– Что не получится? – сквозь зубы спрашиваю я.
– Испепелить меня взглядом.
– Если ты… если ты меня любишь, почему так ведешь себя? – выдыхаю я.
– Так – это как? – любопытствует Матвей.
Как же тяжело!
– Не как влюбленный.
– Я должен ползать перед тобой на коленях и умолять дать мне возможность коснуться твоих ног? – язвительно спрашивает он.
– Это ты организовал нападение? – спрашиваю я.
Он смотрит на меня так, будто готов меня задушить.
– Зачем?
– Чтобы выглядеть передо мной героем.
На лице Поклонника мелькает отвращение.
– Не беси меня. Я не всегда такой добрый.
Его голос приобретает резкие и неприятные нотки, будто бы я оскорбила его.
Мне хочется обозвать его, заставить уйти из моей квартиры, но вместо этого я говорю:
– Прости. Правда, прости.
Я думала, что он примет извинения, но нет – голос Матвея режет еще глубже, делает еще больнее.
– Никогда и ни у кого не проси прощения всерьез. Это признак слабости. Поняла? Мне не нужна слабая.
– Тогда ищи сильную, – громко говорю я – капель в голосе дрожит, – а не сиди в моем доме рядом со мной.
И когда я уже нахожусь на пределе, когда эмоции накалены, а руки отчего-то становятся ледяными, будто похолодели от ненависти, Матвей Веселов вдруг делает то, чего я меньше всего от него жду.
Он опускается на пол, садится у моих ног, словно верный пес, и кладет голову мне на колени. Я замираю – внутри что-то ломается.
– Я схожу по тебе с ума, – тихо, без язвительности и насмешек, говорит Матвей, и мне кажется, что его голос становится бессильным, слабым и будто бы обреченным.
– Ты стала моим наваждением, Ангелина. Так тебе понятно?
– Встань, – растерянно прошу я. – Пожалуйста, встань.
– Любить – это ломать гордость, – отвечает он, не собираясь вставать. – Мне тяжело принять эту любовь. Я могу быть не тем принцем, которого ты представляла. Говорят, у меня скверный характер и я скор на расправу. Но я правда схожу по тебе с ума. Смешно, да? Я думал, в моей власти весь мир, а потом увидел тебя.
– Где? – удивленно спрашиваю я.
– Ты шла со стаканчиком «Старбакс» в руках, а позади тебя небо было золотым и розовым от заката. Я ехал мимо, увидел тебя. Пошел следом. Ты меня не замечала, переписывалась с кем-то, а я не сводил с тебя глаз. Проводил до самого дома, а потом пришел снова, чтобы увидеть тебя. И снова. И снова.
Не знаю, что отвечать на это.
– Ты веришь в случайности? – спрашивает Матвей.
Его голос мягкий – кажется, что я глажу темно-синий бархат.
– Нет, – отвечаю я.
– Я тоже. Но благодаря случайности встретил тебя. Забавно, да?
Зачем-то я запускаю пальцы в его черные волосы. Они удивительно мягкие, и я осторожно перебираю их, боясь вздохнуть – вдруг он услышит.
– У тебя рука была в крови, – вспоминаю вдруг я нашу встречу у подъезда, когда я его ударила. – Почему?
– Зацепился на тренировке, – отмахивается он.
Мы сидим так час или больше. За окном совсем глухая ночь. Она тихо дышит порывами ветра, заглядывает в окно фонарями, но больше не пугает. Я знаю, что все происходящее дико неправильно, но во мне нет ни желания, ни сил что-нибудь изменить. Я просто глажу его по волосам, а он не поднимает головы с моих колен. Кажется, мы оба умиротворены.
– Ты странный, – говорю я.
– А ты разве нет? Ты тоже странная, принцесса. Максимально странная. Ходишь с этим дурацким ножом для писем.
– Ты меня запугал.
– Я не хотел.
– Если… если я так понравилась тебе, почему просто не мог познакомиться? – задаю я очевидный вопрос. – У тебя проблемы с девушками?
– У меня проблемы с самим собой, – хмуро отвечает Матвей и наконец поднимает голову с моих колен. – Я же сказал – любовь ломает гордость. Ты сломала меня. Я не знал, что делать. А когда хотел что-то сделать, ты останавливала меня своими поступками. Наверное, и правда я странный. Псих.
Он встает и идет к окну, открывает его, запуская в дом ночную прохладу, и смотрит вдаль. А я смотрю на него.
– Зачем ты звонил в дофомон? – спрашиваю я, ежась от холода.
У меня миллион вопросов. Я не знаю, верить этому человеку или нет.
– Напился и решил признаться, – смеется он. А ты отвергла меня. Знаешь, как скверно было? Так долго решался, а меня не пустили на порог.
– Ты меня пугал и пугаешь до сих пор.
– Да ладно. Я не такой уж и плохой.
Я иду к Матвею. Теперь я стою за его спиной и рассматриваю его, запоминая каждую деталь. Он кажется слишком чужим и при этом безупречно близким.
– Спрашивай, – разрешает Матвей, зная, что я не могу молчать.
– Почему перестал присылать цветы?
– Ты жаловалась всем и каждому, что у тебя дома оранжерея, – хмыкает он.
– Я говорила об этом только Алисе!
– Значит, все-таки жаловалась. – Матвей оборачивается. – Но на самом деле, какой смысл посылать цветы человеку, который этого не ценит?
Я вспыхиваю.
– Может быть, не стоило посылать четное количество? Это пугает.
– Я несуеверный. Люблю круглые числа, – хмурится он. – В числах, где есть ноль, присутствует ощущение завершенности. А знаешь, что я не люблю?
– Что?
– Когда мои подарки отдают другим. Ты отдала цветы.
В его голосе нет обиды. Это констатация факта, но мне становится неловко.
– Следил, да?
– Ждал тебя около университета. Хотел признаться. Но с твоими цветами вышла другая. Черт побери, это меня разозлило. А потом еще и этот парень с белой гривой.
– Стас?
– О да, Стас.
Я слышу злость.
– Вылез откуда-то этот Стас.
На тему Стаса мы не успеваем поговорить – звонит его телефон. Матвей достает его и для разговора уходит в прихожую. Лишь кидает мне:
– Важный звонок.
Он разговаривает долго – кажется, по работе, и голос его при этом ровный и монотонный. Матвей довольно молод, однако занимает пост в «Аутем-групп» и решает важные вопросы, связанные с бизнесом. Для меня это как-то дико – я привыкла, что большинство парней его возраста (а сколько ему точно лет?) не такие. Они более открытые, легкомысленные, не обладают подобной ответственностью. И подобными деньгами, разумеется, тоже. Хотя, надо признать, в своей толстовке, простых джинсах и кроссовках Матвей тоже выглядит абсолютно обычным. Только вот у него айфон последней модели, наручные часы А. Lange & Söhne и кольцо, которое стоит каких-то неприличных денег при условии, что камни на нем действительно бриллианты.
