– Мистер Холл? – спросил он с интеллигентным массачусетским акцентом. – Я доктор Ли.
Я ждал какого-нибудь семидесятилетнего старика в белом халате. Но этот парень был моложе меня и пах по́том и дешевым одеколоном.
– В чем проблема? – спросил он, утирая лоб рукавом рубашки.
– У меня температура, которая никак не проходит. Но сейчас август, как я вообще мог заболеть?
Он усмехнулся.
– У вас летний грипп. Так часто бывает.
Он пощупал лимфоузлы на шее, заглянул мне в рот, проверил пульс.
– Ладно, я дам вам таблетки. Вы скоро выздоровеете.
– О, я веган. В ваших таблетках есть животные продукты?
Он задумался.
– Ну, в них есть препарат из оленьих рогов. Это считается веганским?
– Нет, я не могу принимать таблетки из оленьих рогов.
Он кивнул.
– Хорошо, я дам вам другие. Без оленьих рогов.
Он прошел к шкафу, открыл большую коробку и вытряс оттуда в пакет кучку серых пилюль.
– Вот. Принимайте их три раза в день, мистер Холл, и скоро выздоровеете.
Через четыре дня у меня по-прежнему была температура сорок. Я лежал неподвижно на матрасе, а Уолнат свернулась клубочком рядом со мной.
– Блин, я очень болен, Уолнат, – сказал я.
Уолнат посмотрела на меня, словно говоря: «Знаю. Мне жаль. Что я могу сделать?»
– Ты и так делаешь достаточно, Уолнат. Спасибо.
Я заснул прямо на матрасе; вентилятор обдувал меня горячим воздухом. Меня разбудил телефонный звонок.
– Алло? – прохрипел я.
– Привет, Моби, это Барри. Как себя чувствуешь?
– Я очень болен.
– Жаль. Не хотел тебя беспокоить, но звоню, потому что главный звукоинженер «Вестерн-Янг» может завтра сделать мастеринг твоей пластинки. У него отменился один из клиентов, и можно вписать тебя.
Главный звукоинженер «Вестерн-Янг» был одним из самых успешных специалистов по мастерингу в Нью-Йорке, и мне сказали, что у него все расписано на несколько месяцев вперед.
– Ладно, хорошо, буду, – сказал я, положил трубку и вырубился.
Меня снова разбудил телефонный звонок.
– Привет, Моби. – Это была Сара. – Я после работы пойду поужинаю в ресторане – можешь погулять с Уолнат?
– Сара, я очень болен, – сказал я. Она недовольно выдохнула.
– Тебе нужно просто погулять с Уолнат.
– Ладно, – сказал я. У меня даже веки горели от температуры. – Пока.
Она положила трубку, даже не попрощавшись. Саре не нравились больные люди. Когда мы только начали встречаться, я подхватил грипп, и она вела себя как Лени Рифеншталь: холодная, безучастная, разочарованная моей демонстрацией человеческой слабости.
Мир двигался слишком быстро, в автомобиле было слишком жарко, а я слишком болел.
Больше никаких звонков не было, и я проспал весь день. Вечером я на пять минут вышел погулять с Уолнат, потом рухнул обратно на матрас.
На следующий день я проснулся от жары; Сара уже ушла на работу. Я даже не помнил, как она вернулась вчера вечером; я был без сознания из-за болезни, которая меня убивала.
– Привет, Уолнат, – сказал я, заходя на кухню. Уолнат лежала на полу. – Уолнат, с тобой все хорошо?
Она посмотрела на меня и завиляла хвостом, но не встала. Я принес своей собаке ее любимую игрушку, зеленого плюшевого осьминога. Она, не обратив на него никакого внимания, закрыла глаза.
– Ладно, Уолнат, мне надо одеваться и идти. Я вернусь.
Я зашел в душ. Горячая вода на разгоряченной коже казалась раскаленной, а холодная обжигала. Я оперся о стенку душевой кабинки и закрыл глаза. Но передо мной забрезжил луч надежды: главный звукоинженер «Вестерн-Янг» сделает мастеринг моего альбома. Он возьмет мои кое-как сведенные записи и превратит их в нечто потрясающее. Я был в этом уверен. Он спасет мои записи и заодно меня. Может быть, он даже поможет мне набраться смелости и разорвать отношения, в которых не осталось ни грамма любви.
Я вытерся, оделся и сел на матрас, пытаясь набраться сил.
– Уолнат, ты в порядке? – позвал я. Она медленно подошла к матрасу и посмотрела на меня. Я поднял ее и положил на матрас, и она закрыла глаза.
– Я вернусь через несколько часов, Уолнат, – сказал я.
Я сел в такси, выглянул в окно, когда машина пришла в движение, и меня едва не вырвало. Мир двигался слишком быстро, в автомобиле было слишком жарко, а я слишком болел. Август – самый жестокий месяц в Нью-Йорке, он дышит на тебя тяжелым, зловонным воздухом.
Когда я добрался до студии в центре города, секретарша сказала мне:
– Входите, звукоинженер скоро придет.
Я сел в дальней части студии на большой черный кожаный диван, разглядывая платиновые диски на стенах.
– Эй! Привет! Ты Моби?
Я открыл глаза. Невысокий, худой человек с дикими глазами и длинными тонкими волосами стоял передо мной и улыбался как маньяк.
– Привет, ты звукоинженер? – спросил я.
– Да! Слушай, хочешь кофе? Чаю? Пива? Хочешь чего-нибудь? Я тебе все принесу. Моби! У тебя пленки с собой? Я все очень клево сделаю! Будет качать!
Я не понимал, почему он говорит так много, так громко и так быстро.
– Можно воды немного? – спросил я.
Он подпрыгнул и выбежал из комнаты.
– Сейчас принесу воды!
Вернулся он только минут через пять.
– Вот тебе вода! – сказал он, утирая нос.
О. Вот теперь я все понял: он под коксом. Я был наивным трезвенником, но даже я знал, что когда у кого-то язык ворочается со скоростью миля в минуту, а потом он убегает и, вернувшись через пять минут, утирает нос, это значит, что он нюхает кокаин.
– Так, давай сделаем это! Сейчас будет колбасить!
– Ну, некоторые песни танцевальные, – тихо сказал я с черного кожаного дивана. – Но там есть немало и тихих вещей.
Мой собеседник меня даже не услышал – он настраивал оборудование и напевал что-то про себя.
– Моби, тебе нравится тусить? – спросил он.
– Нет, спасибо, я трезвенник.
Ничего не ответив, он вернулся обратно к настройке оборудования.
– Так, с чего начнем? Давай работать! Я весь на взводе, Моби, а ты на взводе? – закричал он.
Я не был на взводе. Мне казалось, что я все глубже и глубже погружаюсь в диван.
– Я взволнован, – слабым голосом ответил я. – Спасибо, что нашел время заняться мастерингом моей пластинки.
