Я напечатала: «Мама, я просто работала», а потом прошлась по другим каналам связи. И почему все используют разные форматы? Я категорически не могла этого понять. Мама пользовалась «Фейсбуком», Зайон писал текстовые сообщения, а папа до сих пор слал исключительно электронные письма.
Кстати, о папе – в списке непрочитанных горело сообщение от него.
– О нет.
Зайон пристроился позади и откинулся на спинку дивана.
– Что такое?
– Мой папа.
– А он писал тебе, с тех пор как ты приехала сюда?
– Один раз. – Я с трудом сглотнула, прежде чем ответить. – Двадцать второго мая. Через два дня после моего дня рождения.
– Думаешь, он увидел статью?
Тема письма была пустой, так что гадать не имело смысла. Я собралась с духом и приготовилась прочитать все, что бы он ни написал.
«Аника,
Сегодня мне переслали статью, где фигурировало мое имя под твоей фотографией в желтой прессе. Я был очень разочарован. Пожалуйста, помни о том, что мое имя навеки связано с твоим и твои действия отражаются на твоей семье. Я ожидаю от тебя лучшего поведения, Анушка.
Папа».
Под «моей семьей» он подразумевал себя. Его жена не признавала факт моего существования, а моя мама явно была в восторге от моих приключений. Вот с этим мне приходилось жить: одного из родителей я не разочаровывала никогда, зато другого подводила всегда. Я поставила ноутбук на кофейный столик и свернулась на диване, обняв подушку.
– Плохо дело? – Зайон умел задавать прямолинейные вопросы, но никогда не заглядывал мне через плечо, чтобы прочитать что-то украдкой.
– Нет. – Я замаскировала расстройство нервным смешком. Я села прямо и сделала глоток воды. Я не стану плакать. Он этого не стоит. У него нет надо мной такой власти, чтобы меня расстроить.
Зайон, похоже, ничего не заметил.
– Так что он сказал? Он видел статью?
– Да. Он просто разозлился. – Я снова засмеялась, хотя ничего смешного не сказала. – Он обратился ко мне по прозвищу, так что скорее хочет пристыдить, нежели запугать. – Это даже прозвучало весело.
– А что он может сделать, Джози? Тированиллапурам в восьми тысячах миль отсюда. А ты уже взрослая.
Я поправила его, отреагировав на жалкую попытку произнести название города, где жил мой отец.
– Тируванантапурам.
– Точно. Так я и сказал. Но серьезно, что он может сделать оттуда?
– Он до сих пор может создать у меня такое ощущение, что я до него недотягиваю.
Когда-то отец сажал меня к себе на колени, разбирая фотоаппарат или выбирая кадры, которые можно отправить в журнал. Он разговаривал со мной с акцентом, от которого так и не избавился, и рассказывал об увлекательных поездках в Непал и возможностях повстречать знаменитого путешественника. Эти воспоминания ассоциировались у меня с запахом биди
[3], которые он курил, и кофе сорта робуста, который он привозил из Кералы.
Тогда его имя не было так известно. Но ему приходилось зарабатывать на жизнь, и среди его кадров экзотических племен, впоследствии завоевавших награды, встречались и менее художественные снимки не самых крупных знаменитостей. Я до сих пор помню, с какой гордостью и радостью он воспринял публикацию черно-белой фотографии в местной газете, на которой он разговаривал с актером Мохиендером Ханом. Однако теперь он забыл, с чего начинал, – весьма удобная позиция. В собственных мыслях он всегда был тем самым Чандрой Нампутири, фотографом мирового уровня, но уж точно не мировым отцом.
Я уж как-нибудь проживу без его лицемерного снисхождения. Я удалила письмо.
Еще одно письмо в папке «Входящие» привлекло мое внимание.
– Ой, мне написала Иден.
Зайон выпрямился на стуле, положив ноги на кофейный столик.
– Серьезно? Гляди-ка, ты взлетела по социальной лестнице. Что она хочет?
Я прочитала письмо.
– Она хочет, чтобы я сделала пару кадров с ее выступления в каком-то клубе в Нижнем Манхэттене. И она написала три моих любимых слова.
– «Мика тебя любит»?
Я бросила в него подушку.
– Она написала: «Я тебе заплачу».
Глава 8
Поскольку Иден разрешила мне взять с собой друга, Зайон настоял, что будет сопровождать меня на концерте. Я сама толком не поняла, то ли он надеялся снова увидеть Мику, то ли действительно переживал за мое здоровье. Но ни тот, ни другой повод не выглядел убедительным. У него не было никаких причин рассчитывать на появление Мики на шоу его сестры. А я и сама могла о себе позаботиться. Вряд ли я забыла бы поесть после того, что случилось вчера ночью. В моей дамской сумочке лежали пакеты для бутербродов с закусками на случай внештатной ситуации.
Вход в клуб скрывался за лесами, но даже если бы там не велась стройка, дверь была неприметной и темной. Неоновая вывеска под грудой реклам и постеров освещала окно. Зайон толкнул дверь, и я прошла за ним внутрь, не понимая, надо ли затаить дыхание. В комнате было так мрачно, и я ожидала, что меня обдаст запахом табака, но вместо этого ощутила восхитительный аромат кофе и еды. За этими нотами я все же различила душок сигарет и запах тела – все то, что обычно присуще темным помещениям.
Пройдя несколько футов вперед, мы уткнулись в стойку, на которую облокотилась какая-то азиатка, наблюдавшая за нами.
– Ваши билеты? – произнесла она.
– Нет, э-э-э… Мы…
– Это частное мероприятие, билеты нужны заранее.
Зайон заговорил вместо меня.
– Мы, видимо, в списке гостей.
Она просмотрела список.
– Минуту. Подождите здесь.
Она оставила нас и углубилась в недра клуба. Мы, вероятно, могли просто войти, но это было бы дурным тоном. К тому же я предпочла бы, чтобы меня пропустили как положено. В конце концов, нас действительно пригласили.
Женщина вернулась с мужчиной в футболке с изображением «Пуссикет доллз» и ухоженной бородой. Он протянул мне руку.
– Привет, я Тобин. А ты, должно быть, Джо?
Я кивнула.
– А это мой друг Зайон. Иден разрешила мне взять с собой гостя.
Зайон протянул ему руку так, словно он дебютант на балу и его пригласили на танец. Или как будто он папа римский и думает, что сейчас кто-то поцелует его кольцо. Я всегда из-за этого краснела, но уже давно оставила попытки сделать из него нормального человека. Он говорил мне, что это все равно что трость для слепого. Для него был лишь один способ познать мир.
