– Эфимия!
Я испуганно обернулась – от развилки ко мне шагал мистер Бертрам. Я подумала было, что он шел за мной от самого поместья, но подозрения тотчас рассеялись: из кустов выскочил его белый волкодав – вернее, сейчас белая масть только угадывалась под грязью – и радостно бросился со мной здороваться.
Когда зверь подпрыгнул, я успела поймать в полете его здоровенные передние лапы и ловко увернуться от дружелюбных собачьих поцелуев. Когда растешь в доме сельского священника, преимуществ у тебя не так много, но одно из них – умение управляться с большими дворовыми псами. Если бы так же легко было поладить с их хозяевами…
– Сидеть, Зигфрид! – крикнул мистер Бертрам.
Пес и не подумал подчиниться, у него было занятие повеселее – он пытался облобызать мое лицо.
Я засмеялась и, все-таки заставив Зигфрида убрать от меня лапы, потрепала его за уши, вознаграждая за проявленные дружеские чувства.
– Я смотрю, вы умеете обращаться с собаками, – усмехнулся мистер Бертрам. – Необычно для лондонской девушки.
Я улыбнулась:
– Мне никогда не доводилось бывать в Лондоне, сэр.
– Правда? А я думал, именно там вы набрались ума-разума.
Я снова рассмеялась, забыв о своем статусе – за пределами дома это было совсем легко.
– Разумеется, нет! Я деревенщина до мозга костей!
Мистер Бертрам странно на меня посмотрел и вдруг с неожиданной резкостью произнес:
– Нельзя, чтобы нас видели вместе.
Эти слова тотчас вернули меня на землю, хорошее настроение улетучилось. Я сделала книксен:
– Конечно, сэр. Я иду на почту отправить письмо матери. Прошу прощения. – И, еще раз сделав книксен, поспешила по тропе к деревне.
Мистер Бертрам догнал меня и схватил за руку:
– Нет, Эфимия. Нам нужно поговорить, только не у всех на виду. Знаете, где «Алый лев»?
Я озадаченно покачала головой.
– Это постоялый двор, – пояснил он. – В деревне прямо и направо, там увидите. Идите по этой тропе, а мы с Зигфридом – по полям. Встретимся у входа. В «Алом льве» есть маленький бар, там всегда полумрак, мы сможем спокойно поговорить.
– Сэр! – ужаснулась я. – Мне нельзя появляться в общественном заведении. В некоторые бары женщин и вовсе не пускают.
– Боже правый, Эфимия, вы же будете со мной! Владелец постоялого двора разрешит мне привести кого угодно.
– Но вы же сказали, нас не должны видеть вдвоем…
– Не снимайте капюшон плаща, когда сядем за столик, – и никто вас не разглядит.
– По-моему, все равно мне туда нельзя, сэр…
– Не говорите ерунду, Эфимия! Будь вы леди – другое дело. Но вы же служанка в доме моего отца, да еще и на испытательном сроке, который неизвестно чем закончится.
Я вспыхнула:
– Это несправедливо!
– Хотите остаться на этой работе или нет?
– Конечно, хочу. Но не ценой собственной чести!
Мистер Бертрам громко расхохотался:
– Эфимия, вы начитались романов! Нет, все-таки вы самая необычная девушка на свете. Но не бойтесь – ваша честь мне без надобности. Мне нужен только ваш разум.
В моей душе поднялась целая буря эмоций. Я не хотела разбираться сейчас, какая из них превалирует, но точно знала, что его слова меня ранили.
– Встретимся у входа, – сказала я только для того, чтобы положить конец этой сцене, и быстро зашагала прочь по тропинке.
С улицы «Алый лев» показался мне захолустным, но вполне приличным заведением. Это была приземистая двухэтажная постройка из серого гранита с аккуратной соломенной крышей. Оконные рамы и двери блестели свежей краской.
Мистер Бертрам не заставил себя ждать, а маленький, тесный бар оказался таким, как он его описал: войдя через боковую дверь, мы сразу погрузились в полумрак. Усадив меня за столик в крошечном эркере, мистер Бертрам отправился за напитками. Зигфрида он оставил со мной, и пес, похоже, чувствовал себя здесь привычно. Он сразу залез под стол, чтобы никому не мешать, но, как и все большие собаки, забыл учесть длину своего хвоста. На хвост немедленно наступил какой-то посетитель – мужчина крупных габаритов, – и бедный Зигфрид взвизгнул. Посетитель, вместо того чтобы извиниться, обругал нас обоих последними словами, а я, не выдержав, дала ему отповедь – мол, сам виноват, под ноги смотреть надо. Думаю, все могло бы кончиться плохо, но в баре было тесно, гости ходили туда-сюда, и грубиян, поколебавшись между хорошей перепалкой и собственным заказом, сделал выбор в пользу эля.
Мистер Бертрам вернулся с двумя кружками пива – полпинты для меня и пинта для себя. В ответ на его «За ваше здоровье!» я заставила себя сделать глоток – пойло оказалось преотвратное.
– Спасибо, – выдавила я.
Он улыбнулся:
– Ну, рассказывайте, что вы разведали. Если дело касается моих родственников, не надо ничего скрывать – я не обижусь. И говорите потише.
– Мэри была близка с вашим кузеном… – начала я.
Мистер Бертрам тихо присвистнул:
– Вот оно что…
– Нет, не думаю, что настолько близка. Мэри в него влюбилась и верила, что у них есть будущее… Не смотрите на меня так, мистер Бертрам. Я прекрасно понимаю, что у мистера Лафайетта не могло быть подобных намерений по отношению к служанке. Но я уверена, что Мэри не переступила границы дозволенного, и смерть вашего кузена огорчила ее больше, чем кого-либо в поместье.
– Значит, вы не думаете, что она убила Жоржа из ревности?
– Вряд ли. Конечно, будучи служанкой, она знала в доме все тайные входы и выходы, а когда я осторожно попыталась установить ее местонахождение во время убийства, ни миссис Дейтон, ни мистер Холдсуорт не смогли дать мне ответ.
– А что насчет миссис Уилсон?
– Ее не так уж легко расспросить…
Мистер Бертрам покачал головой:
– Понимаю. Помимо прочего, вы ей не нравитесь. Но я спрашивал не о том. Вам удалось выяснить, была ли у нее самой возможность или мотив для убийства?
– Где она была во время убийства, мне тоже неизвестно. Но полиция наверняка с этим разберется.
– Мой отец попросил детективов закрыть это дело как можно скорее. Все-таки на кону место в палате.
– В какой палате? – не поняла я.
– Не важно, – отмахнулся мистер Бертрам. – Как вы сами считаете, миссис Уилсон могла убить Жоржа?
– Она мне нравится не больше, чем я ей, но если ваш кузен Жорж не представлял угрозы для лорда Стэплфорда или для ее собственного положения в доме, тогда не думаю, что это совершила миссис Уилсон.
Мистер Бертрам сделал добрый глоток пива.
