– Ха! – сказал он. – Хочешь еще воды? Сейчас сбегаю за ней! Он выбежал из комнаты. Я закрыл глаза. Становилось все жарче.
Я подумал об Уолнат, которая неподвижно лежала на моем старом матрасе, и мне очень захотелось просто взять и отрубиться на этом ужасном черном кожаном диване. Бедная Уолнат. Бедный я.
Прошло пять минут, и звукоинженер вернулся.
– Вот тебе вода! – крикнул он, протягивая мне бутылку «Поланд Спринг». Я поставил ее рядом с другой полной бутылкой «Поланд Спринг».
– Первый трек! Feeling So Real! Мне нравится! Хорошее название! Он нажал «Пуск»; я еще никогда не слышал музыку так громко. Он добавил басов, потом – высоких частот. Затем – еще высоких. Остановил песню, перемотал на начало и запустил заново, каким-то образом сделав ее еще громче. И, наконец, добавил еще басов и верхов.
– Вот, получилось! – закричал он. – Как качает! Правда? Тебе нравится?
Он развернулся ко мне в своем кресле и уставился на меня дикими глазами.
– Хорошо звучит, – осторожно сказал я, на самом деле не зная, хорошо или плохо звучит трек, лучше или хуже. Я понимал только одно: он теперь очень громкий.
– Хорошо! Отправляем в печать!
Я выпил воды и моргнул. Мои веки были горячими, и комната поплыла перед глазами.
О нет.
Я добрался до нашей квартиры. Вонь шла изнутри.
О нет, нет. Я серьезно, нет.
Я открыл дверь и сглотнул.
Через точно такой же процесс прошли и все остальные треки на альбоме. Он слушал их на такой громкости, что казалось, барабанные перепонки сейчас порвутся. Он добавлял басов, верхов, выбегал из комнаты, чтобы принять еще кокса, возвращался, добавлял еще басов и верхних частот и кричал мне, что музыка «колбасит!», даже когда сводил тихие песни без барабанов вроде When It’s Cold I’d Like To Die. Через три часа мастеринг завершился.
– Все готово! Моби, все готово! – закричал он и вскочил с кресла. – Очень круто работать с тобой, Моби! Отличный день! Эта хрень дико качает! – сказал он, схватил меня за руку и стал энергично ее трясти.
– Спасибо еще раз, – ответил я. – Надеюсь, скоро послушаю все дома.
– Мы сегодня же пришлем тебе диск! Скажи потом, что думаешь! Мне кажется, что тут все качает! Просто дико качает!
– Хорошо, я позвоню, – ответил я и, шатаясь, вышел из студии обратно в фойе. Я ничего не понимал. Мне еще никогда не приходилось заниматься мастерингом альбомов – именно так все и происходит? Звукоинженер действительно сотворил волшебство? Или же мой альбом теперь звучит как громкая музыка, сведенная каким-то сумасшедшим типом под кокаином?
Когда я вышел на улицу, жара ударила по мне гигантским кулаком. Я хотел упасть на тротуар и умереть. Но дома была Уолнат, и мне нужно было за ней ухаживать. Я доехал на такси до дома, зашел в подъезд и сразу почувствовал запах, одновременно похожий на канализацию и ведро сгнивших морепродуктов. Я поднялся на наш этаж, и запах усилился.
О нет.
Я добрался до нашей квартиры. Вонь шла изнутри.
О нет, нет. Я серьезно, нет. Я открыл дверь и сглотнул.
Повсюду были понос и рвота Уолнат. Повсюду. Пол был буквально покрыт желтой рвотой и поносом, разогретым при температуре тридцать восемь градусов.
– Уолнат? Уолнат? – позвал я. Затем я вошел внутрь, естественно, наступив в понос и рвоту.
Я нашел Уолнат в ванной. Она лежала на кафеле, пытаясь хоть как-то охладиться, и смотрела куда-то мимо меня расфокусированным взором.
