Его тьма знает толк в этих играх. Моя – принимает их. Матвей играет со мной, чередуя хрупкую, колкую нежность и звонкую боль. Он оставляет дорожку из воска на моем животе, с высоты капает на шею и грудь. Аккуратно, не отрывая от меня взгляда и наслаждаясь моей реакцией. Парафиновые капли похожи на капли крови, расцветающие на моей бледной коже.
В какой-то момент, понимая, что перестарался, Матвей убирает с живота ставший теплым воск и прикладывает подтаявший лед.
– Больно? – тихо спрашивает он.
Я мотаю головой. Пусть будет еще больнее, если нужно. Пусть будет еще нежнее. Боль, нежность, боль, нежность, боль – все это перемешивается во мне, сплетается тонкими звездными нитями с любовью и желанием быть вместе. Жар свечи, холод льда, снова обжигающий жар, опять холод – все это в руках Матвея становится опасной игрушкой. Любимой игрушкой. Сквозь мои раны прорастают все те цветы, что он мне дарил.
– Убери ремень, – почти рычу я. Мне хочется снова касаться его, чувствовать, как перекатываются под кожей мышцы. И Матвей нехотя подчиняется мне.
Он плотно прижимает меня спиной к кровати, и мне нравится чувствовать тяжесть его горячего тела. Я обнимаю его, закидываю на его напряженную спину ноги, не могу оторваться от его губ. Я – его. А он мой. Отныне это закон. Он не спрашивает, хочу ли я этого, не обещает быть самым нежным, не клянется в вечной любви. Он просто делает меня своей – на черных атласных простынях, в полутемной комнате со свечами, в доме с белыми стенами, пропахнувшем пудрой и табаком.
Исходящий изнутри жар сжигает меня, а я не хочу гореть одна – только вместе с ним. Наши вены сплетены воедино. В запястьях в едином ритме звенит стеклянный морской прибой. Легкая боль окончательно сводит меня с ума. Звездный шрам на моем сердце вспыхивает в последний раз и заживает. Если это не любовь, то что же?
Я хочу быть главной в этой игре и заставляю Матвея самому опуститься спиной на простыни, теперь теплые от наших горячих тел. Он лишь тихо смеется – ему нравится борьба, нравится то, как я стараюсь победить его, уложить на обе лопатки. Когда я все же оказываюсь сверху, упираясь коленями в кровать, и склоняюсь к нему, улыбка пропадает с его лица. Он ведь хотел сильную.
– Сумасшедшая, – шепчет Матвей и за талию притягивает меня к себе.
Кончики моих волос щекочут его плечи. Губы касаются губ, но не для поцелуя – мы ловим дыхание друг друга, будто хотим его выпить. Моя акварельная нежность граничит со щемящей болью, а боль – с желанием завладеть человеком до самой последней капли крови, до самого последнего вздоха. Я хочу быть единственной, кто может дарить ему любовь, и я хочу быть последней, кто может плавить его душу ненавистью. Мне нужен полный контроль над ним.
Он на грани. Я позволяю ему наслаждаться мной и по его дыханию, взгляду, движениям понимаю, что моя власть над его душой и телом лишь крепнет. Так же, как и его власть надо мной. Когда Матвей произносит мое имя, я понимаю, что снова вижу не только его тьму, но и свет – тот самый, который я так стремилась познать в нем. За окном темный вечер, но мне кажется, что из него льется солнце, ласкает мои плечи и спину, путается в растрепанных волосах, проникает под кожу.
– Мой ангел, – шепчет Матвей в исступлении и переворачивает меня на спину – он снова главный, но я не против.
Я чувствую, как напрягаются его мышцы, и крепче обнимаю его, а в голове разбиваются стеклянные волны и взрывается солнечный свет. Нежность и боль – лучший дуэт.
…А потом мы долго лежим в кровати. Моя голова покоится на его вытянутой руке, и я пытаюсь уловить отзвук биения его сердца. Нам хорошо вдвоем. Я прислушиваюсь к новым ощущениям и в теле, и в сердце и прихожу к выводу, что я счастлива. Именно в эту минуту, в этот момент.
Свет меркнет, и наступает тьма. Мы молча разглядываем потолок. Я ужасно хочу спать. Не думала, что от любви можно так устать. И дело не в том, что приятно ноют мышцы, а во внутренней усталости. Аромат пудры и табака смешивается с запахом северного моря и озона.
– Все в порядке, принцесса? – спрашивает Матвей.
– А что может быть не в порядке? – поворачиваюсь к нему я.
– Не думал, что ты захочешь, – вдруг признается он.
– Я тоже, – отвечаю я с усмешкой. – Только ненормальная будет соглашаться заняться любовью с типом, который запугивал ее несколько недель.
– Я не запугивал тебя. Я думал, что тебе это понравится, – вдруг выдает Матвей.
Я приподнимаю голову.
– Понравится? – В моем сонном голосе искреннее удивление. – С чего ты решил, что мне может понравиться чье-то преследование?
– Вообще-то я позвал тебя к себе, чтобы поговорить об этом, – хмуро отвечает Матвей.
– Я думала, ты позвал меня к себе не для этого, лукаво говорю я и сладко зеваю.
Он тихо и как-то нервно смеется.
– Нет, принцесса, я просто решил показать, что доверяю и что ты стала мне близким человеком, поэтому позвал к себе. В моем доме не бывает чужих. Даже если в этом доме я сам редко бываю.
– Ты такой сложный, – снова зеваю я. – Тебе повезло, что я люблю ребусы и загадки.
– Мы должны поговорить, – просит он.
– Может, отложим это до завтра? – спрашиваю я. – Мне ужасно хочется спать…
– Ангелина.
– Ну пожалуйста… Все завтра. Я засыпаю.
– Хорошо, – нехотя соглашается Матвей.
Это последнее слово, которое я слышу во тьме и засыпаю, зная, что плохих снов рядом с ним не будет. Но мне кажется, что не проходит и десяти минут, как Матвей будит меня.
– Ангелина, – говорит он. – Ангелина, просыпайся.
Я разлепляю глаза. В комнате уже светло – наступило раннее утро.
– Что такое? – спрашиваю я.
Матвей полностью одет, и лицо его кажется серьезным.
– Мне нужно уехать. Срочно.
– Что-то случилось? – резко сажусь я – так, что в глазах темнеет.
– С матерью что-то случилось. Ее повезли в больницу. Я тоже должен поехать.
– Я с тобой, хочешь? – тотчас просыпаюсь я.
Матвей качает головой:
– Нет, я один. Оставайся здесь. В любой момент можешь вызвать Костю, он отвезет тебя. Все, что есть в доме, в твоем распоряжении, поняла?
Матвей целует меня в лоб и уходит. Я остаюсь одна. Сначала я думаю встать и уехать домой, однако меня снова вырубает – сон подкрадывается незаметно, как убийца со спины. Я не замечаю, как засыпаю.
Я снова маленькая. Маленькая и плачущая. В длинной белой ночной рубашке сижу в углу своей комнаты, около коробки с игрушками, прижавшись спиной к стене и обхватив руками ноги. Мне страшно, как никогда. По лицу льются слезы, в груди гулко стучит маленькое сердечко. Мне тяжело дышать; дыма, разъедающего глаза, становится все больше. Я кашляю и сильнее вжимаюсь в стену.
