– Мам, извини, что я тебя расстроил, – сказал я с заднего сиденья.
– И ты меня извини, – ответила она, выдыхая дым. – Но я твоя мама. Я беспокоюсь за тебя.
– Спасибо. Но со мной все хорошо, – сказал я. – Помнишь, как ты пыталась кормить меня здоровой пищей, когда я рос?
– Ты ненавидел ее и обвинял меня в издевательстве над детьми, – засмеялась она.
– А теперь я не ем ничего, кроме бурого риса, тофу и овощей, – сказал я.
– Ах, какая ирония. Просто ешь достаточно белков, и я буду спокойна.
– Хорошо. Спасибо, что беспокоишься, мам.
– Всегда пожалуйста, – улыбнулась она.
– Не хочешь остаться на ночь? – спросил Ричард. – Кровать в твоей старой комнате постелена.
– Спасибо, Ричард, но я поеду обратно в город, работать над музыкой.
– Хорошо, но если ты захочешь у нас остановиться – добро пожаловать в любое время, – сказал он. – Это все еще и твой дом.
Он остановился у железнодорожной станции Дариена, и я вышел из машины.
– Пока, мам, – сказал я через открытое окно. – Извини, что поспорил с тобой.
– Пока, Моби. И ты меня извини, что поспорила с тобой. Я люблю тебя.
– И я тебя люблю. Увидимся еще.
Я пошел к платформе. Там стояли еще несколько человек, которые тоже возвращались в город после Дня благодарения, проведенного с семьей. Порыв ветра ударил мне в спину, когда подошел поезд, затолкнув меня внутрь, и я отправился домой.
Глава пятнадцатая
Скрещенные руки
– «Пале де Боте»? – переспросил я, не уверенный, что услышал правильно. Я был в гостях у своего друга Джиджи. Он был высоким французом-диджеем и недавно переехал в огромный лофт на углу Бродвея и Блекер-стрит вместе со своей женой Мариполь.
– Мариполь дружит с владельцем – можем устроить там вечеринку в следующий вторник, – сказал Джиджи. Он курил сигарету и пил эспрессо, и через окна, выходящие на запад, на него падал мягкий свет вечернего солнца.
– А времени на рекламу будет достаточно? – спросил я.
В комнату вошла Мариполь, стуча по полу каблуками-шпильками. Она тоже была француженкой, но намного более устрашающей, чем Джиджи.
– Времени достаточно, – объявила она. Затем, закурив сигарету «Житан», добавила: – У тебя есть список, у нас с Джиджи тоже есть список. Я позову Мадонну, будет полный зал.
– Ты играл в «Палладиуме» для трех тысяч зрителей, – сказал Джиджи. – А этот клуб вмещает всего пятьсот.
– Ты играл в «Палладиуме» для трех тысяч зрителей? – спросила Мариполь.
– Ну, да, – осторожно сказал я. – На разогреве у Snap!.
– Но они не приехали, – сказал Джиджи. – Так что Моби был хедлайнером.
Она была изысканной европейкой с черными как смоль волосами, водила дружбу с Мадонной и Энди Уорхолом. А я – двадцатипятилетним парнем из Коннектикута, жившим в дешевой съемной квартирке, которая пахла сваренными во фритюре котами.
Мариполь настороженно посмотрела на меня. Она была изысканной европейкой с черными как смоль волосами, водила дружбу с Мадонной и Энди Уорхолом. А я – двадцатипятилетним парнем из Коннектикута, жившим в дешевой съемной квартирке, которая пахла сваренными во фритюре котами.
– А еще у Моби недавно вышла новая пластинка, – сказал Джиджи.
– У тебя новая пластинка? – спросила она.
– Ага, мой первый сингл, – сказал я.
– Какой лейбл? – скептически спросила она.
– Instinct Records. С Четырнадцатой улицы.
– Никогда о них не слышала, – ответила она и вышла из комнаты, оставив за собой шлейф французской парфюмерии и сигарет. Мы с Джиджи переглянулись.
– Так… значит, в следующий вторник? – спросил я.
– Да! – ответил он. – Будет круто! Я сделаю флаеры, можешь раздать их в «Марсе».
На следующий день я пришел в лофт Джиджи и Мариполь и забрал стопку флаеров. «Мариполь представляет: диджей Джиджи и Моби в Пале де Боте», – прочитал я.
В четверг и пятницу я сновал туда-сюда по лестницам «Марса», заходил в разные комнаты и раздавал флаеры всем встречным.
– Джиджи будет диджеить, а я – играть вживую! – снова и снова кричал я. – А еще там будет Мадонна!
Потом я стоял у выхода из «Марса» под дождем до пяти утра и совал флаеры тем, кто выходил из клуба. Большинство листков остались лежать на мостовой или на тротуаре, но несколько человек все-таки убрали их в карманы.
В субботу я работал в «Марсе» диджеем, так что я отдал стопку рекламок Полу и Дамьену, которые тоже обошли клуб от подвала до крыши и обратно, раздавая листовки. Обычно за раздачу флаеров конкурирующего клуба в «Марсе» выставляли за дверь, но по вторникам «Марс» не работал, так что Юки сказал, что все нормально. А еще ему, похоже, показалось очень милым, что его маленький диджей Моби выпускает двенадцатидюймовый сингл и подрабатывает клубным промоутером.
Прошло несколько дней, и как-то очень быстро наступил вторник. Я раздал около двух тысяч флаеров, Джиджи и Мариполь, должно быть, – еще пару тысяч. Мариполь знала всех, а Джиджи был крутым и гламурным французским диджеем, поэтому я предполагал, что вечер выйдет потрясающий. У меня было даже что-то вроде видения: я прихожу в «Пале де Боте» около десяти вечера, пробираюсь мимо длинной змеящейся очереди ко входу и слышу, как в толпе говорят: «О, это Моби. Он сегодня играет, а еще он промоутер». Я оказываюсь у двери, и прекрасная привратница говорит: «Моби, заходи, все уже в сборе!» Я играю концерт, и откуда-то сбоку его слушает Мадонна.
А когда я заканчиваю, она обнимает меня и восклицает: «Ты супер! Давай я тебе помогу! Я в тебя верю!»
В четыре часа я приехал в «Пале», располагавшийся на углу Бродвея и Девятнадцатой улицы, сложив все свое оборудование в багажник такси. Я попросил водителя подождать, подбежал ко входу в клуб и постучался. Никто не ответил. Я постучался снова. Опять никого.
– Эй, доставай уже свои вещи из багажника! – крикнул таксист.
– Хорошо, ты мне поможешь?
– Мне нельзя выходить из машины, – сказал он, смотря прямо вперед через грязное лобовое стекло.
Я выгрузил все, поставил аппаратуру перед дверью клуба и расплатился с таксистом, а потом сел и стал ждать. Через полчаса я ради эксперимента решил опять постучаться: ответа снова не последовало.
Мимо проходил бомж; увидев меня, сидевшего на тротуаре в окружении аппаратуры, он остановился.
– Эй, сыграй мне песенку, – сказал он.
– Не могу. Электричества нету.
– Ладно, тогда я тебе сыграю песенку!
Он начал танцевать и петь свою версию White Wedding. Прохожие торопливо шли мимо, а он размахивал кулаками в воздухе и ухмылялся как Билли Айдол.
