— Элизабет Блэр, — передо мной появился «прокурор», он скрестил руки за спиной, — в виду обвинения в тяжкие обвинения в колдовстве вам не дается право голоса. Так как и он может являться орудием, которое вы используете против церкви и человечества. Но вы можете кивать или качать отрицательно головой, отвечая на мои вопросы. Вы понимаете, что я говорю?
Я кивнула.
— Вот и хорошо. Правда ли, что вы своим колдовством помогали вашему отцу осуществлять свои гнусные преступления и убивать невинных адоровцев?
Я отрицательно задергала головой. Капюшон слегка спал, но мне его снова натянули на лоб.
— То есть вы не прибегали к заклинаниям и монахини не носили вам кровь адоровских младенцев, чтобы укрепить вашу силу?
Я замычала отрицательно, качая головой и чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.
— А обвинения в колдовстве? Вы ведьма?
Снова качаю головой, как истеричка, чувствуя, как хочется заорать, выплюнуть проклятый кляп изо рта и заорать его имя. Заорать хоть что-то, чтобы посмотрел на меня, чтобы подал хоть какой-то знак и успокоил. Если… если я поверю, что это не он, то я, наверное, просто умру от отчаяния или сойду с ума.
«Прокурор» кивнул стражникам и прежде чем я поняла, что они собираются сделать, один из них разодрал на мне платье. Вспорол кинжалом на левой руке, и оно обвисло лохмотьями на поясе. Я тут же инстинктивно прикрыла грудь прикрытую под тонкой белой сорочкой руками. Неловко дернулась и капюшон таки спал назад. Волосы водопадом рассыпались по спине и упали мне на лицо.
Зал дернулся, зароптал и я увидела, как в меня впились сотни мужских глаз с каким-то алчным, бешеным блеском. Какая-то дикая волна похоти от которой затрещал сам воздух и раскалился до предела.
— Вашу ж мать! Святые угодники! — раздался мужской стон.
— Такой красотой обладают только ведьмы! — чей-то хриплый голос.
— Отрежьте ей патлы! Сожгите их!
Заорала одна из женщин и другие ее подхватили
— Ведьма! Такая белая кожа может быть только у мерзкой колдуньи! Она приворожит наших мужчин! Она сожрет наших детей!
А я посмотрела на Ламберта, который подался вперед, впившись одной рукой в поручень кресла. Теперь он уже смотрел на меня и его темно-серые глаза, казалось прожигали насквозь. Казалось кожа задымится от этого взгляда, от этого безумного блеска, по которому я так соскучилась. Стражник схватил меня за левую руку и поднял ее насильно вверх.
— Клеймо ведьмы! Черная змея с жалом! — Завопил «прокурор».
Ламберт-Михаил царапнул ими мое лицо и опустил взгляд к груди, прикрытой тоненькой материей сорочки, прилипшей к воспаленной коже и снова поднял глаза к моему лицу. Тяжелый взгляд, знакомый мне далеко не один год. Взгляд исподлобья, взгляд весом в несколько тон… Взгляд от которого становится трудно дышать.
— Вы так же отрицаете, что эммм… хммм… совокуплялись с самим Сатаной?
Я не верю, что слышу это! Нееет! Нет же! Если только мой бывший муж не есть сам Сатана! Потому что за всю мою жизнь я совокуплялась только с ним.
Ламберт совершенно неожиданно резко повернулся и посмотрел на «прокурора».
— Пусть ее проверят прямо сейчас! Пусть удостоверятся в том, что эта грязная женщина лжет и суд честный в своих обвинениях.
Голос герцога заставил всех замолчать и стихли даже ропот стражников у выхода из залы и голоса людей снаружи.
— Пусть ее осмотрит лекарь и вынесет свой вердикт. Если графиня Блэр не девственница ее казнят сегодня же, но вначале отдадут на потеху солдатам.
