Дождь пробивался через ветви ароматных эвкалиптов, а по обе стороны улицы текли грязные ручейки. Мы прошли по длинной, скрипучей деревянной лестнице к старому треугольному дому, прятавшемуся под бугенвиллеей и дубами. Дверь открылась, и нас встретила Нина Хаген. У нее были ярко-розовые волосы, а одета она была в оранжево-черное кимоно.
– Эли! – сказала она с хриплым немецким акцентом. – А это Моби?
– Привет, – ответил я. – Я Моби, а это Анджела.
– Заходите! – сказала она. – Хотите чаю?
Она приготовила чай, и мы сели под залитым дождем потолочным окном за ее деревянный кухонный стол: Нина Хаген с розовыми волосами, Эли, мой тур-менеджер из Северной Ирландии, Анджела, бывшая дорогая проститутка, и я, бывший трезвенник-христианин.
– Нам так нужен дождь, – сказала Нина. – Это подарок Бога.
Потом она что-то вспомнила.
– О! – воскликнула она. – Надо тебе принести кое-что!
Она вскочила и убежала в одну из комнат; кимоно развевалось за ее спиной.
– Моби, мне кажется, тебе вот это очень подойдет, – крикнула она из дальнего конца коридора.
Она пришла обратно на кухню с огромным зеленым монстром в руках.
– Вот! – сказала она. – Она твоя!
Я забрал монстра. Это оказалась меховая кислотно-зеленая куртка.
– Правда? – спросил я. – Ты уверена?
– Забирай! Я ее ни разу не носила, а тебе как раз подойдет!
Я встал и надел куртку.
– Ух ты, – сказала Анджела.
– Выглядит идеально! – сказала Нина. – Теперь ты настоящая благословенная рок-звезда!
Я подошел к зеркалу и посмотрел на себя. Куртка была толщиной около восьми дюймов и полностью сделана из кислотно-зеленого меха монстра из «Маппет-шоу».
– Ты уверена? – еще раз спросил я.
– Она твоя! Она тебе необходима!
Я сел за стол в своей гигантской зеленой куртке и выпил чаю.
– Ты придешь сегодня на наш концерт? – спросил я у Нины.
– О, дорогуша, нет, – сказала она. – Я никогда не хожу по тусовкам.
– Как Грета Гарбо?
– Как Нина Хаген! – ответила она вполне серьезным, несмотря на смех, тоном.
Вскоре дождь еще сильнее застучал по деревянной крыше.
– Мо, нам пора ехать. У нас саундчек, – напомнил мне Эли. Мы играли на Enit Fest Перри Фаррелла в каком-то театре в Голливуде. То был андеграундный электронный контрапункт для огромного левиафана, который он создал в лице Lollapalooza, и саундчек начинался в три часа дня.
– Рад знакомству, Нина, – сказал я. – Куртка мне очень нравится.
– Отлично на тебе сидит! Твоя первая куртка настоящей рок-звезды!
Мы поехали под дождем обратно в Голливуд. После саундчека я встретился с Анджелой у нее дома – он прятался в одном из переулков близ театра. Там были простые белые стены, темные деревянные полы и подержанная скандинавская мебель. Мне представлялось, что высокооплачиваемые проститутки живут в более «проституточных», что ли, домах, но ее жилище казалось совершенно нормальным. В кухне у нее был блендер и целый набор специй, что почему-то особенно меня удивило.
– Мне тоже очень нравится спать с тобой, Моби, – сказал я тоненьким голоском, подражая ей. Анджела засмеялась. – С тобой у меня был самый лучший секс, – продолжил я, – намного лучше, чем со всеми этими миллиардерами.
Пока Анджела одевалась и красилась, я увидел ее книжный шкаф.
– Можно посмотреть твои книги? – спросил я.
– Да, только не смейся.
Я посмотрел на имена авторов: Сильвия Плат, Альбер Камю, Чарльз Буковски, Клайв Льюис.
– Над чем тут смеяться? – спросил я. – У меня тоже есть все эти книги.
– Я уже почти готова, – сказала она. – Давай о книгах чуть позже.
Я прошел к ее коллекции дисков. Mazzy Star, Майлз Дэвис, Ник Дрейк.
– Мне нравятся твои диски, – сказал я.
– Мне тоже.
– Хотя многие из этих писателей и музыкантов покончили с собой, – заметил я. – У тебя депрессия?
Она засмеялась.
– Сейчас – точно нет.
Я сел на диван.
– Мне очень нравится спать с тобой, – сказал я. Она сидела на краю своей кровати и сосредоточенно натягивала чулки.
– Мне тоже очень нравится спать с тобой, Моби, – сказал я тоненьким голоском, подражая ей. Анджела засмеялась. – С тобой у меня был самый лучший секс, – продолжил я, – намного лучше, чем со всеми этими миллиардерами.
Она вышла из спальни в короткой черной юбке, белой блузке на пуговицах и старой джинсовой куртке. Мы вышли из ее совершенно обычной квартиры, сели в машину и поехали по Голливуду под дождем.
Когда мы приехали, в театре было очень жарко и полно народу. Диджеем работал Кеоки; я не видел его уже пару лет, так что подошел к диджейской кабинке поздороваться. Я знал его с 1990 года; со мной больше дружил его бойфренд Майкл Элиг, но Кеоки тоже был нормальным парнем.
– Как Майкл? – спросил я. По лицу Кеоки пробежала тень.
– Много всякого происходит, – ответил он. – Потом поговорим. Мы с Анджелой спустились в мою гримерку.
– Если хочешь походить по клубу – иди, – сказал я. – Мне надо переодеться и приготовиться к выступлению.
Она поцеловала меня.
– Хорошо, увидимся после твоего концерта.
Я надел черные джинсы и черную футболку, потом попрыгал по гримерке и постучал по дивану барабанными палочками. Выйдя из раздевалки, я стал бегать по коридору, мимо двери Трейси Лордс, которая позже выступала с диджейским сетом. Она оживленно беседовала с какими-то людьми в черных рубашках. Они выглядели то ли как клубные промоутеры, то ли как порнографы из Восточной Европы. Мы с Трейси не были знакомы, но я помахал ей. Она с недоуменным видом помахала в ответ.
Трейси Лордс начала свой диджейский сет. Я смотрел на нее сбоку сцены и постепенно осознавал иронию ситуации: техно-ботаник вышел голый, а порнозвезда – в одежде.
Через пять минут я уже выбежал на сцену с барабанными палочками в руках. Мы отыграли рейвовый сет, но перед Feeling So Real я надел гитару, и мы сыграли Paranoid, знаменитую песню Black Sabbath.
Когда мы заиграли Feeling So Real, я посмотрел в сторону; у входа на сцену стояли Трейси Лордс и Перри Фаррелл, а рядом с ними танцевал Чарли Шин. Тысячи людей в театре купались в свете стробоскопов и зеленых лазеров. Все выглядело как инопланетный апокалипсис.
Когда мы вышли со сцены, зрители скандировали мое имя, а Тим протянул мне пиво.
– Я могу к этому привыкнуть! – крикнул я Скотту и Эли. Те улыбнулись.
