С ней уже сейчас явственно проступили контуры врага. Подпольщики, словно потревоженные крысы, задвигались, засуетились, в их среде зародились недоверие и подозрительность. Хорошо. Имена озвучены, явки накрыты колпаком.
Но существовали пока игроки с не вполне понятными ролями. Например, агенты регулярно фиксировали активность подполья на восточных окраинах Защекинска, и смысл ее до сих пор оставался мутным – там не грабили инкассаторов, не распространяли наркотики. Что же тогда? Вопрос.
Несмотря ни на что, Конрад чувствовал себя хозяином положения. «Эра» засвечивала все больше негодяев, Бюро устанавливало их личности и наблюдало. Со временем вся сеть раскроется, старая добрая прослушка позволит каждого классифицировать, вывернуть наизнанку, а потом – грандиозная резня. Они даже сообразить ничего не успеют!
Галаган ощутил даже нечто похожее на эйфорию: непреодолимый запрет из правила Кертисса готовился рухнуть, не останется и одного процента преступников, с которыми ничего нельзя поделать! С «Эрой» Бюро превращалось в гиганта, способного вычленить любую, пусть и самую микроскопическую, песчинку. Что это, если не всевластие? Можно ли от этого не опьянеть? Время Януса-либеро истекало.
Глава 63
Система. Об истинном ее назначении, об эпохальной роли в жизни человечества, в сущности, не догадывался никто. Ни Ян, которому открыли лишь малую толику информации, ни тайная полиция, ни даже Галаган, будто бы посвященный во все секреты.
Опутывая модулями слежения город, «Аррива» взращивала существо доселе невиданное, несущее ростки глобальной революции.
Сперва производился «впрыск». По публичным каналам в общество запускалась информация о преступлении, описывались приметы подозреваемых, проводилось порицание. Так формировалась цель. У причастных к преступлению цель неизбежно находила отзыв, и помимо воли они начинали переживать негативные эмоции. Вызванную впрыском реакцию тут же улавливала бесстрастными сенсорами «Эра», вынюхивавшая характерные следы где только можно.
Далее включался механизм «маркирования тела» и передачи ориентировки средствам реагирования – полиции, со всеми вытекающими.
Недостаток у «Эры» водился лишь один: в случае расплывчатости цели впрыск вызывал реакцию страха у обширного кластера людей, и всякий, причастный к чему-то, похожему на заложенное, начинал «фонить». Так, загрузив в систему тестовую цель «хищение государственных средств», Мегаполис оказался лицом к лицу с собственными пороками.
Взирая тысячами бесстрастных линз на людей, «Эра» присваивала код опасности субъекту без имени, места проживания и половых признаков. От этого не существовало спасения и оберега, ведь машине все равно, что министр, что бродяга, – она учитывала только свечение психоследов, а уж у министра эти цвета на редкость грязные.
Можно представить ужас продажных политиков, судей, врачей, копов, когда «Эра» принялась присылать за ними автомобили с зарешеченными окнами. Она же, не сбавляя оборотов, продолжала «маркировать» вельможные «тела» дальше – просто цвета, просто коды опасности, раз за разом.
Само по себе это не означало катастрофы, ведь грязный след еще нужно сопоставить и связать с совершенным в реальности преступлением, а это представлялось весьма затруднительным. Эксперимент с неудобной машиной мог закончиться, едва начавшись, знай о таком положении вещей «маркированные».
