Рука непроизвольно коснулась потайной портупеи под пиджаком. За полой в кобуре покоится безотказный ТТ, готовый молниеносно напитать свинцом фашистскую сволочь. Ему не привыкать. В одном из домиков под черепичной крышей, затерянном в море себе подобных, омывающем подножие Эйфеля, еще дышит один из тех, кто закладывает основание следующей войны.
Пижонская папироска докурена, дефицитный какао допит. Пора приниматься за работу…
Игорь рывком сел в постели. Надо же! На миг показалось, что придуманная жизнь вернулась! Как хорошо, что из сна он вынырнул в реальность, а не туда.
– Что случилось? – встревоженно спросила разбуженная Маринка.
– Кошмар приснился, Марусь. Ничего страшного, – прошептал он, – спи.
Настенные часы-радио показывали полчетвертого. До гудка еще два часа, до позывных «Маяка» целых два с половиной…
– Кошмары – это ничего, это к чему-то хорошему, – сонно пробормотала жена, обнимая улегшегося Игоря.
Глава 116
Комиссия ДОТа по перепрофилированию собиралась в большом зале. Участники действа рассаживались по креслам, расставленным перед массивным столом, который, в свою очередь, большой подковой тянулся по периметру. Здесь обычно присутствовали как кадровые ДОТовцы, так и народные представители. Сегодня было так же.
Игорь располагался на трибуне в основании подковы, на виду у всех. Вот слева свое место занял Казимиров, даже на расстоянии чувствовалась его моральная поддержка. Вот председатель, кадровый ДОТовец, Нина Алексеевна Волкова, присаживается напротив, вот ее помощники. Все происходило так же, как много лет назад, когда Игоря аттестовывали на работу, даже люди в большинстве те же.
Однако имелись и отличия. Например, для участия в сегодняшнем заседании пригласили Семенова, он с мрачным видом устроился в своем кресле. Очевидно, Волкова задаст ему немало неприятных вопросов. Напротив него сидел молодой офицер КГБ Караваев, сразу за ним франтоватого вида товарищ – Валерий Николаевич Лыско, уполномоченный представитель Солнечного в Мегаполисе. Если последнего могли пригласить в качестве своеобразного консультанта, то присутствие Караваева Игорь объяснить не мог.
– Игорь Максимович, – начала Волкова, когда все расселись, – думаю, формальности можно пропустить и сразу перейти к делу. Как и присутствующие, я шокирована отчетом по результатам эксперимента «Ложе». Вы попали в какой-то фантасмагоричный мир! В любом случае, нам необходимо разобраться с этим сегодня для принятия решения. Что вы сами думаете по поводу своего сна? Вы согласны, что мир Мегаполиса очевидно нелогичен?
– Нет, не согласен. Там все было довольно логично и закономерно.
Волкова заметно удивилась. Она задавала вопрос не для того, чтобы услышать возражения, совершенно не для того! Председателю просто хотелось начать беседу с чего-то очевидного для обеих сторон, расположить Игоря к конструктивному диалогу, а здесь такое!
– Но, простите, что же логичного, например, в работе людей за деньги? Как вообще человек может жить ради того, чтобы зарабатывать и тратить? История ведь показала превосходство коммунистического строя над капитализмом!
Игорь понимал причину ее удивления. Может, из-за этого он здесь и находился, из-за этого вообще встал вопрос о перепрофилировании Нерва. Коммунист с высшим образованием, занимающий должность, призванную сплачивать людей и подавать пример, допустил, пусть и бессознательно, возможность благополучного существования капитализма с его неравенством, нищетой масс, полным игнорированием интересов трудящихся и, самое главное, бессмысленностью потребления в роли движущей силы экономики и прогресса.
