— Позвольте я сам! — Ламберт протянул руку к епископу и тот вложил кинжал ему в ладонь. От ужаса у меня перехватило дыхание. — Не думал, что вы боитесь змей. Разве ваше предназначение не заключается в том, чтобы уничтожить самого главного из ползучих гадов, спровоцировавшего первородный грех?
— Не надо, — прошептала я и епископ, подойдя сзади перехватил мой рот атласной лентой, впиваясь ею глубоко между губами, и завязывая ее сзади, снизу под крестом.
Герцог склонился надо мной. Все та же дьявольская усмешка. Поддел ткань на груди, вспорол лезвием и разорвал руками до самого конца, распахивая в стороны и полностью обнажая мое тело. Вся краска бросилась в лицо, опалило скулы, обожгла щеки. Я не ожидала что это будет вот так… При ней! При … нем! Морган… осмотрел мое тело и его ноздри затрепетали, как и губы. Кинжал все еще поблескивал в его руке.
— Вы ведь не делали этого раньше! — тихо сказал епископ.
— Всегда бывает первый раз, — сказал герцог и открыл книгу, которую держал в руках епископ.
— Когда-то мне преподавали уроки рисования. Некий менестрель из Блэра. Кажется, теперь он мертв. Видел его среди повешенных вдоль дороги. Всего лишь нарисовать символ нашей фамилии.
Он окунул острие ножа в чашу и в следующую секунду я замычала от захлестнувшей меня боли. Кинжал заскользил лезвием по внутренней стороне бедра. От неожиданности и непонимания что происходит меня затошнило. И перед глазами заплясали буквы того письма, найденного мною в келье.
«Будь ты проклят, герцог Ламберт, будь ты проклят трижды, Дьявол милостивей тебя, в аду лучше гореть, чем любить тебя. Смерть — это твое второе имя»…
Я встретилась взглядом с глазами герцога и змея на моем запястье захлестнула петлей, завертелась вдоль руки снова… И я дернулась всем телом когда оказалась в самом пекле…
Вонь гари и мяса, крики отчаяния и боли. Языки пламени сверкают в окнах, лижут стены домов, а подросток с огромными дымчатыми глазами прижимает к себе тело женщины, изуродованное страшной болезнью и его пересохшие губы, шевелятся, произнося лютые проклятия. И я знаю кто это… я никогда и ни с кем его бы не спутала, никогда бы не смогла не узнать его глаза. Он кричит, как от дикой боли и я ощущаю эту боль по всему телу.
Все закончилось очень быстро, а по моим щекам градом катились слезы. И не от того, что герцог что-то вырезал на моей ноге… Нет, я все еще была там. В той комнате, где ребенок раскачивался с телом матери и плакал… Ребенок с лицом герцога Моргана Ламберта.
— Все же рисовать я не разучился, — удовлетворенно сказал Ламберт, и я замычала еще раз, когда кожу опалил какой-то антисептик и смазали чем-то жирным. Я осознала, что лежу на алтаре и моя боль более чем реальна.
— Пусть милость Божья, скрестит ваши души. Пусть ниспошлет вам желанное чудо и продление рода вашего. Соединитесь в единое целое.
Я разлепила мокрые от слез веки и дернулась всем телом, когда увидела, как герцог делает глоток из прозрачного маленького бокала, а епископ макает в него красную розу и проводит по губам Моргана. От понимания, что это моя кровь меня снова начинает тошнить. Я вижу, как кусает губы белобрысая. Она недовольна. Она как натянутая струна и ее взгляды, которые она бросает в мою сторону наполнены такой жгучей злобой, что, если, бы она могла меня на этом алтаре зарезать она бы это сделала. Только я не знала за что. Разве меня только что не пытали и не мучили на ее глазах. Разве ей мало моих слез?
В этом мире все сошли с ума… И я сошла с ума. Потому что у меня жуткие видения или галлюцинации.
