— Маргарет передала мне медальон вместе с письмом. Там… там спрятаны волосы твоей прабабушки… Когда-то он отдал это матери Антуана. И та хранила их как реликвию. Я… не решалась отдать. Прятала у себя. Джош бы не принял его. Но ты… я так верю, что ты другой, мой мальчик. Ты всегда был добрым….
Софи сжала медальон в пальцах и прижала руку к груди.
— Возьми его. В знак примирения. Возьми… как знак того, что вы не чужие… Уговори Джоша простить Антуана. Уговори… Они ведь там умирают от голода из-за нас. Может ты на самом деле не так все услышал… Заставь Джоша простить и сам прости. Прости их сын! Умоляю тебя! И пусть закончится эта ненависть…
И на этом ее слова оборвались. Она закашлялась кровью, закатила глаза, начала хрипеть, и я умчался за Питером. Я плакал, как ребенок и просил его облегчить ей страдания. Просил… да, я просил прекратить ее боль и мучения.
Ждал за дверью, ходил в зад и вперед по комнатам и коридорам. Слышал ее стоны, ее плач. Или мне казалось, что я их слышу. Питер вышел ко мне с опущенной головой и снял повязку с лица, пошел к тазу мыть руки и дезинфицировать их. Я не спросил ни слова. И так все понял. Сполз по стене на пол, глядя в одну точку остекленевшим взглядом. Вот и все… теперь я остался совершенно один. Только я и смерть, царившая в Адоре, как у себя дома.
— Что это за медальон возле постели вашей матери?
— Маргарет Блэр прислала в подарок… в знак примирения. Это медальон моего деда с локоном его матери. София хотела, чтоб я взял его себе и примирился с Блэрами…
Тихо ответил я и закрыл лицо руками, впился в свои волосы, потянул так чтоб от боли потемнело в глазах.
— Это медальон из старого лепрозория, который находится неподалеку от Блэра. Когда-то там царила эпидемия Люти. Все зараженные были обязаны его носить и не покидать периметра лепрозория… в медальон зашиты мощи Святого Герарда. Пропитанные ядом разложения они являются распространителем болезни.
Я клялся отомстить. Я не просто клялся, я вспорол себе запястье и поливал могилу матери собственной кровью и повторял только одни и те же слова: «Они сдохнут… все. Они все сдохнут, мама. А потом будет мир… после того, как не останется ни одного Блэра!».
Только для того, чтобы выполнить клятву нужно было выжить. Посреди горы трупов, голода, болезней и сгоревших мертвых зданий. Всю местность, на которую напала Лють король Карл отгородил от других земель. Покинуть Адор не представлялось возможным. Армия была расставлена по всему периметру. Тех, кто пытался прорваться просто убивали. Карлу не нужно было возводить стену и отгораживаться от Адора стена вырастала сама из тел тех, кто пытался бежать от Люти, от голода и холода.
Приказ распространялся на всех и не важно к какой семье ты принадлежал. Лучники не подпускали никого. Одичавшие выжившие бродили по городам-призракам и искали еду. Что угодно лишь бы выжить. Были сожраны кошки и собаки, лошади и другой скот. Не осталось даже крыс. Люди быстро теряют человеческий облик. Намного быстрее, чем вы думаете. Достаточно трех дней без еды и животные инстинкты начинают преобладать, а аппетитная сухая корка хлеба выглядит для вас намного дороже человеческой жизни. Мы с Питером держались вдвоем. Прятались в подвалах замка. Я один знал лаз под землей ведущий в это место. Его знали только Ламберты. Потом голод выгнал нас на улицу. Мы по очереди бродили по опустевшим домам и искали хотя бы какую-то пищу. Я больше не был наследным принцем, не был герцогом Ламбертом я был голодным зверенышем, готовым убивать и рвать зубами даже за сгнившую и протухшую еду. Запах и качество уже давно не имели значения. Да и узнать во мне Моргана Ламберта было невозможно. Я исхудал, превратился в ходячий скелет с провалившимися глазницами и белыми губами. Пришла зима и мы обматывались тряпками, натягивали на себя что угодно лишь бы согреться. Вымыться было негде, да и не в чем. Мы завшивели и завонялись. Чумазые, всклокоченные и дикие рылись в отбросах и помойке. Но уже ничего не находили. От голода у нас скручивало желудки и казалось нас раздирает изнутри. Хотелось засунуть в рот что угодно. Мы если все что жевалось. Кору деревьев, грызли палки, разрезали кожаные ремни, которые находили у мертвых солдат и жевали их, пока воспаленный мозг рисовал нам картинки, что это баранья ножка или жареный картофель, а может быть горох или вяленое мясо. Иногда нам везло, и мы находили спрятанные запасы еды в домах, полных вспухших и разложившихся мертвецов. Это был праздник. Недолгий, но все же праздник. Мы оставались на том месте пока не заканчивался запас еды и шли дальше. По началу вытягивали мертвых на улицы и сжигали, потом перестали… Смерть стала для нас чем-то обыденным, чем-то повседневным. Она всегда была рядом и дышала нам в затылок. Нам приходилось убивать за свои запасы, нам приходилось драться за запасы, которые были у других. Никакого благородства. Оно осталось в прошлой жизни. Когда приходит голод благородство умирает в первую очередь. Но мы в чем-то оставались людьми… Тогда как некоторые ими быть перестали…
— Почему мы до сих пор живы, Джейкобс? Разве Лють не живет внутри и не должна сожрать нас, как и всех остальных?
Я протянул грязные руки к огню и старался не думать о том, что у нас остался последний кусок вяленого мяса и корка хлеба на двоих. И все… дальше начинается лес. Мы обошли уже весь город и все окрестности. Впереди только голод и холод.
— Не знаю. Я лекарь, а не колдун.
Он всегда был угрюмым и малоразговорчивым. Иногда это злило, а иногда его молчание успокаивало. Паника вывела бы меня из себя. Но мы оба ей не поддавались. Весь мир вокруг нас сошел с ума. Этого было достаточно.
— Может быть мы сможем выжить? — предположил я и затаился, ожидая от него ответ. Этот вопрос занимал, наверное, всех, кому удалось избежать болезни, и кто считал каждый свой прожитый день благословением небес. Мы осматривали друг друга на наличие язв и струпьев постоянно и в ужасе ждали, что кто-то из нас их все же найдет на теле у другого.
— Когда-то мой отец остался в деревне, где царила эпидемия другой дряни. Он называл ее чумой. Были люди, которые смогли выжить. В том числе и он сам. Объяснений данному феномену отец так и не нашел, кроме как предположил, что выжили те, кто были сильнее, чей организм оказался устойчив к болезни. Но как это произошло и от чего зависело он не знал…
Питер оживился и перевернул головешки в костре.
— Я долго думал над тем, что он мне рассказал и пришел к выводу, что у тех, кто выжил другой состав крови. В них присутствует нечто, сопротивляющееся болезни. Если мы действительно выживем я попробую найти что именно и создать лекарство.
В ту ночь к нашему костру приполз голодный парень, он умолял нас дать ему кусочек хлеба и обещал за это отвести нас в место, где есть еда. Как он сказал много… очень много еды. Мы поверили… накормили несчастного. Он повел нас за собой в лес. К дому охотника по имени Генри, который жил отшельником вместе со своей женой Гретой и собрал огромные запасы солонины и мяса. И теперь в его избушке можно найти пристанище, съесть горячий суп и отдохнуть.