– Я понимаю ваше удивление, Нина Алексеевна. Действительно, система Мегаполиса устроена так, чтобы завязывать жизнь на примитивных вещах, сужать сознание на потреблении. Мечтать о неосязаемом люди разучиваются и, кажется, живут, как молекулы. Помните задачку из школьного курса физики: «В каком мире жить интереснее – в мире людей или в мире молекул?» Она приходит мне на ум, когда я думаю о Мегаполисе. Там ничего нельзя сделать без мыслей о деньгах: гончар будет заботиться о своем кувшине только в плане того, сколько за него заплатят, это с возрастом подменяет само понятие кувшина для человека – круг раскручивается, глина приобретает форму, но глаза видят не это, а определенную выгоду. Реальность становится как бы вторичной и искажается, а сознание проецирует деньги на любой предмет или событие. Сколько стоит вон та вещь, вон тот ущерб, смерть вон того человека. Все на свете начинает интересовать только с точки зрения своей стоимости, эстетическая красота кувшина не важна, если за него не заплатят. Даже не так! Если за него не заплатят, то он определенно некрасив, и наоборот, любой начнет ахать от восторга, поставь рядом с откровенным хламом солидный ценник!
Но, с другой стороны, такая система достаточно устойчива и по-своему логична, нужно лишь понять диалектику капитализма.
– Диалектику капитализма?! – Волкова недовольно вскинула брови. – Ну-ка, просветите, что за диалектика такая.
– В нашей реальности прогресс общества и человека неразрывно связан, он рассматривается как постижение неизведанного, основан на развитии фундаментальных наук, победах над болезнями, путешествиях. Здесь преодоление трудностей неизбежно, развитие без них не обходится. Удовлетворение бытовых запросов вторично. Например, ни один пищевик не выдаст мне бутерброд с ежевикой в кетчупе. Сложно даже объяснить вам природу кетчупа. Да, пищевики выдают прекрасные бутерброды, их ассортимент удовлетворяет потребность организма в витаминах, белках и углеводах – но не во вкусах, понимаете? Мы постоянно в поиске, устремлены вперед, некогда концентрироваться на каких-то вкусах, искать в них смысл. В Мегаполисе все с точностью наоборот! Будущее интересует постольку поскольку – живи здесь и сейчас, стремись к удовольствию, разнообразию мира в тысяче блюд с самыми невообразимыми вкусами, а не в миллиардах звезд с триллионами загадок и тайн. Так что, натренировав вкусовые рецепторы, житель Мегаполиса тоже, в некотором смысле, прогрессирует. А чтобы ему не надоедало это делать, чтоб бессмысленность происходящего не угнетала, придуманы деньги. Чтобы сходить в ресторан, их нужно еще заработать!
Вокруг послышался недовольный ропот. Краем глаза Игорь схватил, как Казимиров в отчаянии закрыл ладонями лицо. Волкова вздохнула:
– Это все равно бессмысленно, не находите? Человек опускается на какой-то первобытный уровень, он вынужден заботиться о добывании еды, как, извините, животное! Признаюсь, сказанное вами разочаровывает. Конечно, нового о Мегаполисе мы не услышали, страшно, что вы, мыслящий молодой гражданин советского общества, оправдываете эти мерзости.
Разочарование комиссии ощущалось явственно, никто не сочувствовал Кремову, а многие впали в ступор.
– Я говорю с вами откровенно, – решительно произнес Игорь, – там тоже люди, пусть и с совершенно другими ценностями. На наш взгляд, жизнь в Мегаполисе невыносима, она – как будто вялотекущий кошмар, замешанный на безысходности и тщетности бытия. Но откуда горожанам знать об этом? Они разве имеют выбор? При любом варианте развития событий, будь горожанин хоть бесталанным планктоном, хоть умницей семи пядей во лбу, он все одно обречен трудиться во благо капиталистического строя. Совершил изобретение – получи денег, просидел брюки в конторе целый день – получи денег еще больше, ведь ты изобретение продал! В итоге – деньги и желание их потратить на материальные блага делают классных специалистов. Профразвитие течет по проторенным дорожкам: и там, и здесь инженер – это инженер, а художник – это художник, их профессиональный уровень одинаков.