О Боги! Какая девственность? Я была замужем… Мою девственность он и забрал несколько лет назад. Я хотела было кинуться к трону, но меня удержали, а мой взгляд скрестился с дымчатыми глазами моего мужа. Я увидела, как изогнулся в ухмылке красивый и безумно чувственный рот, но эта ухмылка не коснулась его глаз.
ГЛАВА 6
В этом не было ничего похожего на посещение женской консультации и частного гинеколога. Хотя и там не испытываешь никаких положительных эмоций, а я так не испытывала их вдвойне. Так как знала предварительный приговор врачей, и надежда на чудо смелости мне не прибавляла.
Но то, что должно было произойти сейчас привело меня в состояние истерического шока. Тот, кого они назвали лекарем больше походил на… на какого-то Джека Потрошителя в нахлобученной на лоб высокой шляпе, длинном плаще до колен и сапогах с золотыми пряжками. Он нес собой саквояж и его лицо было скрыто в тени полей его шляпы. Но меня ужасал не столько его вид, сколько этот самый саквояж и понимание, что здесь нет в сторонке раковины с мылом и нет даже влажных салфеток и… он собирается это сделать здесь? В зале переполненной людьми?
Я взвыла и начала брыкаться, вертеть головой в судорожных попытках выплюнуть кляп, освободиться от сжимающих меня рук стражей. Я им не дамся. Они не смогут со мной ничего сделать. Это антисанитария, это… это невозможно. Только не здесь, не при всех. На меня не обращали внимание, и мои стражники держали меня настолько цепко, что я не могла даже шелохнуться.
Трое других копейщиков вытащили к стене стол. Я продолжала мычать, брыкаться и сильно мотать головой.
— Боится тварь! Боится, что сейчас станет ясно какая она развратная шлюха! Любовница дьявола! Потаскуха самого Сатаны!
Неужели он позволит? Неужели это произойдет на самом деле сейчас?
— Вынесите в залу ширму, побережем религиозные чувства присутствующих здесь леди и джентльменов. — послышался так хорошо знакомый мне голос от которого внутри все задрожало.
Меня силком затащили на стол, распяли и привязали руки к ножкам стола, содрали из-под подола панталоны и швырнули их куда под стену. Пока пытались развести в стороны ноги, я все же умудрилась ударить одного в челюсть, а другого в нос. Но им удалось связать мне и ноги. Распластать на столе, как пригвожденную к доске бабочку. Из-за ширины столешницы я не могла свести вместе колени. Тяжело со свистом выдыхая воздух, я смотрела как Потрошитель открывает свой саквояж и вытаскивает оттуда какие-то жуткие предметы. От понимания, что я совершенно не знаю в ком они еще побывали и, о Боже, каких и правда потаскух он осматривал до этого момента, меня затошнило. Но он хотя бы вымыл в тазу руки и вытер их полотенцем.
Вблизи Потрошитель оказался пожилым мужчиной с отрешенным чисто выбритым лицом, тяжелым квадратным подбородком и мясистым носом. Он действительно был похож на доктора. Точнее, он напоминал мне одного из наших светил — главврача Алексея Ивановича Парфенова, который принял нас в клинике и гнобил интернов как мог, вплоть до откровенной дедовщины. Я помнила это выражение лица «я все знаю, а вы идиоты» и вот этот устрашающий вид, будто не моргая расчленят вас и не испытают при этом ни малейших эмоций. Но спустя несколько лет мы фанатично на него молились и мечтали, что когда-нибудь станем похожими на него… И чем дольше я смотрела на лицо Потрошителя, тем сильнее мне казалось это сходство. Как будто Парфенов так же, как и герцог-Михаил, как и я оказался здесь. От этого узнавания я снова захотела заорать и дернулась всем телом, замычала, широко распахнув глаза. Пусть посмотрит мне в лицо. Пусть меня узнает! Я ведь была его ненавистной ученицей он клялся что я не продержусь и недели. Они что позвали играть в эту игру всех, кого я знала?
