Уолнат пережила парвовирусную инфекцию, но прежний общительный характер к ней так и не вернулся. В конце концов моя исстрадавшаяся маленькая питбультерьерша уехала на север штата к моим друзьям, и там ей было веселее, чем в городе.
Джиллиан превратилась в госпожу Доминику. Она стояла у своего кофейного столика из Pottery Barn, одетая в комбинезон из ПВХ. В руках у нее была плетка, и она казалась какой-то маленькой.
Мы с Джиллиан никогда не заводили разговоров о совместной жизни, но каждые две недели встречались, чтобы пить пиво, заниматься сексом и обсуждать собак.
Однажды она прислала мне факс.
– Позвони мне. Я хочу, чтобы ты стал доминатрикс.
Я позвонил.
– У меня есть клиент, который хочет переодеться продавцом париков, – сказала она. – Он будет у меня дома притворяться, что продает мне парик. А потом он наденет парик, тут домой придет мой бойфренд, устроит сцену и скажет мне, чтобы я избила продавца. Ты будешь бойфрендом. Согласен?
– Можешь заплатить мне доллар?
– Ха, конечно. Почему доллар?
– Потому что тогда я смогу сказать, что побывал профессиональным доминатором.
– Ладно, хорошо, заплачу тебе доллар. Кстати, какое у тебя доминаторское имя?
– Господин Бобби? – подумав, ответил я.
– Отлично. Встретимся сегодня в восемь, господин Бобби.
В семь вечера я полез в шкаф в поисках одежды для господина Бобби. Он должен быть суровым, так что я надел футболку без рукавов, зеркальные очки и старую джинсовую куртку с нашивкой Def Leppard на спине. Я посмотрел на себя в зеркало: господин Бобби должен быть угрожающим, а я больше всего напоминал Джона Малковича, который вышел за хлебом после трехдневного запоя. Может быть, если я нахмурюсь, то буду выглядеть суровее? Или я просто стану похож на хмурого Джона Малковича.
Я прошел по Ист-Виллиджу к дому Джиллиан на Пятой улице. Поднявшись по лестнице, я глубоко вдохнул. Я хотел отнестись к клиенту с уважением и работать серьезно. Мне платят целый доллар, поэтому нужно быть профессиональным. Я открыл дверь.
Он подошел к ней, и она хлестнула его плеткой по руке. – Нагнись над этим креслом, – тихо сказала она, показав на офисное кресло из «Икеа». Он нагнулся, и она начала стегать его плеткой по необъятной заднице.
Джиллиан превратилась в госпожу Доминику. Она стояла у своего кофейного столика из Pottery Barn, одетая в комбинезон из ПВХ. В руках у нее была плетка, и она казалась какой-то маленькой. Рядом с ней был страдавший морбидным ожирением бизнесмен в фиолетовой кружевной комбинации и пурпурном парике. Играла кассета сестер Эндрюс, и он танцевал кругами на ее сизалевом ковре. Госпожа Доминика посмотрела на меня. И жирный бизнесмен в пурпурном парике – тоже.
– Что за х*йня? – угрожающе, вполне в характере, заорал я. – Какого х*я этот тип делает у меня дома?
– Он пришел сюда, чтобы продать мне парик, а теперь не хочет уходить! – закричала в ответ Доминика.
– Он ох*ел, что ли? – крикнул я, со все большим удовольствием входя в роль. – А ну надери его сраную жопу!
– Думаешь? – спросила она; бизнесмен в пурпурном парике по-прежнему танцевал под сестер Эндрюс.
– Да, бл*! Надери его сраную жопу!
– Иди сюда! – крикнула ему Доминика. Он перестал танцевать и съежился возле дивана, словно пантомимная актриса девятнадцатого века. – Быстро иди сюда!
Он подошел к ней, и она хлестнула его плеткой по руке.
– Нагнись над этим креслом, – тихо сказала она, показав на офисное кресло из «Икеа». Он нагнулся, и она начала стегать его плеткой по необъятной заднице.
– Нравится? – крикнула она. Он лишь кивнул.
– Как думаешь, надо еще? – спросила она у меня.
– Да, надери ему жопу! – ответил я. Фразы у меня как-то быстро закончились.
Она сняла длинный каблук со своей черной туфли и стала тыкать его в огромную, бледную, едва прикрытую комбинацией задницу.
– Да, он все это заслужил! – сказал я, изо всех сил сдерживая смех – я на самом деле очень хотел с уважением отнестись к желаниям жирного бизнесмена.
После примерно минуты беспощадного ввинчивания каблука в гигантскую задницу она сказала ему:
– А теперь проваливай с глаз моих! Иди в ванную!
– Да, госпожа Доминика, – застенчиво сказал он и ушел в маленькую ванную, типичную для ист-виллиджских съемных квартир.
– Я нормально справился? – спросил я, когда он закрыл за собой дверь.
– Отлично, господин Бобби, – с улыбкой сказала она.
– Когда ты дашь мне мой доллар?
– Тс-с-с, после того как он уйдет.
Дверь открылась, и оттуда вышел бизнесмен в сером полосатом костюме и черных туфлях, с портфелем в руке и «Ролексом» на запястье.
– Спасибо, госпожа Доминика, – сказал он, потом повернулся ко мне и пожал мне руку. – И вам спасибо, сэр.
– Рад помочь, – ответил я.
– Удачно доехать до Джерси, – сказала Доминика. – Увидимся на следующей неделе.
Он удалился, закрыв за собой дверь. Она подошла к магнитофону и выключила сестер Эндрюс. В этот момент я даже не знал, как ее называть: Джиллиан или Доминика.
– Хочешь выпить? – спросила Джиллиан-Доминика.
– Конечно. Знаешь, мне очень трудно было не засмеяться.
– Ну, я уверена, он оценил твои усилия. О! – Она полезла в кошелек. – Вот твой доллар.
– Я профессиональный доминатор! – воскликнул я.
– Ты профессиональный доминатор, господин Бобби, – согласилась она, снимая туфли на шпильках и надевая вместо них кроссовки.
Глава сорок первая
Лампы цвета розы
Мы с Дамьеном заказывали напитки на афтерпати после концерта Nine Inch Nails, и тут подошла благоухающая парфюмом публицистка в кожаном комбинезоне и спросила меня:
– Хочешь встретиться с Дэвидом Боуи?
– Конечно, – спокойно ответил я.
Но я не был спокоен. В душе я скакал как сумасшедший. Я познакомлюсь с моим кумиром Дэвидом Боуи!
В 1978 году, когда мне было двенадцать, я работал кэдди на поле для гольфа «Уи-Берн» в Дариене, чтобы накопить денег на альбом “Heroes”. Я был маленьким и едва удерживал в руках сумку, полную клюшек для гольфа, но “Heroes” был мне необходим. Почти все время я сидел в домике для кэдди и играл в карты, ожидая, когда настанет моя очередь носить клюшки вслед за стариками, но за две недели я сумел заработать 8 долларов на “Heroes”. Я поехал на своем десятискоростном велосипеде «Швинн» в «Джоннис Рекордс» у станции Дариен, купил кассету и провел остаток лета в своей удушающей комнате, вслушиваясь в “Heroes” до тех пор, пока не понял его. Я знал все тексты. Выучил наизусть примечания в буклете. Запомнил оформление. Потому что я любил Дэвида Боуи.