У меня было два варианта. Первый: уйти, запереть дверь и больше никогда не возвращаться. Оставить позади ужасные отношения и квартиру без кондиционера, забрызганную собачьим дерьмом и блевотиной. Вариант был соблазнительным, но передо мной лежала Уолнат. Она была очень больна, а я ее любил.
Итак, второй вариант: помочь Уолнат. Я взял ее, вынес на улицу и остановил такси.
– Можно мне довезти собаку в машине? – спросил я.
– Никаких собак в машине, – ответил водитель.
– Я заплачу пятьдесят долларов, – сказал я. Он задумался.
– Хорошо. Но не запачкайте там мне ничего! Мы проехали по Первой авеню до ветеринарного госпиталя на Девятнадцатой улице, и я отнес Уолнат в кабинет экстренной помощи.
– Моя собака без сознания, у нее была очень сильная рвота и диарея, – сказал я секретарше за плексигласовым окошком.
– Садитесь, – сказала она.
Я сел на коричневый виниловый диван, держа Уолнат на коленях, и стал утешать ее и себя, снова и снова повторяя: «Все будет хорошо». Подошла негритянка-ветеринар, посмотрела на Уолнат и спросила:
– Кто тут у нас?
– Уолнат, – ответил я.
– Вы делали ей прививку от парво? – спросила она.
– От чего?
Она покачала головой.
– Так, ясно: у нее парвовирус. Сразу скажу вам, сэр: она может умереть.
– Что такое парвовирус?
– Это вирус, которым собаки заражаются от других собак. Смертность составляет пятьдесят процентов. Давайте я заберу ее.
Она взяла Уолнат и унесла ее через металлическую двойную дверь, оставив мне планшетку с бумагами для заполнения.
Я оставил собаку в госпитале и поехал на такси домой. Запах стал еще хуже. Я достал из-под раковины губки и два часа отмывал всю рвоту и понос. Они были под холодильником, на матрасе и даже в трещинах между половицами.
Пока я выжимал пропитанную дерьмом губку в ванной, зазвонил телефон, и прозвучало сообщение на автоответчик:
– Эй, Моби, это Сара. Я пройдусь после работы. Можешь снова погулять с Уолнат?
Я хотел взять трубку и спокойным тоном ответить: «Я не могу погулять с Уолнат, потому что она умирает в больнице. Тут повсюду дерьмо и блевотина. У меня температура сорок градусов, и я только что провел день с каким-то кокаинщиком, который, скорее всего, испортил мой альбом».
Но я остался стоять у раковины с губкой и слушал голос Сары, пока мимо не проехала пожарная машина, заполнив всю квартиру звуком сирены. Иногда, когда мимо проезжали пожарные, Уолнат подвывала в тон. Иногда пыталась гоняться за отблесками мигалок на стенах и потолке.
Я сел на уголок матраца, куда Уолнат не рвало. Мое тело горело от лихорадки, воздух был горячим и вонял собачьей блевотиной. Я подумал об Уолнат, больной, одинокой и перепуганной. Все пошло наперекосяк. Все было неправильно.
Глава тридцать четвертая
Пылинки
Мы с Сарой разошлись, сошлись, разошлись и снова сошлись. А потом разошлись. А потом, для полного счастья, опять сошлись.
Мы экспериментировали, пробовали встречаться с другими людьми, но это приводило лишь к ревности и отчаянию, в основном с моей стороны. В теории я ничего не имел против того, чтобы она была с кем-то еще. Мы посещаем много разных ресторанов, смотрим много разных сериалов, почему бы тогда и не встречаться со многими разными людьми? Но в первую же ночь, которую она провела дома у другого мужчины, мне захотелось оторвать себе лицо. Я всю ночь сидел один в нашей квартире, и ревность была рядом со мной – ухмыляющаяся старая демоница с желтой как воск кожей.
