Часы показывали одиннадцать вечера.
– Слыхал, как мы сегодня ДОТовских умыли? – продолжил парень. – Это эпохальный вин, как по мне! Нас бульдозерами давили, а «Альтернативе» хоть бы хны – держимся, не отступаем, красочкой гадов поливаем. Они и опешили!
– Да не, чувак, они не потому отлезли, – солидно протянул его друг, – все дело в концепции несопротивления Махатмы Ганди. Помнишь, Ларка Файерривер выступила вперед с бумажным цветком тюльпана? Это их и сломило: прикинь, они такие навороченные, мощные, с техникой и щитами, а тут мир, пис, красота! Любовь, чувак, их обезоружила, а не наша решительность.
– Ты голова, Дитер, теперь я вспомнил этот момент! – с жаром согласился собеседник. – Ларка этот тюльпан даже на ковш бульдозера приладила, и железо не устояло!
Дарья с горящими глазами внимала друзьям, Валентиныч что-то помечал в толстой тетрадке шариковой ручкой. Он невнимательно слушал ребят.
Дарья, вдруг спохватившись, вытащила из-под свернутого рядом свитера алюминиевый котелок и протянула придвинувшемуся Игорю.
– Поешь, еще теплое.
В котелке лежали дольки печеной картошки и крупно нарубленное мясо с целлофановым привкусом, сверху все укрывалось ломтями распаренного хлеба. Игорь с удовольствием поел, отметив попутно, что Дарья все еще в костюме, пусть комбинезон и расстегнут до пояса.
Постепенно восторги парней утратили интенсивность, Дитер все ленивее пускался в философские разглагольствования, а его друг без интеллектуального поводыря не знал, о чем говорить. Наконец они решили, что пора бы вздремнуть, и потянулись к выходу из комнаты. Уставшая Дарья последовала их примеру, прихватив спальник.
– Молодец девчоночка, – сказал Валентиныч, когда молодежь ушла, – стойкая, умная, еще б опыта ей поболя – и цены б не было.
– Не доживет она до опыта, – хмуро ответил Игорь, – с такими, как ваш Док, любая болячка превращается в смертельно опасное происшествие.
Валентиныч посуровел.
– Док неплохой специалист, но как личность слабоват, конечно. Помню, как он сюда пришел, через вахту на КПП. Сначала дежурил от ДОТа, к нему на прием все «альтернативщики» бегали, и он помогал. Да еще как! Потом «Альтернатива» его сманила окончательно, а на Скале мало быть специалистом, здесь нужно уметь остаться человеком. У Дока не получилось, прогнулся под Дрима, теперь тоже в оппозиции к ДОТу. Отказывается от сотрудничества с городскими докторами, лечит чем есть, а этого не хватает. Дашку угораздило под его принципы… Напасть!
– А я думал, он свою некомпетентность выгораживает и равнодушие, – протянул Игорь с горечью.
– Проехали. Ты мне о себе расскажи. Зачем сюда пожаловал и чего это наша верхушка на тебя взъелась?
Игорю нравился Валентиныч, чувствовалось, что можно довериться этому человеку. Кремов рассказал об эксперименте тестя, о приступах, последовавших за этим, о перепрофилировании, о прожитой во сне жизни, о первом приезде на Скалу и о Кате, даже о «Борзом». Валентиныч не мог скрыть изумления, но внимательно слушал не перебивая.
– Во сне я жил в мире, где наркотики не были чем-то недоступным, я сам регулярно прикладывался к стимулирующему напитку Хижэ Клур. Так что опыт, пусть и виртуальный, подсказывает мне лишь один выход – найти порошок. В городе это невозможно. Конечно, не факт, что, раздобыв наркотик, я получу избавление, но угасать на глазах жены и детей невыносимо. Понимаете? – закончил Игорь.
– Так вот что Дарья имела в виду под «расслабиться»! – после долгой паузы ответил Валентиныч. – Док не поможет тебе с наркотиками, хотя они у него, конечно, есть. Дрим не позволит. Теперь он знает, чем тебя пронять. Послушай внимательно. Ты был со мной откровенен, и я отплачу тебе тем же. Только за мои секреты можно и голову сложить. Так что молчком, договорились?