Но напуганные «чтением мыслей на расстоянии», не понимавшие принципа работы «Эры» высокопоставленные негодяи уже на первых беседах с ищейками Бюро выкладывали столько, что хватало на десятки томов уголовных дел. По иронии судьбы, истерии способствовала активная пропаганда «Арривы», запущенная отделом Яна. «Преступника видит насквозь бесстрастное око!» или «Вы можете обмануть кого угодно, но только не того, кто читает вас как открытую книгу!» – страшные слова для человека с грешком! Они возбуждали ядовитые эмоции, доставали из самых темных глубин подсознания спрятанные, казалось бы, навечно опасения быть схваченным за руку. Кто-то, подверженный эмоциям сильнее других, начинал «фонить» раньше и привлекать внимание следящих модулей. Это неумолимо влекло маркировку тела, воронок и резонансный судебный процесс, а дальше – цепная реакция, при которой и у более выдержанных негодяев сдавали нервишки, ведь печальные примеры товарищей по успешной жизни этому способствовали.
Великолепно! Но на гнили человеческой построен Мегаполис, а значит, аттракцион следовало прекратить, автоматическую рассылку воронков отменили. Схваченных негодяев, конечно, пришлось показательно выпороть, а затем тихонько вернуть на прежние должности. Власть над ними стала абсолютной: бюрократы знали, что воровать позволено, но Бюро не спит и, в случае нарушения зарвавшимся чинушей канонических правил игры, последнего пустят на фарш «по закону». Масса получит повод посудачить, Бюро распнет на потеху публике неудачника – все довольны!
Технари лучше обучились искусству правильного впрыска, «Эра» работала все предсказуемее, поэтому Галаган обоснованно надеялся, что в скором времени в сети попадется тот, чьи следы зафиксировали ребята в черных халатах в Западном Мегаполисе.
Глава 64
Северо-восток погодой честно предупредил, что он не родня оставленному два дня назад жаркому и перенаселенному Мегаполису – здесь уже вступала в права осень. Малолюдность поначалу угнетала, а затем превратилась в нормальное обстоятельство, которое нужно просто учитывать.
Старая асфальтовая дорога летела под колесами. Такой асфальт редкость – светло-серый, выщелоченный дождями, ветрами. Сразу и не разберешь, только ли время потрепало его или, может, здесь раньше кипела жизнь, туда-сюда носились, рыча моторами, грузовики, автобусы, легковушки? Может, обочины когда-то пестрели заправочными станциями и кафешками, а на придорожных площадках велась бойкая торговля ширпотребом и дешевыми овощами?
Нет, пожалуй. От седой дороги веет вековым одиночеством. Продольные трещины с непрочными шершавыми краями спокойно разрастаются под действием природных сил. Их не крошат колеса проезжающих автомобилей. А кромка шоссе? Та слилась с пыльной гравийной полоской, за которой обрывается насыпь. Сама насыпь поросла травой и тонкими побегами деревьев. Но по этой заброшенной дороге комфортно ехать. Она, будто истосковавшись по человеку, старается угодить – ровной, хоть и слегка щербатой поверхностью, не продавленной многотонными фурами, не порченой сельхозтехникой и не латанной ремонтниками. Она дает возможность наслаждаться движением и не напрягаться в ожидании сюрпризов.
Проезжая километр за километром, иной водитель ведет диалог с дорогой, старается поймать ритм, в котором хорошо обоим. Иногда медленный, иногда более ходкий. Главное – помнить, что она сильный собеседник и небрежного отношения к себе не прощает. Щелкнет по носу раз, щелкнет два, не поймешь намеков, отправит в кювет, а там – как повезет.
Игорю его дорога пришлась по душе, они вели доверительную, почти интимную, беседу. Мотор пел здоровым сильным рокотом, колеса шуршали свежей резиной, под обтекателем круглый аналоговый спидометр с мягкой янтарной подсветкой указывал стрелкой на цифру 130. Как легко двигатель шел за ручкой газа, как точно машина укладывалась в виражи: будто конструкторским циркулем – вжик, и прочерчена дуга поворота! Чем дальше, тем становилось спокойнее. Мотоцикл с твердой уверенностью поглощал пространство, а индикатор уровня топлива только начал робко подергиваться рядом с отметкой «полный бак», в неизбежном забеге до отметки «пусто». Все шло по плану.
