– Потерпи, – прошептала Марина, – тебе нужно потерпеть! Все не зря. И я не зря, и дети. У тебя украли настоящую жизнь, о которой ты даже не подозревал, я вернула ее как смогла. Сейчас будет ломка, но ты потерпи, ладно?
Игорю подумалось, что будь она человеком, все закончилось бы плачевно. Нахлынула волна запоздалого стыда и раскаянья. Сейчас Маринка испуганным галчонком следила за ним из гнезда-кресла, покусывая большой палец. Со всем как в настоящей жизни… Снова электрическим током ударило отчаяние. Она права, это настоящая ломка. Под рукой почувствовалось что-то теплое и пушистое – протискивался Милко. Игорь даже в таком состоянии не мог не отметить, каким большим сделался кот. Тот громко урчал, напористо ласкаясь боками и лбом, прикрывал глаза и держал хвост трубой. Пушистый пытался утешить.
Кремов вновь посмотрел на Марину.
– Прости меня, Игорь! Я бы с удовольствием надела какой-нибудь комбинезон, но о нем мои создатели не позаботились. Вот и платье от времени истрепалось, – оправдываясь, отреагировала она.
Он почувствовал себя совсем мерзко, стало стыдно до крайности.
– Никогда больше не сделаю такого. У тебя будет столько платьев, сколько захочешь, обещаю.
Пальцы дрожали мелкой дрожью, кажется, подобное состояние называется сумеречным – между сном и явью, усугубленное жгучим желанием поменять их местами.
Маринка тяжело уселась на свой энергодиванчик и предложила Игорю устроиться напротив. Он молча повиновался.
– Мои слова о будущем сейчас не отзовутся в твоем сердце, – тихо начала она, – это и не нужно, это даже хорошо. Но обо мне тебе следует узнать больше… Семенов со товарищи вовсе не стремились создать совершенного робота, да и демонстрация параметров идеальной роженицы живым женщинам и образцового поведения обществу моих родителей интересовала слабо. Это побочка, дорогой. Семенов глядел дальше и пытался вторгнуться в вотчину Бога, как бы ни протестовал против Бога ДОТ. Семенов стремился подобраться к искусственному разуму. Где начинается разум? Никакие вычислительные мощности, бездонная память и механический опыт не сделают робота чем-то живым, самодостаточным, разумным. Программой не задать чувств, стенаний, вечного поиска и самокопания. Я могла складывать рифмы, но это были не стихи, могла изображать слезы, но не печалиться… Я стала самой мощной ЭВМ, и только, но Семенову этого оказалось вполне достаточно. Он являлся ярым сторонником теории «порога разумности», согласно которой разум вспыхивает сам, если для этого создано достаточно предпосылок! Знаешь, есть такая игра го? – Игорь отрицательно мотнул головой. – Китайская, сложная до чертиков. Представь, мы играем, и передо мной стоит классическая задача победить. Я обладаю гораздо более мощными вычислительными способностями, нежели ты, не теряю концентрации, не сбиваюсь. Я выиграю. И поступлю как робот! А вот если я вдруг задумаюсь: зачем мне это нужно? Вдруг захочу бросить игру, потому что она наскучила, заняться рисованием. Или поддаться тебе. Понимаешь?!. Робот обычно выполняет алгоритм, а тут такая непредсказуемость. Семенов заочно назвал это прецедентом Колмогорова – в честь Андрея Николаевича Колмогорова, великого ученого с прото-Земли, первым описавшего признаки и предсказавшего появление искусственной жизни еще в 1961 году. И вот в мертвом Солнечном, в пустом НИИ, спустя десятилетия после гибели своего создателя я встречаю человека, начинаю выполнять алгоритм, заложенный ДОТом, то есть играю с тобой в го, и вдруг задаюсь вопросом: зачем мне это нужно? Ведь я знаю, как ты поступишь по результатам игры – покинешь город