«О, это была просто прекрасная мечта, в которой мы жили», – вздыхает она, ожесточенная всем, что ей пришлось пережить за эти годы.
«Нет, – возражаю я. – Это всё время был кошмар. Некоторых, таких же как я, привлекало его извращенное очарование. Но мы все знали – даже Алек, – что это ужасно. Мы видели это абсолютно ясно каждый раз, когда приезжали. И нам очень хотелось сказать тебе об этом. Но мы не могли. Мы слишком боялись. По тем же самым причинам, что боялась и ты».
«Но для нас это был дом, – говорит она, – где было множество прекрасных вещей, которые ты понять не в состоянии и о которых ты не мог знать. Ты – не кореец. Ну ладно, вероятно, режим был ужасен. Но у нас, по крайней мере, было чувство ЕДИНСТВА. Оно нигде не существует больше, ни в одной стране. Я побывала уже практически везде. Я знаю, что это такое. Да, у нас в Чосоне было много плохого. Но никогда не было тех ужасов, которые мне пришлось выносить с тех пор, когда всё было унесено ветром и я осталась одна плавать в этом океане, в постоянном изгнании на этой планете – или на том, что осталось от неё».
«Да, ты права, нам было не дано почувствовать те чудесные моменты, которые ты сейчас описала, – отвечаю я. – Мы так и не смогли запомнить слова песен, движения танцев. И да, мы были не в состоянии ощутить то чувство единства, которое связывало вас всех в одно целое иллюзией общей мечты. Но правда и в том, что мы могли видеть вещи, недоступные вам. Вещи, которые бросались нам в глаза каждый раз, когда мы смотрели на вас. Мы могли увидеть все со стороны, а вы нет. Мы понимали, что вы молча страдаете. Мы видели это совершенно отчетливо. Самым чудовищным было то, что все ужасные аспекты жизни не нужно было специально выискивать. До этого я и не знал, что так бывает. Они были прямо перед глазами, независимо от того, что вы пытались нам показать и навязать. Это правда о стране, за которую ты так цеплялась и до сих пор цепляешься в своих мечтах о лучших годах. И ты должна признать, что те ужасы пропитывают все твои воспоминания, которые, по твоим словам, прекрасны, которые ты до сих пор холишь и лелеешь. Прости, но твой идеал отравлен ужасом, крепко спаян с ним».
Греза улетучилась так же быстро, как и пришла. Сейчас просто очередные сумерки, в ушах – звук работающего мотора, под колесами – ухабистое шоссе. Впереди на горизонте – приглушенный свет гор Кымгансан.
Часть девятая
Примирение
Сорок четвертая глава
По пути на курорт мы заблудились. Причем в этом не было особой вины Хва. В Северной Корее нет таких вещей, как GPS-навигаторы. Дорожные карты этой части страны весьма неточны, многие дороги на них отсутствуют. Причина этого – близость к границе с Южной Кореей и ко множеству военных баз и других армейских сооружений. Мы вдруг понимаем, что очутились на каком-то чрезвычайно узком, полностью заросшем с обеих сторон кустарником проезде, который, впрочем, мало чем отличается от любой другой неухоженной сельской дороги. А затем так же внезапно перед глазами появляется пропускной пункт, причем это не один из обычных контролирующих дорожное движение постов, открывающих и закрывающих доступ к чему-то, – сотни таких постов были разбросаны по стране – это самый настоящий ВОЕННЫЙ блокпост. Множество солдат в форме и в обычной одежде окружают перегораживающие путь бетонные блоки и смотрят на наш микроавтобус с подозрением и злостью.
Товарищ Ким выбирается из машины, чтобы спросить, не въезд ли это на курорт Кымгансан. Старший офицер отделяется от толпы военных и направляется ему навстречу с раздраженным выражением лица: «Какого… черта вы тут делаете, товарищ? Это пограничная запретная зона, а у вас нет разрешения находиться тут!»
«Прошу прощения, офицер, но наш водитель…»
«Прикажите вашему водителю развернуться и сматывайтесь отсюда немедленно!»
Дорога узкая, шириной всего в один ряд. Развернуться почти невозможно. Хва пытается это сделать в несколько приемов, но в конце концов одно из передних колес увязает в канаве. Мы втроем и Ро вылезаем из микроавтобуса и пытаемся его вытолкнуть. Удача. Мы как ошпаренные заскакиваем обратно и срываемся с места с максимальной скоростью.
Через некоторое время мы тормозим у обочины. Мин роется в сумочке, пытаясь найти список телефонов, чтобы дозвониться кому-нибудь на курорте и понять, куда мы заехали и как добраться до нашей цели. Хва выходит наружу, делает несколько шагов назад и нервно закуривает. Я наблюдаю за ним в зеркало заднего вида. На нем солнечные очки, он поднимает их на мгновение, чтобы вытереть слезу.
* * *
Когда мы все-таки добираемся до курорта, нас встречает город-призрак. Его полное название – «Hyundai Kumgangsan Tourist Resort», то есть «Туристический курорт Хёнде-Кымгансан». При въезде мы останавливаемся около нескольких трейлеров. Мин заходит в один из них, чтобы зарегистрировать нашу группу. Все корейцы следуют за ней. Мы втроем вылезаем из микроавтобуса, чтобы размять ноги, пройдясь посреди зарослей перекати-поля. Перед глазами, в долине, – поля с созревающим урожаем; вдали разбросаны несколько хижин и низких многоквартирных домов – скорее всего, это какая-то деревушка или село, которое не может похвастаться большим количеством обитателей. Мы прогуливаемся по дорожке, изучая окрестности. Корейцы возвращаются через полчаса, и мы все садимся обратно в микроавтобус.
Мы едем по улицам курорта, но создается впечатление, что наши гиды не знают точно, куда нам надо в конце концов добраться. Могу себе представить, какой разговор был у них в том трейлере – такое впечатление, что нас никто не ждал.
Это место не похоже на что-либо, виденное мною ранее в КНДР. Курорт был построен южными корейцами в 2002 году и представляет собой самодостаточную, пригодную для автономного существования зону. Корпорация «Хёнде» влила 350 миллионов долларов в ремонт старых и постройку новых роскошных отелей, ресторанов, бунгало, юрт, шале и стоянок для трейлеров. Это было единственным местом в Северной Корее, куда могли приезжать южнокорейские граждане. Визитной карточкой политики «Солнечного тепла», инициированной президентом Ким Дэчжуном в 1998 году и направленной на улучшение отношений между Севером и Югом. За нее Ким Дэчжун даже получил Нобелевскую премию мира в 2000 году. Политика была продолжена его преемником на посту президента Южной Кореи Но Мухёном.
Президент Ким позаимствовал название для своей политики из басни Эзопа «Ветер и солнце»
[68]. В басне описывается, как два протагониста – Солнце и Ветер – решили посоревноваться друг с другом, чтобы выяснить, кто из них сильнее. Мораль басни в том, что убеждение всегда действеннее грубой силы. Подобная тактика полностью соответствует традиционному подходу корейцев к взаимодействию с врагами – умасливать противника щедрыми подарками, размывая его решимость уничтожить тебя. Можно сказать, убивая его своей добротой и душевной мягкостью.
