменов, которые болтались по коридорам и курили. Но внешне они не были похожи на таких любителей заложить за воротник, как наши знакомые из отеля «Сосан». Я подумал, что стоит спросить: не здесь ли сейчас Марк или Саймон. Но инстинктивно понял, что лучше от этого воздержаться.
Товарищ Ким зарезервировал для нашей группы небольшой приватный зал. Там, на большом экране, вместо стандартного концерта группы «Моранбон» или вечерних новостей – мультфильм «Кунг-фу панда». С первой секунды, как только мы вошли в этот зал, глаза всех наших корейцев прилипли к экрану. Они восхищены каждой деталью фильма: изощренными анимационными приемами, изобретательностью, с которой действующие герои наделены сверхъестественными акробатическими способностями, напряжением и юмором развивающегося сюжета, запоминающейся музыкой. Я думаю, что так же зачарованно иностранцы наблюдают за «Массовыми играми».
