– Нет, здесь, в этой комнате.
– А, это наша комната.
– Наша комната? – озадаченно переспросил я.
– Да, мы решили сэкономить и снять многоместные номера. Я положил багаж и прошел обратно к столу администратора.
– М-м-м, я думал, у меня одноместный номер?
– Нет, у вас забронирован номер вместе с мистером Китом Уолтоном, – ответил портье.
– У вас есть одноместные номера?
– Давайте проверим. – Он посмотрел вниз и стал щелкать клавишами компьютера. – Нет, сэр, ни одного одноместного номера. Простите.
Мои руки вспотели, дыхание участилось, а глаза стали отчаянно рыскать по фойе в поисках ближайшего пути к побегу. Это был мой отпуск, и мне досталась сдвоенная кровать в маленькой комнате с незнакомым мне серфером-южноафриканцем, одетым в «Спидо». Возможно, это было бы нормально, если бы я не страдал от приступов паники. Паника – она как внезапный пожар. Начинается с малейшей иррациональной искры, а потом пожирает все, что найдет вокруг. Жить в одном номере с незнакомцем – это, конечно, неприятно, но с рациональной точки зрения уж точно не трагедия. Но паника не смотрит на вещи рационально. Она выбрасывает линзу рассудительности и заменяет ее увеличительным стеклом искаженного атавистического ужаса.
Я пошел обратно в номер. Там было темно, так что я включил свет.
– О, можешь выключить, а? – весело спросил Кит. – Мы идем на серфинг в пять утра, и я уже ложусь.
Я выключил свет. Было девять пятнадцать вечера.
Я вышел на улицу и попытался успокоить себя: «Так, ладно, сейчас ты не можешь вернуться в свою комнату, если, конечно, не хочешь слышать храп Кита в темноте. Но завтра будет солнечно и красиво. Ты же на Барбадосе». Я вернулся обратно в комнату, тихо почистил зубы, чтобы не разбудить Кита, улегся в свою кровать, пахнувшую плесенью, и попытался уснуть, борясь с паникой.
С утра я ждал восхода солнца, но его не было – небо просто стало чуть менее серым. Я встал и выглянул на улицу. Шел дождь, океан был плоским и монохромным. Вдалеке я видел серферов, болтавшихся на море без волн.
– О, хорошо. А ты возрожденный?
– Возрожденный? – переспросил я.
Я спустился в ресторан и начал рыться в буфете, ища среди прошутто и крабового мяса хоть что-нибудь веганское.
– Ты Моби? – спросила меня какая-то женщина. – Я Джанин, жена Марка, друга Эшли.
У нее были светлые волосы до плеч, одета она была в белую юбку «Лора Эшли» и сине-зеленую футболку.
– Рад знакомству, – сказал я.
– Ты не занимаешься серфингом? – спросила она.
– Нет, я не умею.
– А какие у тебя планы на сегодня?
– Не знаю. Думал сходить на пляж.
Она засмеялась.
– На этот пляж? Тут одни камни. Он пригоден только для серфинга – тут даже плавать нельзя.
– Нельзя плавать на пляже?
– Да, тут одни камни и кораллы. Песка нет. Но мы с подругами повезем детей на другую сторону острова, на детский пляж. Если хочешь, поезжай с нами.
Я задумался.
– Ладно, хорошо.
Я нашел в буфете немного фруктов и апельсиновый сок, надел купальный костюм, хотя на улице было градусов восемнадцать и шел дождь, и встретился с женами и детьми своих знакомых у входа в гостиницу. Они взяли напрокат микроавтобус и загружали в него полотенца и игрушки.
Когда мы вошли в микроавтобус, все женщины и дети склонили головы и произнесли молитву:
– Боже, пожалуйста, защити нас в нашем путешествии. Не покинь нас и наши семьи, слава имени твоему, аминь.
Женщина с короткими русыми волосами на заднем сиденье микроавтобуса наклонилась ко мне и сказала:
– Привет, я Энни. Ты христианин, Моби?
– М-м-м, да, я христианин, – сказал я, умолчав о том, что по пьяни сплю со стриптизершами и садомазохистками и ставлю под сомнение легитимность системы верований, которая самонадеянно хвасталась, что может дать всеобъемлющее описание создателя всей Вселенной.
– О, хорошо. А ты возрожденный?
– Возрожденный? – переспросил я.
– Ты принял Христа как своего Господа и Спасителя? Ты возродился?
Я посмотрел в мокрое от дождя окно микроавтобуса. Мы ехали по грязным тростниковым полям. Небо было еще темнее, чем с утра, а дети пели христианские песни. Я был в аду.
– Да, – сказал я, чтобы не продолжать разговор. – Я возродился.
– О, хорошо!
Я проведу свой отпуск в микроавтобусе, полном возрожденных христиан? Мне хотелось плакать. Мы ехали по бесконечным тростниковым полям, изредка замечая полуголых мужчин с мачете.
– Сколько нам еще ехать? – спросил я минут через сорок пять.
– Карта говорит, что мы должны уже быть на месте, – ответила сидевшая за рулем Джанин.
Дети перестали петь и начали драться в дальнем конце микроавтобуса.
– Иисусу разве нравится, когда вы деретесь? – спросила у них Энни, и дети тут же замолчали, словно аниматронные куклы, изображающие южных баптистов.
Я взял карту и попытался разобраться, где же мы. Справа от нас были тростниковые поля. Слева – тростниковые поля. Впереди было поле тростника. Мы заблудились.
– Может, повернуть налево? – спросила Энни с заднего сиденья.
– Замолчи, Энни, – сказала Джанин. Энни ахнула.
– Я просто пытаюсь помочь!
Проехав еще с полчаса, мы остановились у магазина.
– Мы спасены! – сказал я.
– Благодаря Иисусу, – добавила Энни.
Мы зашли внутрь. Металлические полки были заполнены чистящим средством для посуды, пальмовым маслом и какими-то коричневыми штуками, похожими на кокосы. Я взял один из кокосов, которые явно не были кокосами, и спросил себя, можно ли это есть. Эта штука явно веганская, но, скорее всего, вскрыть ее можно только с помощью ленточной пилы или лазера из фильмов о Джеймсе Бонде.
Мы подошли к прилавку и попросили помощи. О детском пляже мы уже забыли, нам хотелось хотя бы просто вернуться в гостиницу. Продавец посмотрел на нашу карту.
– Как вы вообще сюда попали? – спросил он. – Ваш отель далеко отсюда.
Энни заплакала.
– Не беспокойтесь. Я помогу вам добраться. Все просто: езжайте вот по этим дорогам.
Он нарисовал линии прямо на нашей карте, обозначив маршрут. Мы поехали в указанном направлении и через сорок пять минут вернулись в гостиницу. Все еще шел дождь. Паника охватывала мои синапсы подобно вязкой патоке.
В моей комнате Кит бросил перемазанный песком купальный костюм рядом с моей кроватью и мылся в душе, даже не закрыв дверь.