навсегда, найдешь женщину, реализуешься в схватке со смертельным врагом или погибнешь, но в любом случае я утрачу возможность смотреть в твои глаза! Слышать твой голос! Таять от твоих прикосновений! Я обманула «Эверест» и прожила с тобой коротенькую жизнь, за которую не жаль ничего. Но, похоже, обманулась сама… Я люблю тебя! Это сильнее всех моих вычислительных мощностей и алгоритмов! Я – загадка для себя же, я перешагнула порог разумности!.. Мои создатели предполагали, что кремниевая жизнь заменит белковую в процессе эволюции. Мы лишены человеческих недостатков, мы мощнее, мы неуязвимы. Я, например, могу легко работать в открытом космосе без скафандра, бродить по дну океана, не погибну от падения с большой высоты. Представляешь, как мне должно быть интересно жить? Но всему этому я почему-то предпочла нечто совершенно другое – любить. А знаешь, в чем чудовищный парадокс? Эта же любовь заставила меня отринуть тебя, страдать! Мне больно, слышишь? Мне страшно больно, но мы не можем быть вместе, наши души заключены в несовместимых телах и будет лучше, если ты забудешь меня! Это невыносимое горе! Это так чудовищно нелогично! Я ничего не понимаю! – Марина зарыдала.
– Скажи мне, что это фокус, – прошептал пересохшими губами Игорь, – скажи, что это интрига, синтезированные гормоны… Черт возьми, что это программа ДОТа! Я схожу с ума!
– Прекрати! Да, это все слишком жестоко! – ответила Марина. – Но я не могу так сказать, соврать даже во благо! Это выше моих возможностей! Цена разумности слишком высока! Теперь я понимаю гений Семенова: он тогда в Алене поправил что-то, сестра оказалась гораздо восприимчивее к его замыслу, ближе к порогу разумности. Я помню ее ничем не обусловленную грусть. Тогда казалось – как точно копирует женские эмоции, какие глаза выразительные! А она страдала, потому что любила.
Марина вновь разрыдалась. Игорь подошел к ней, притянул за руки к себе, поцеловал в макушку и погладил по волосам. Рубашка на груди быстро намокла от несоленых слез.
– Не плачь, это быстрее тебя опустошит.
– Нет, рекуперация энергии… на всхлипываниях… частично… восполнит батарею… – сквозь слезы ответила Марина и, чуть успокоившись, добавила: – Ты будешь помнить меня, а значит, я проживу еще долго, очень долго…
Нерв титаническим усилием воли подавил мысли о появлении Аи из-за дверей, ведущих в коридор, с вопросом: «Мам, пап! Чего вы сами стоите? Мы с Назарчиком скучаем!»
Глава 156
Марина неподвижно лежала на диванчике, словно мертвая. Никакая рекуперация ей не помогла, Игорь уже не мог разбудить хозяйку НИИ, как ни старался. Похоже, это конец.
Он потер виски ладонями и откинулся в кресле.
Три дня Нерв заново учился жить в реальном мире. Поначалу «Эверест» питал человека глюкозой внутривенно, благо катетеры, доставшиеся в наследство от Ложа, еще годились. Марина ходила тенью и почти не разговаривала. Теперь ее нет.
По сравнению с кошмаром настоящего давешняя гибель от пули Молчуна казалась счастьем. Как же тяжело! Как невыносимо больно возвращаться в мертвый город к Марине, которую он готов любить во всяком обличье, но которая оставила его одного. Теперь навсегда.
Игорь не мог приказать сердцу остановиться. Оно упрямо билось в груди, а значит, партия Кремова не доиграна и, в сущности, у него нет выбора – сражаться или угаснуть: даже сквозь пепельную горечь, будто сами собой, простреливали нервные импульсы, мозг выполнял профессиональные алгоритмы в фоновом режиме. Все существо Нерва, предательски забегая вперед, просчитывало параметры предстоящего броска. Автомат. Обреченный никогда не сдаваться автомат.