А он… тот, кого я любила там, в другом мире всей душой, всем своим существом оказался самым настоящим дьяволом и чудовищем. Мне все еще не верилось, что он самолично вырезал на мне какой-то знак. Но саднящая боль на бедре, уже слегка притупившаяся, напоминала об этом… как и том, что я увидела, когда встретилась взглядом с герцогом в момент, когда его лицо исказилось удовольствием от причиняемых мне страданий. Только я ничего не поняла… ничего кроме того, что и со мной тоже что-то не так.
Морган сбросил камзол, расстегнул рубашку, обнажая грудь и поворачиваясь к епископу.
— Заканчивайте ритуал, святой отец.
— Достаточно и руки, Ваша Светлость.
— Я хочу видеть этот знак Господа у себя на груди, — и вцепился в меня диким взглядом. У людей таких глаз не бывает. Только у зверей….И только сейчас я осознала, что у моего мужа в момент сильной ярости были именно такие глаза. Только я понятия не имела на что он способен. И здесь, в этом странном и жестоком мире, я открываю его изнутри… Или вовсе не его. Тогда кого?
Епископ провел лезвием посередине мускулистой, гладкой груди герцога и, когда из пореза выступила кровь, подставил другой бокал, собирая капли крови герцога. Потом развязал ленту и поднес бокал к моим губам. Я тут же сжала их, но герцог сдавил мои щеки, заставляя открыть рот и насильно влил сладковато-кислую жидкость, заставляя закашляться, поперхнувшись. Это была не кровь, а скорее вино, в которое капнули кровью. Это мое больное воображение нарисовало перед глазами целый бокал собственной крови.
Пока я пыталась отдышаться остатки ритуального напитка из обоих бокалов пригубила княгиня, позволив мазнуть по своим губам белым цветком, а потом он… Морган наклонился к ее рту и накрыл его своим. В эту секунду мне захотелось завопить, захотелось сорвать с себя все эти веревки и отобрав нож у епископа всадить его в грудь белобрысой и … этому Дьяволу! Кажется, я схожу с ума в этом мире вместе со всеми остальными.
— Пока будет длиться пиршество, посвященное помолвке пусть душа и тело этой оллы очистятся. — сказал герцог епископу.
Больше он на меня не смотрел. Они ушли, оставив меня валяться там, совершенно голую, связанную, залитую слезами. Ушли рука об руку.
И мне показалось, что те проклятия… те страшные слова на бумаге написала я сама. Я даже увидела, как белоснежная женская рука выводит эти буквы на бумаге…
ГЛАВА 12
Этот вечер казался мне нескончаемым. Все эти часы пока я сидел во главе стола и смотрел на лица своих подданных, пожиравших мясо, впиваясь зубами в сочные свиные ножки, запивая квасом и пивом. На их раскрасневшиеся лица, на осоловевшие глаза. Через несколько дней они так же будут жрать на моей свадьбе. Король Карл, его прихлебатели и жополизы, мечтающие меня свергнуть.
Мучительней всего было сидеть здесь и знать, что она там лежит, привязанная к столу. Голая, покрытая мурашками, дрожащая и испуганная. Именно такой мне и хотелось ее видеть с того момента, как я прочел ее отказ. Запомнил каждую букву, каждое предложение. С каким высокомерием она отказалась и выбрала своего Бога. Теперь ее Богом буду я. И сегодня я научу ее первым молитвам.
Мне. Своему хозяину. Моргану Ламберту Герцогу Адорскому, А еще через неделю я возьму ее тело.
— Всего лишь неделя и я стану твоей, — голос Агнесс вернул меня обратно за стол. Я посмотрел на нее и усмехнулся. Если бы не ритуал консумации брака, при котором будут присутствовать все эти красные рожи и сам король, я бы уже давно отымел ее. Хотя, я и сейчас удерживал маленькую княгиню на коротком поводке. Хотя мне уже давно приелись эти раболепные взгляды, дрожащие губки, мокрые складки и стоячие соски, стоит лишь шепнуть им на ушко какую-то банальную пошлость.
