Хотя Молчун даже в кругу «альтернативщиков» считался самым упертым ортодоксом-дримовцем, сила его заключалась прежде всего в позитивной убежденности, а не в слепой ненависти к инакомыслящим. Похоже, он настолько верил в таинственную идею, что воспринимал их несущественным фоном, мелочью, недостойной проявления гнева. Могло показаться, что ненависть самого Дрима раздражала Молчуна, но Нерву никогда не удавалось достоверно убедиться в этом из-за скрытности последнего. Для себя Игорь решил остерегаться Молчуна сильнее прочих.
При всей горячности дебатов Кремов замечал, что градус накала никогда не достигал критических пиков, а в происходящем проглядывала какая-то фальшь. Нерв чувствовал, что так нужно Дриму, над тем довлеет какой-то замысел, пока не позволяющий ненависти прорваться открыто. Все это очень беспокоило.
Глава 145
Беспокоило и другое. В то время как Дрим отстраивал централизованную крепость, маевцы оставались рассеянными по поселку. Жуковы, например, проживали в одном из деревянных коттеджей «гнезда литераторов», по соседству, в таких же домиках, обитали и остальные сектанты. «Гнездо литераторов» лежало у самого подножия скалы в стратегически невыгодной глуши, оттуда до дома Валентиныча, котельной или складов было нелегко добраться. Конечно, писателям, проживавшим здесь ранее, уединенность «гнезда» играла на руку – пиши не хочу, но маевцам она лишь мешала.
Умница Май правильно оценил риски и развил кипучую деятельность: его сторонники занялись восстановлением административного корпуса ЖЭКа, куда решено было переехать всем коллективом. К корпусу примыкали капитальные гаражи, образующие закрытый внутренний двор. Эта крепость располагалась на окраине поселка, недалеко от дороги, ведущей к перешейку и стене. Теперь стало полегче психологически.
Верхние окна наглухо заколотили массивными досками, а поверх досок наслоили металлических листов, на первом этаже соорудили оконные ставни такой же конструкции. Крышу, окна, двери и даже стены пролили противопожарным составом за авторством Мая. Жуков справедливо рассудил, что первейшей опасностью при нападении дримовцев станет огонь.
Эльф с Ротором откопали в подвальном помещении заброшенный промышленный пищевик и занялись его частичным восстановлением. Они рассчитывали запустить холодильники и ТЭНы для кипячения воды.
Требовалось собрать из подручных средств мобильный электрогенератор, поэтому Игорь и Май решили наведаться к старой «будке свободы», чтобы раздобыть каких-нибудь полезных железяк с останков «Борзого». На целый двигатель после многих недель в объятьях митингующих рассчитывать, конечно, не приходилось, а Лапкоплав вообще заявил, что считает затею пустой: дримовские дикари наверняка спалили мотоцикл ради креатива.
Накануне Май захватил из котельной банку легкого топлива, а Игорь навестил Валентиныча.
Дядька со своими ребятами и девчонками еще сидели на чемоданах, но его дом уже казался брошенным: никто не убирался, в комнатах валялось пыльное барахло, даже знаменитый обогреватель исчез – его загодя демонтировали, чтобы перенести на новое место жительства. Валентиныч в приподнятом настроении сновал туда-сюда, помогая молодежи завершить сборы.
Игорь прошел на второй этаж. Сюда едва доносились отзвуки суеты снизу, запустение еще сильнее бросалось в глаза: костлявые этажерки без книг, тряпье, осколки посуды, рассыпанные окурки.
На всю коридорную стену, озаряемая закатными лучами, протянулась фантастическая можжевеловая пустошь. Славянин, похоже, писал на закате – до того чарующе именно сейчас сияли звезды в смолистой черноте космоса, голубел недостижимо далекий горизонт и звенела неподвижность можжевельника.
Внезапно навалился страх, как если бы Кремов свалился за борт в океан и, вынырнув на поверхность, наблюдал издевательски медленно удаляющийся пароход, с которого никто уже не заметит несчастного. Вокруг гнетущее спокойствие, идеальный штиль, шум винтов все слабее, а под ногами бездна.
Вспомнились любимые Марина, Ая и Назарчик, садануло предчувствие, что он никогда их больше не увидит. В груди, словно отыгрываясь за аномально долгий перерыв, почти набатом застучал метроном, вновь запустился зловещий маховик. В этот раз – без шансов, Игорь даже не пытался увильнуть. В глазах потемнело, он едва успел выбросить руку к стене, но, вместо того чтобы коснуться опоры, ладонь рассекла воздух и Нерв повалился в можжевеловую пустошь.
Глава 146
Полевая почта СССР, чрезвычайная экспедиция, скв, № 36/18, координаты местоположения в штемпеле, начало февраля. Из не врученных адресатам писем.
«Привет, любимый друг! Я чувствую, ты не прочтешь этого, и на всякий случай прошу у Марины Владимировны прощения за свою безнадежную и неопасную для нее откровенность! ДОТ перекрыл радиоканал с тобой, я не могу связаться через мехов, на Казимирова тоже давят. Старик рвет и мечет, однако понимает, что напролом здесь нельзя, и надеется на лучшее.
Это традиционное бумажное письмо отправляю оказией – „Циолковским“. По прибытию в город наш человек отыщет способ передать конверт по адресу, а там будь что будет. Хотя, повторюсь, у меня скверное предчувствие.
Я в глубоком пассиве, из которого выхода не предвидится. Экспедиция работает слаженно, проблем с питанием нет. Работы нервовской, соответственно, немного. Может, потому струны мои звенят от малейшего дуновения ветерка, и слышу я то, о чем раньше и помыслить не могла.
„Камень“ упал хитро до невозможности, даже „Космос“ не в состоянии разглядеть его своими феноменальными глазами с орбиты! Гость лежит в глубокой расселине, прикрытый сверху нависающим горным уступом, не подобраться. На днях баллистик признался мне, что микроскопическая корректировка траектории падения „камня“, которую засекла аппаратура, и привела к приземлению „камня“ именно в нынешнем месте. Теперь о самом страшном.
Я слышу „камень“! Он не камень вовсе, и он специально лег в труднодоступной расселине, а не на поляне перед зданием ДОТа. Он не желает беспокойства и интереса нашего совсем. Бояться нечего. Однако если раскрыть скорлупу раньше срока, может случиться непоправимое! Скажешь, я переутомилась и запуталась в безобидном шуме? Нисколько. Я б и сама радовалась ошибке, но я железно уверена в своих ощущениях!
Наш лидер, Андрей Монахов, форсирует события. Ему мои доклады не интересны, прет как трактор. Крайний „Циолковский“ доставил буровое оборудование и мобильные ребис-формователи (экспериментальное оборудование „Синтеза“), работа кипит: ежедневно проходкой ребята выбирают с десяток метров породы в горе, прокладывая туннель к „камню“, ребис-блоками укрепляют своды. Боюсь, мы доберемся до пришельца, и тогда – как учили – употреблю себя без остатка в первом прикосновении к неизвестному. Я не ты, не умею сочетать несочетаемое и „застреливать“; не умею, расслышав тончайшие сигналы, одновременно переварить и мощные импульсы, поэтому сгорю гарантированно. Но иначе никак, знаю, это единственный путь к спасению экспедиции и города. Халтуры, полумер „камень“ не потерпит.
