— Перед вами самое жуткое порождение тьмы, самый страшный кошмар, который преследует глубоко религиозного человека — столкновение с дочерью самого дьявола. Эта женщина — он указал на меня, вытянув руку в обличительном жесте, — эта женщина принесла Адору одни несчастья. Рядом с ней киснет молоко, мрет и горит скот, и погибают люди. Это она убила деревенского мальчика, по ее вине загорелась конюшня герцога и…
— Ложь! — крикнула я, — Наглая и грязная ложь! Конюшню подпалили! Лошади остались живы! Молоко… вы серьезно считаете, что оно скисло по моей вине? Или умер скот? А мальчик… мальчика задушили. Я видела тело… я!
— Она осквернила тело ребенка!
— Заткнуть ведьме рот!
— Отрежьте ей язык! — крикнул кто-то в толпе и ему начали вторить все остальные, скандировать «язык… язык… язык».
Мне затолкали в рот кляп, а я смотрела на герцога, на то как он, сидя рядом со своей женой словно не слышит в чем меня обвиняют, словно не был там и не знает, что конюшню подожгла не я. Его взгляд ничего не выражает, как будто ему наплевать, что происходит.
— Ведьма Блэр, отмеченная печатью в монастыре молчальниц, окольцованная змеей, призывающей сдерживать колдовство и этот знак был найден на ее теле, как и увечья, которые нанес ей, за то, что пыталась применить свои чары. Она скрывалась среди нас, пряталась, притворяясь кем-то другим, сменив свой облик. Из-за нее на нас обрушится гнев Божий, из-за нее придут болезни и нищета. Именем короля, герцога и всего человечества ведьма Блэр приговаривается к казни через сожжение.
Я дернулась на веревках, продолжая смотреть на герцога. Какой же далекий он сейчас, жестокий, властный, недосягаемый там на своем троне и не верится, что еще несколько часов назад я лежала под ним… стонала и извивалась под его поцелуями и ударами плоти внутри моего тела. Он говорил, что я ЕГО и… отрекся от меня так быстро и легко. Ради своей шкуры? Ради мира? Ради жены? Да ради всего… кто я для такого, как он? И у меня дрожат колени… не будь я привязана я бы упала лицом в землю и закрыла глаза, чтобы не видеть. Нет! Я их не закрою. Я буду смотреть на него до последнего вздоха. Я буду умирать и смотреть в его глаза.
«А там, в моей памяти я вижу, как Миша протягивает ко мне руки, как сплетает пальцы с моими пальцами. Я тоже в белом… и моя фата развевается на ветру, а лепестки роз кружатся в воздухе.
— Ты не пожалеешь? — тихо спрашиваю я и смотрю в его светло-серые грозовые облака, они освещены лучами счастья и это счастье так ему к лицу.
— О чем? О том, что люблю тебя?
— О том, что я… я ведь не такая. Я не для тебя.
— Ты больше, чем для меня. Ты под меня, ты точь-в-точь по мне. Моя понимаешь?
— Твоя… я только твоя, Морган»
Назвала его иначе и тут же очнулась от воспоминаний… понимая, что все так же смотрю Моргану в глаза уже наяву. Вцепившись намертво в его зрачки, лечу внутри них, как в туннеле на огромной скорости и мир вращается вокруг меня, просачиваясь запахом дыма. А внутри болезненно обрывается надежда, разбивается и разлетается на тысячи мелких, но совершенно тусклых осколков. Чудовищно осознавать, что тебя убивает тот, кого любишь всем сердцем в любой вселенной и в любой реальности, выбирая снова… Умирать на его глазах и по его приказу. Палач подносит факел к бревнам, и они загораются, а до меня доносится запах костра и первые искры поднимаются в воздух. Неет, это не я привязана веревками к столбу, это вера, надежда и любовь приговорены к сожжению, потому что их так и не увидели. Он слеп, как и все остальные. А я… я слишком косноязычна, чтобы в меня поверили.
Языки пламени поднимаются все выше и выше, и я вижу сквозь них лицо герцога, лицо моего персонального дьявола. Вот и свершилась его мечта — Блэр горит в огне, он ее уничтожил. И мне уже не страшно, мне невыносимо больно понимать, что я умираю от его рук. По щекам катятся слезы… разве там, в другом мире он не подписал мне точно такой же приговор, разве там он не поставил размашистую роспись и не казнил меня так же безжалостно, как и здесь? Променяв меня на нее… и обвинив во всем этом меня же?
* * *
«— Ну что довольна? Этого хотела?
Я вздрогнула от неожиданности и повернулась к нему.
— А ты?
— При чем здесь я. Я исполнил твое желание. Ты ведь так хотела свободы. Счастлива?
На меня не смотрит — только на дорогу.
— Что молчишь? Отвечай, как есть. Когда свадьба с Алексеевым? Я слышал ты устроилась к нему в клинику?
— Устроилась.
— Молодец. И как? Сбылась мечта о другой жизни?
— Пока нет. Но обязательно сбудется.
Посмотрела на его руку — безымянном пальце по-прежнему обручальное кольцо. Не снял. На моем тоже. И опять стало больно. Так больно, что я не смогла больше на него смотреть и отвернулась к окну.
— С Алексеевым?
— Какая разница с кем — главное не с тобой! С тобой мои мечты не имели ни малейшего шанса.
Ухмыльнулся и вцепился в руль.
— И не будут иметь. Сегодня от этой клинки камня на камне не останется! Ты не выйдешь за него. Не выйдешь ни за кого! Будешь счастлива сама! В гордом одиночестве! Без меня — значит ни с кем!
Не кричит, нет. Говорит с расстановкой, чеканя каждое слово.
— Ты не имеешь права! Мы развелись! Я могу теперь жить своей жизнью! Или ты развелся, чтобы свободно со своей той Алиной крутить? Шлюхой белобрысой?
— Конечно! С тысячью Алин, Ир, Надь, Свет! Всех перетрахаю теперь! Раньше-то меня бумажка сдерживала, а сейчас все. Свобода. Можно всем разрешение показывать подписанное бывшей женушкой!
Мне захотелось вцепиться ему в лицо за этот сарказм, за то, что продолжает опускать все ниже и ниже.
— Ну так и у меня есть подписанная бумажка! Что хочу теперь то и делаю! С кем хочу с тем и трахаюсь!
Я выдернула из сумки свидетельство и помахала им у него перед носом. Но он тут же у меня его выхватил и, открыв окно, вышвырнул в снег.
— Херня твой развод! Мне насрать! Шею сверну каждому и тебе в том числе! Никто не приблизится. Я не позволю. Моей будешь, как говорится, пока смерть не разлучит нас. Только теперь без прав. Никто и звать никак. Хотела- получай. Я всегда исполняю желания женщин!
Стало не по себе… Он никогда раньше так не говорил со мной. Я никогда не видела его таким. Слезы навернулись на глаза от обиды и от того что позволяет себе вот так со мной обращаться. Как с вещью.
— Тогда пусть бы она нас разлучила. Лучше смерть, чем с тобой! Ненавижууууу!»
* * *
Языки пламени прыгают перед глазами, мечутся, дергаются и дым забивается мне в легкие, голову сдавливает железным обручем все сильнее и сильнее, и грудная клетка разрывается от попытки закричать, но в горле кляп, а глаза разъело смрадом и жар пышет мне в лицо.
