Алиса оказалась права. Поклонника действительно зовут Матвей. Матвей Веселов. И, видимо, он наследник крупной компании. Высокомерный и странный. И он спас меня от людей-крыс. Не понимаю, что происходит.
– У тебя заметное кольцо, – добавляю я.
– Вот оно что. – Он поднимает левую руку и, наверное, смотрит на кольцо – я так и не вижу его глаз. – А ты можешь быть догадливой, Ангелина. Или стоит передать привет твоей подруге? Ладно, идем.
– Куда?
Я не двигаюсь с места.
– Домой.
– Ко мне?
– Ну не ко мне же, – усмехается Матвей.
Он хочет взять меня за руку, но я отдергиваю ее. Он хмурится.
– Что не так?
– Ты действительно мог их пристрелить? – спрашиваю я.
Эмоции все еще заморожены, а оружие в его руке притягивает мой взгляд.
– А надо? – интересуется он и прячет пистолет в кобуру на поясе. – Тогда придется их как-то поймать. Я не любитель бегать по ночи в поисках дичи. А капканов на идиотов у меня нет.
– Откуда у тебя пистолет?
Вопросы у меня один другого краше. Глупость тоже может быть защитным механизмом психики?
– Нашел, – отзывается Матвей любезно.
– Где?
Не знаю, зачем я говорю это, правда не знаю. Возможно, моя психика делает вид, что все хорошо, что ничего страшного не произошло, что щека не горит и ребро не ноет.
– Там, где уже нет.
– А почему ты глушитель не снял?
– Потому что у меня специальная кобура, мисс Почемучка. Ты идешь или нет? Холодно.
Он засовывает руки в карман толстовки и поворачивается ко мне спиной. А я вдруг чувствую веселье эту спину я уже видела, когда бежала за ним по подъезду. Мы идем к моему дому. Я и человек, который все это время безумно меня пугал.
Я иду за ним и смеюсь в кулак, не чувствуя боли в теле. Мир перевернулся. Мир просто сошел с ума!
– Я думал, ты хочешь сказать мне спасибо. Не то чтобы меня надо благодарить, но это было бы как-то по-человечески, – говорит он, не поворачиваясь. Его голос очарователен и одновременно раздражает. А ты смеешься.
Я запинаюсь о какую-то ветку и лечу на него прямо на спину. Он, разумеется, в лучших традициях романтического жанра ловит меня в последний момент, но от прикосновений по телу пробегает ток, и я вырываюсь из его рук. Кажется, даже вскрикиваю.
– О боже. Надо было перекреститься, чтобы я окончательно понял, какой я монстр, – морщится Матвей.
Юмор у него своеобразный.
Глава 3
Мы заходим в подъезд. Это просто сюрреализм какой-то – я и Поклонник. Неспешно поднимаемся по лестнице, по которой я летала в ужасе, боясь собственной тени. А когда произошло страшное, когда на меня действительно напали, мне стало все равно.
Когда мы останавливаемся перед моей дверью, я мешкаю, но открываю замок, чувствуя, что заморозка чувств вот-вот прекратится. Мы заходим в квартиру, я включаю свет, кидаю тренчкот на пол и смотрю на Поклонника. Он невозмутимо разувается, явно решив остаться у меня дома.
– Что ты хочешь? – отстраненно спрашиваю я. – Если убить меня, сделай это безболезненно.
Я очень устала. Если это конец, то пусть все побыстрее закончится.
– Убить? – задумчиво повторяет он. И наконец снимает капюшон и смотрит на меня в упор. У него темные, кофейные глаза – насыщенный глубокий оттенок. И абсолютно холодное выражение в них. Матвей Веселов действительно хорош собой. Как я и думала, у него темные волосы, правильные и благородные черты лица, но глаза – сосредоточенные и удивительно спокойные – мне нравятся больше всего. Глаза и шрам. Они затмевают жесткое, напряженное выражение его лица.
Если красота Стаса солнечная, лучистая, теплая, то у Матвея совсем другая – лунная, сдержанная, холодная. Такая, что об него можно обжечься. Ничто не обжигает так, как холод. Дружелюбие и неприступность, теплая волна и озноб по телу – они две абсолютные противоположности.
Я вспоминаю северное сияние: тьма, исполосованная яркими цветами, – это и есть Матвей. Мой Поклонник.
– Думаешь, я убийца? – шепчет он.
И голос – голос тоже мне нравится. От него мурашки по телу.
Я пожимаю плечами, не отрывая взгляда от его шрама на подбородке.
– Как знать, кто в толпе может оказаться убийцей? Возможно, ежедневно мы проходим мимо убийц, не понимая этого.
– Да уж, как знать. Люди такие непредсказуемые. Их шкафы просто ломятся от скелетов и трупов, отвечает Матвей с издевкой и указательным пальцем поднимает мой подбородок. – А вдруг это ты убийца?
Я съеживаюсь от внезапного приступа дикого холода. Он попал в точку. Будто бы снова достал пистолет и выстрелил в мою душу, пробивая насквозь. Пальцы начинают дрожать, к горлу подступает горячий комок, на глазах появляются ненавистные слезы. Мне сложно дышать, и я слышу лишь стук своего сердца.
Новый приступ панической атаки накрывает меня с головой. Я падаю на пуфик в прихожей и закрываю руками голову. Мне безумно хочется это прекратить, но я не могу. Ненавижу себя за слабость, но не в силах противостоять этому. Моя психика заботливо сдерживала эмоции, возведя ледяную стену, чтобы я не сошла с ума. Но горечи, боли, страха так много, они такие обжигающе-горячие, что плавят этот лед. Стена рушится. Эмоции разрушают душу, калечат ее, оставляют новые шрамы.
Матвей молча сажает меня к себе на колени и обнимает. И это не просто нежные объятия – он с силой прижимает меня к себе и без единого слова гладит по спине жесткой ладонью. Наверное, он думает, что у меня истерика из-за пережитого. Он не знает, что слово «убийца» делает со мной. Но знает, как меня успокоить.
Постепенно я затихаю. От Матвея уже знакомо пахнет северным морем, и жар его тела согревает меня. Я слышу его дыхание, расслабляюсь, опустив голову на его плечо, и не замечаю, как сама обнимаю его.
Мне становится спокойно. Слезы высыхают. Страх уползает рваными клочьями отравленного тумана, забивается в уголки подсознания.
– Все? – через какое-то время спрашивает Матвей. – Спектакль окончен?
Я тотчас смущаюсь. «Ты думаешь, я нарочно? Решил, что играю перед тобой роль истерички? Да пошел ты», – хочу сказать я ему, но молчу. Я резво встаю с его колен, чувствуя боль в боку, и морщусь. А он тотчас замечает это и заставляет поднять кофту.
– Показывай, что там у тебя.
– Не хочу, – упорствую я, понимая, что все превратилось в театр абсурда.
– Я не собираюсь тебя лапать, – с каким-то странным отвращением говорит Матвей. – Хочу глянуть, что сделали эти уроды. Они ведь ударили тебя, верно?
– Ты медик?
– Знахарь. Пять лет прожил в горах. Лечил козлов.