Игорь кивнул.
Валентиныч на цыпочках подкрался к дверному проему и выглянул в коридор. Убедившись, что там никого нет, он подошел к стеллажу, взял увесистый том и вернулся к обогревателю. Игорь с интересом наблюдал за происходящим. Валентиныч уселся поудобнее и извлек из книги блестящую упаковку… из-под чипсов! Ошарашенный Игорь взял ее в руки и при неярком свете от обогревателя прочел надпись на английском: «Чипсы „Крутая тусовка!“ с паприкой». Под надписью крутили задницами разноцветные барбиподобные существа, а справа чернел улыбающийся негр за диджейским пультом.
Игорь изумленно посмотрел на Валентиныча. Тот отобрал упаковку, вернул ее в книжное межстраничье и захлопнул том. Кремов успел заметить, что это «Идиот» Достоевского.
– Где еще хранить? В Маяковском, что ли? – будто оправдываясь, прошептал Валентиныч. – Маяковского зачитывают до дыр, там шила не утаишь, а вот князь Мышкин – могила! Никто не позарится!
– Откуда у вас эта пачка?!
– Терпение мой друг, терпение!
Он закурил подозрительную самокрутку, которую извлек незадолго до этого из кармана.
– Слушай, а травка тебе не подсобит?
– Вряд ли, – отказался Игорь от протянутой самокрутки, – это другое совсем.
– Как знаешь, – равнодушно произнес Валентиныч и, уставившись на раскаленную спираль обогревателя, начал свой рассказ: – Сорок лет назад первые из «Альтернативы» совершили маленькую революцию, взбунтовавшись против ДОТовского плана, и остались на Скале жить. Поначалу никто из нас не считал Солнечный врагом. Скорее архаичным и закостеневшим родителем, но не врагом. Мы бренчали на гитарах и рисовали картины, а по вечерам собирались у костра обсудить планы на будущее. Обсуждать нам нравилось, но конкретные дела давались тяжелее. Что обязан продемонстрировать родителю ребенок, заявивший о самостоятельности? Способность выживать без внешней помощи! Хороши же мы были, если б остались на ДОТовском обеспечении. Поэтому первым делом «альтернативщики» принялись за выращивание собственных овощей. Вскоре выяснилось, что здешние земли не слишком-то плодородны, а мы не особенно ответственны и сноровисты. Делянки быстро приходили в упадок, картошка напоминала горох, не сильно отличались помидоры, да и корявенькие огурцы не радовали. Тем не менее что-то удавалось запасать, правда от ДОТовских поставок это не избавило. Тогда половина ребят из первой волны сдались. Они вернулись в город, перепрофилировались, а Скалу решили считать хорошим опытом, о котором следует помалкивать в обществе. Я все никак не мог смириться с неудачей. Для меня и сейчас ДОТовское планирование будущего сродни кафкианскому кошмару, где я – ничтожный винтик, бегущий по треку и не смеющий свернуть ни вправо, ни влево. Такими же соображениями руководствовались и другие из оставшихся на Скале. Мы с удвоенной энергией принялись за земледелие, сманили к себе парочку агрономов, и дело заспорилось. Но именно тогда началось охлаждение между нами и ДОТом. Город не простил Скале потерю своих граждан и к «Альтернативе» начал относиться как к заразе. С приходом новых ребят и девчонок, на единственном перешейке, соединяющем Скалу с внешним миром, появился КПП. Там не задерживают и не проверяют до сих пор, но он стал психологическим барьером, отсекающим колеблющихся новичков от нас. На КПП всегда работали доктора, пожарные и строители. Самые выдержанные и идейные. Такие, которые могли противостоять очарованию нашего общества, но в то же время помогать нам – лечить, ремонтировать, спасать. Золотой период! Я не знаю, почему и отчего, но «Альтернатива» только тогда напоминала союз свободных и равных людей, каждый брал все, что хотел, и уважал ближнего, но дальше… Дальше все покатилось под уклон… Взять Дока Брауна. Как я тебе уже говорил, он пришел сюда с КПП. Поначалу, как и все новички в оранжевых