— Приведи мою оллу. Скажи Чарльзу пусть ей наденут мешок на голову и скажут, что сегодня она идет на казнь.
— Нееет, это ошибка. Он не мог вам этого приказать. Это ложь!
Я вырывалась из цепких лап стражников пока Чарльз не замахнулся, и я не сжалась в комок, закрывая лицо. Первый инстинкт. Не знаю почему люди так устроены и закрывают именно лицо, не сердце, не живот. Как будто если их убьют само лицо будет иметь значение. Какие идиотские мысли. Меня тащат снова на площадь, а я думаю о такой ерунде.
— Наденьте ей мешок на голову.
Это прозвучало ужаснее, чем само известие о казни.
— Зачем? Чего я не должна видеть? Кому и что я могу рассказать? Вы все здесь сумасшедшие!
Мне натянули на голову мешок и от мерзкого запаха гнили и ужаса захотелось громко вопить, но я понимала насколько это бесполезно. Никто меня не освободит. Все эти фанатики слишком преданы своему лорду и я для них всего лишь его очередная забава. И сейчас, когда они считают, что он уже достаточно наигрался меня может ударить любой из его плебеев.
Быстро перебирая ногами, но не доставая до пола я почувствовала, как меня буквально вынесли из здания. Все тело обдало прохладным воздухом к вечеру жара спала и начал дуть северный ветер. При мысли о севере грудь сжала тоска. Как будто я скучала по тому чего вовсе не знала. По Блэру. Перед глазами пронеслись заснеженные деревни и замок со шпилями на вершине утеса. Наверное, это мое богатое воображение.
Меня оставили стоять на улице. Придерживая под руки и не снимая с головы мешка. Я слышала вопли толпы, слышала крики несчастных, которых вначале пороли, а потом повесили на площади, но громче всех голосила мать мальчика, которого кто-то убил … и это была точно не я. Но от слов этой женщины волосы становились дыбом и замирало сердце:
— Как же так? В чем повинен мой муж и брат! Кааак! Я сына потеряла! Ведьма его убила! Ведьмаааааа! Она в конюшне была. Космы рыжеватые, дьяволица тело порочное, лицо ангельское. Не бывает красоты такой у людей! Тварь она. Из тьмы пришла к нам! Она с сына моего душу выпила. Все мы видели. Дух его себе забрала и больше он не очнулся! Люди добрые! Что ж это делается! Как так? Не надо меня щадить! На виселицу хочу! К ним хочууууу!
Мне хотелось закрыть уши руками. Но я не могла мне их выкрутили за спину и так, и держали меня, чтоб слышала, чтоб понимала, что происходит. А потом опять подхватили под руки и потащили. Я упиралась. Кричала, пыталась вырваться, но все бесполезно и когда меня снова втащили в помещение я от страха тряслась, как в лихорадке. Наверное, тянут в пыточную, чтоб перед смертью пытать. Мое воспаленное воображение рисовало самые разные картинки, одна страшнее другой, но меньше всего я ожидала оказаться в комнате полуголого герцога. С меня сдёрнули мешок и нагнули в вынужденном реверансе, толкнули на пол так, чтоб распласталась униженная у его ног.
Моргана одевали портные и невысокий мужчина в кудрявом парике с голубыми бантами на темно-синем камзоле и атласной подушкой с булавками в руках. Месье дизайнер. Типа нашего Юдашкина… но скорее похож на Зверева. Да, определенно похож и очень сильно отдает голубизной. Что не удивительно для этой профессии. В голове почему-то прозвучало «Голубая луна… голубая» голосом Бори Моисеева. Совсем не кстати и не к месту. Почему-то именно здесь мне постоянно на ум приходили дурацкие песни. Наверное, потому что я вечно слушала музыку дома. Я можно сказать с ней вставала и ложилась спать. Но не такую, черт возьми, и не в такой ситуации, когда самой подходящей был бы Реквием. Но у меня вдруг проснулось чувство юмора. Определенно очень черного цвета. Мне не было смешно, мне периодически хотелось сдохнуть, но в то же время я дико боялась казни и пыток. Но больше всего мне хотелось оказаться в своем мире и в своей реальности.
— Я бы добавил серебристые запонки на манжеты, — сказал Зверев (теперь я его буду называть именно так, если сегодня не умру) и посмотрев в мою сторону брезгливо поморщился.
— Нет. Давайте что-то попроще. Не путай меня со своими любовниками, Лу.
Я еще ничего не понимала, обескураженная, растерянная стояла перед ним в измазанном платье, с торчащими в разные стороны волосами, провонявшаяся запахом мешка с гнилой картошкой и навоза. Портные сняли с Моргана рубашку, и я судорожно сглотнула слюну. Ламберт стоял ко мне спиной, обнаженный до пояса, он смотрел на себя в зеркало, а потом перевел взгляд на меня. Герцог повел плечами и под бронзовой кожей вздулись рисунком мышцы. Сильная спина, натренированная. Совершенно не спина вельможи. Разве он не должен быть холенным, изнеженным, как все богачи были в то время. Но я видела спортивное тело, привыкшее к тренировкам, тело с многочисленными шрамами, и я могла лишь предположить, что это следы от лезвия ножа и сабли или меча. Я не могла оторвать глаз от этой красоты и ловила себя на порочном желании коснуться этой спины руками, ощутить какие они наощупь его мышцы. Провести по ним ногтями, чтобы оставить кровавые следы. Но герцог отвлек меня от моих порочных мыслей, выдернул быстро и жестко.
— Мальчик умер по неизвестной причине. Его тело лежит в молельне и ожидает погребения. Мать сможет похоронить его завтра утром.
Сказал он и приподнял руки, позволяя портным надеть на него белоснежно-жемчужную рубашку с кружевами на рукавах и воротнике. Его длинные темно-каштановые волосы контрастировали с тканью, а смуглая грудь в распахнутом вороте привлекала взгляд своей гладкостью. На кожаном шнурке висел какой-то талисман, но я не могла его разглядеть издалека.
— Если бы мне дали осмотреть тело, то я бы сказала по какой.
— И кто бы тебе поверил? Сброд на площади? Суд присяжных? Кто?
— Например вы…
Усмехнулся уголком рта.
— Тебе важно, чтоб я поверил?
— Нет. Мне важно, чтоб меня не обвиняли в том, чего я не совершала и знали правду.
— Мне достаточно того, что я уже о вас знаю, поверьте. И ваше желание осматривать труп ребенка по меньшей мере странное.
— Меня сегодня казнят?
Он не ответил. Пока портные застегивали на нем рубашку, а Зверев ходил кругами и рассматривал каждую складку мы смотрели друг на друга через зеркало.
— Обождите за дверью! — скомандовал он и уже через секунду в комнате кроме нас никого не было.
Герцог недавно принял душ и его волосы были слегка влажными, их часть собрали сзади, приоткрыв виски и уши, и закололи заколкой. Я опустила взгляд ниже к широким плечам, к тонкой талии и узким бедрам стянутым белыми штанами, заправленными в высокие белые сапоги. Во всем этом каком-то вычурном великолепии он ни на грамм не выглядел менее мужественным. От него исходил дичайший аромат тестостерона и от созерцания его божественной фигуры у меня кипел в венах адреналин. Почему все вот так? Почему я не начала его ненавидеть, презирать, бояться в конце концов так чтоб не думать о красоте, не жаждать объятий, не захлебываться похотью. Я ведь знаю какое он чудовище и продолжаю хотеть его. Больная на всю голову, ненормальная идиотка.
