Там потерь не имелось. Хорошо.
Танкисты и команды арликонов постепенно приноравливались к противнику, пристреливались, вражеские ракеты уже не могли добраться до грозных машин, сбиваемые на подлете. Огневой перевес неуклонно переходил к наступавшим, и санитарный БТР не подбирал свежих раненых.
Вдалеке возникли маленькие фигурки роботов, и опытный Кински приказал остановиться. Старых знакомых он решил встретить основательно. Но роботы тоже прекратили сближение и, вернувшись на исходные рубежи, затаились под защитой уцелевшей артиллерии.
«Что ж, – решил майор, – устроим вам пекло».
Арликоны по команде начальника экспедиции начали завораживающе синхронно поднимать пусковые установки в небо, и через десяток секунд тяжелые ракеты накрыли огненным штормом засвеченные позиции неприятеля. За залпом последовала гробовая тишина, отвечать на него было, похоже, некому. Три недобитых робота умудрились, правда, повредить танк, когда подразделение подошло к советским позициям, но большего им не позволили пехота и стрелявший в упор шестой арликон.
«Я же говорил, сегодня – не вчера!» – торжествовал полковник.
Победа в сорокаминутном бою стоила экспедиции пятерых убитыми, уничтоженного танка и подбитого арликона. Последний пришлось оставить, перегрузив боезапас и топливо на исправные машины. Прямо по курсу раскинулся уже недалекий Сансити, и, прежде чем войти туда, Кински произвел заранее спланированные приготовления.
Глава 2
Вечером молодой специалист возвращался на работу с тяжелым чувством. Хорошо, хоть вчерашний сон как-то разбавлял гнетущие мысли, по дороге можно помечтать. Такие сны приходили нечасто и оказывались до того реалистичными, словно параллельная реальность засасывала Игоря Кремова воронкой, окунала в себя и только по требованию будильника нехотя возвращала обратно. Никогда он не понимал ни сути снов, ни своей роли в них, но всякий раз без сомнений и колебаний принимал решения, управлялся с незнакомыми механизмами и безошибочно угадывал имена окружающих.
Казимиров советовал записывать увиденное в блокнот поутру, но Игорь всякий раз откладывал записи до лучшего случая, выкраивая перед работой лишь несколько минут на примитивный завтрак. Почему старика вообще интересовали эти сны? Может, возрастное чудачество? Хорошее оправдание, чтобы ничего не записывать. Или вот, к примеру, ненавистная работа – чем не оправдание?
Ненавистная работа… А ведь недавно все начиналось многообещающе.
Игорю повезло: сразу по окончанию Улья он получил престижное место в отделе «Нерв» шестого управления прокуратуры Северо-Восточного Мегаполиса. Мечта о суровой следственной романтике стала явью.
Отдел «Нерв» создавался в структуре Управления с целью внедрения в следственный и надзорный процесс приемов психологического анализа, поиска, воздействия на подозреваемых и обвиняемых. Нервы присутствовали на осмотрах мест происшествий, при допросах, сопровождали другие следственные действия в обстановке неочевидности преступления.
Некоторые уникумы обладают настолько развитой нервной системой, что способны фиксировать импульсы ничтожно слабой силы. Такие люди почти физически чувствуют боль окружающих и различают следы чужих эмоций даже по прошествии какого-то времени. Эмоции ведь никуда не исчезают, и висящую «в воздухе» взвесь из страха, ненависти, обиды еще долго можно «понюхать».
«Разнюхиванием» Нервы и занимались.
Например, когда следователю не удавалось установить место ссоры погибшего и убийцы или направление, в котором затем скрылся последний, Нервы прощупывали эфир. Место ссоры выглядело коричневым пятном с рваными краями, а путь отхода преступника четко очерчивался полосами: оранжевыми вперемешку с черными. Дальше – дело техники.
Очень быстро Кремов выучил профессиональный жаргон и в кругу коллег уверенно щеголял словечками вроде «висяк», «терпила» или «жмур». Студенческие джинсы и свитера сменились строгим костюмом с неудобным по определению галстуком. Нервам, в отличие от обычных следователей, предписывалось неукоснительно соблюдать форму, подчеркивая привилегированный статус. Работа навалилась, приходилось вкалывать над уголовными делами до бессознательного состояния.
Баланс нередко перекашивало то вправо, то влево от точки «М», Игорь фиксировал это безошибочно. Иной раз приходилось настолько быстро и болезненно «выскакивать» из острого восприятия, что голова начинала болеть, а затем не унималась сутки.
Казимиров предупреждал давным-давно: «Контроль баланса является одним из краеугольных камней, на которых зиждется здоровье и КПД любого Нерва, чижики! Обостряя восприятие чрезвычайно, каждый из вас наверняка докопается до самых тонких импульсов преступника, разнюхает слабейшие психоследы, но бойтесь последствий! Депрессия, хроническая меланхолия и даже пограничное со схлопыванием состояние – далеко не полный перечень напастей, подстерегающих нас в режиме глубокого погружения! С нарастанием проблем плечо последствий устремляется вниз по экспоненте, и в определенный момент ситуация приобретает фатальный характер, когда никто, никто не спасет несчастного! С другой стороны, беспрестанно болтающий Нерв или Нерв, наглухо блокирующий боль и совесть, утрачивает дар психозрения! Так-то! Ваша задача держаться точки „М“ и с умом распускать щупальца…»
Да, старик знал, о чем говорил. Простыми словами он доносил до «чижиков» материал базового курса с его понятиями о пассиве и активе психовосприятия, о точке «М» – священной корове Улья, о балансе – общем и специальном, об амплитуде балансовых колебаний, ее частоте, уровнях, силе, о реактивных факторах, обо всем остальном.
Как сложно оказалось подружить теорию с практикой! В «Нерве» нормально не работала ни одна формула из старых конспектов. «Загрязнения» воспринимались разными Нервами неодинаково. Игоря, например, частенько рвало на месте убийств либо после участия в сложном судебном процессе. «Изнашиваемся, батенька, а что поделать?» – ответил как-то замначальника отдела, когда уставший Кремов пожаловался на внутреннее опустошение.
Баланс подвисал в пассиве или активе, не желая ритмично возвращаться к точке «М». Игорь чаще оставался в пассиве, а Миха Семенштольберг, к примеру, наоборот! Последний, правда, всегда отличался словоохотливостью. Игорю Семенштольберг в шутку говаривал: «Ну что, Максимыч, в монахи подался или держишься еще?» – и обычно прихохатывал, а Кремов отвечал чем-то вроде: «Ряс в универмаг не завезли, без них никак!»
Он понимал, что схлопывание пока не грозит: еще сильны реактивные факторы – молодость, физическое здоровье, удерживающие стрелку от сползания к «фатальным» отклонениям.
Да, Игорь справлялся. Особенно преуспел вчерашний «чижик» в «застреле» скоротечных импульсов преступников, когда негодяи закрывались наглухо. Казимиров считал, что это парадоксальная способность, которую он прежде ни у кого из Нервов не встречал. Для «застрела» требовалось находиться и в пассиве, и в активе одновременно – с одной стороны, бдительно стеречь эмоцию допрашиваемого, а с другой – «оголять провода» по максимуму. Игорь сам не понимал, как ему удается сочетать несочетаемое и мгновенно выдергивать из эмоционально-мысленного шума преступника тот единственный ключевой импульс, через который, как через игольное ушко, можно проникнуть в неприступную, казалось бы, крепость.