комбинезонах, проводил много времени в моем доме и тогда рассказал свою историю. Кажется, она является ключом к происходящему… Итак, молодой терапевт Борис Соколов, закончивший мед с отличием, начал взрослую жизнь по плану ДОТа. Его все устраивало: и работа, и девушка Рита – первая из списка, и друзья, и перспективы. Он чувствовал себя счастливым! Как любой молодой человек Солнечного, Борис много двигался, ходил на спортивные мероприятия, спектакли и обожал маевки, где в шумной компании можно было повеселиться, поболтать, поесть шашлычка. Шашлычок Док любил особенно! Контуры трагедии обозначились внезапно: на одной из маевок к Борису подкатил мех и сообщил, что ДОТ не рекомендует ему есть мясо, которое парень уже держал в руках. Док, по его словам, почувствовал такой приступ внутреннего возмущения, что приказал меху убираться, а сам решил съесть злополучное мясо во что бы то ни стало, из принципа. И не смог! Привычка повиноваться ДОТу оказалась настолько сильна, что он пришел в отчаяние. Настроение испортилось, и Борис, к у дивлению друзей, просидел в подавленном состоянии до конца праздника… Вечером того же дня мех доставил ему в квартиру медицинское предупреждение о вреде жирной пищи и неутешительный прогноз по будущим заболеваниям. Борис совсем потерял покой. Он вошел в состояние перманентного кошмара, о котором я тебе рассказывал в своем случае. С Ритой отношения разладились, подкралась депрессия. Он запросился в северные экспедиции, но, как назло, попал в межсезонье. В общем, командировали Бориса на КПП от безысходности. К тому моменту на Скале уже все неслось к чертям. Основатели, кроме меня, отошли – кто в мир иной, кто в дом престарелых, общество разделилось на нечеткие классы. Наверху разместился Виктор и его дружина, под ними остальные. Наверное, это закономерно, но в то же время ужасно. Когда Виктор влился в наши ряды, бывалые «альтернативщики» поспешили назвать его новым Че Геварой: мы ждали от него энтузиазма, энергии и авансом передали эстафетную палочку. Наверняка Витек вообразил, что это что-то типа скипетра; с тех пор никто его в обратном переубедить не сумел… Так вот, приехав как-то с КПП к заболевшему «альтернативщику», будущий Док Браун увидел, насколько неформально вели себя местные, увидел ребят, жаривших на костре мясо, и самое главное – никаких мехов вокруг, никаких предписаний! Дока покормили ужасно пережаренным и пересоленным шашлыком, самым вкусным в его жизни! И в светлой докторской голове щелкнуло. Можно, конечно, здесь посчитать, мол, продался человек за еду, сморщить нос, но, понимаешь, Док уверен, что это та самая свобода, ради которой кучка музыкантов в далеком прошлом затеяла свой уникальный концерт, что возможность потреблять канцерогены без навязчивого ДОТовского зуда – есть высшее проявление смелости, ответственности за личное «хочу во что бы то ни стало». Здесь ходит такая мантра – «принимать себя каким есть», – оправдывающая почти любые грехи, кроме вреда соседу. Я помню, что раньше в нее вкладывался совсем другой смысл. Дарья, например, стремится «принимать себя какой есть», исходя из способности самой вершить свою судьбу: выбирать мужчин, ошибаться, падать, вставать и идти дальше. С шишками и горьким опытом, но своим! Она, как стебелек степной травы, треплемый ветром, гнется, но не ломается и только крепчает. А ДОТ… Он добился в искусстве селекции поразительных успехов: вы, жители города, породистые произведения искусства, безупречные в заложенном предназначении, здоровые, но в то же время – неестественные! Как… роботы! Я был уверен, что когда-нибудь настоящие «природные» люди только на Скале и останутся. Теперь вижу, что если в городе дело идет к роботам, то тут – к первобытно-звериному строю. Только на Дарью да горстку таких как она вся моя надежда.
