– Да, – коротко ответил Игорь.
– Прости его, зашел ты нам в душу, вот и переживает дядька твой.
– Вчера мне казалось, что он поймет, отпустит, – вздохнул с сожалением Игорь, – но, видно, с камнем на душе уйти придется.
Снова помолчали.
– Каждый год осенью мильоны кроликов заполоняют степь – мигрують, – неспешно заговорил дед. – Идут напролом, не страшась ни ястреба, ни волка, умирают тысячами. По молодости не придаешь этому внимания – ну идут и идут, значь, Бог так их устроил. Однажды я видел, как крольчиха с подращенными крольчатами попала на лису. Та то ли оголодала, то ли бешеная была, но кинулась на добычу в лоб. И что? Крольчиха ее убила, пропоров брюхо задними лапами! А потом встала и как ни в чем не бывало с крольчатами поскакала дальше. Може, крольчиха и меня б убила, попадись я на дороге, – такая сила ею двигала. С тех пор я стал на ход кроличий по-другому смотреть. Она тварь хоть и неразумная, но в миграции будто искрой Божьей загорается, и тогда хошь лису, хошь волка, а хошь и ястреба на клочья порвет – ни страха, ни жалости. При том кроль – он в обычных условиях будто цепенеет, ежели хищник застигнет, и в том его кормовое предназначение, а тут такое! Помнишь, Виктор тебе про Демьяна балакал? – спросил старик. – Тот же кролик, прости Господи за сравнение. Безобидный малый, но за то, во что веровал, стеной стоял и смерти не боялся… Все я в жизни перевидел, но в положение такое никогда не входил, чтоб без страха бороться, смотреть только за горизонт, не размениваясь на мелочи, когда ничего не жалко потерять, но невыносимо стоять и не идти вперед. Состояние такое… свободное, чистое. Там, как по мне, и до Бога недалече. …Ты с первого дня в Мечетке на север поглядывал. Я примечал. И к девкам мечетинским не дуже охоч – не иначе, пристанища здесь не почуял.
– Дед, ты меня к походу готовил специально. Дело ведь не в обещании отцу?
Из газырей дед Никифор достал папиросу, спички, закурил. Оранжевые лучи ласкали морщины на его лице, заливали цветом седину, заставляли ветхое сукно черкески чернеть по-новому. Он не ответил.
Глава 78
Угрюмое небо нависло над пустошью от горизонта до горизонта во все стороны света. Плотные грозовые тучи неуклюже теснились в вышине, собираясь с силами перед генеральной атакой. Время от времени слышались раскаты грома, иногда далекие, иногда совсем близкие, разбавлявшие монотонный шепоток мороси. Сырые запахи можжевельника, каменистой почвы и грибов, вплетаясь в ткань одежды, волосы и дыхание, воспринимались ярко даже слабеньким человеческим нюхом.
Игорь шел в одиночестве, наблюдая, как природа готовится к суровым испытаниям зимы. Дикие кролики, лисы, маленькие незаметные птицы, похожие на куропаток, грызуны, решая свои сложные проблемы, торопились с пользой прожить последние недели перед холодами. Все, что можно использовать для питания, запасалось в их организмах, норах, гнездах, шерсть становилась пушистой и густой. Осень, как и несчетное количество раз прежде, проводила строгую хозяйскую ревизию.
Она прекрасна хоть здесь, хоть в Мегаполисе. Закроешь глаза и сразу представляешь: пасмурный день, потоки воды с неба, круги на лужах, обнаженные черные деревья, листвяной ковер и ветер. Любимая пора для Нерва. Евгений Митрофанович на одной из лекций сформулировал причину: в плохую погоду люди прячутся в «раковину», становятся заторможенными и сонными, эфир очищается от невербального мусора – Нерв получает передышку, перезаряжает батарейки.
На смену мрачному дню пришли ранние сумерки. Игорь совершил привал у ближайшего скопления можжевельника, развел небольшой костер. Узловатые ветки разгорались лениво, с шипением. Другого топлива в этих краях не водилось, и его следовало экономить. Шесть можжевеловых лап укрывали пламя от дождя – из них путник умело соорудил подобие шатра. После этого он подвесил над костром закопченный котелок, вынул из сумки несколько больших светло-коричневых грибов и ножом снял с их шляпок тонкую кожуру. Дождевая вода нагревалась неспешно. К тому времени, когда она закипела, была очищена луковица и разрезана на куски тушка кролика, подстреленного утром. Вскоре Игорь, обжигаясь, ужинал грибным супом.
К ночи дождь усилился, подул ветер. Задумчиво поглядев на дисплей ХАЭНа, Кремов решил разбить палатку. Проделав это, он нехотя потушил костер, тщательно замаскировал его следы и выставил охранную программу колобка. Коснувшись носа пальцами, неожиданно понял, что замерз как ледышка. Ничего! Тем приятнее, забравшись в спальник, свернуться калачиком под надежным палаточным пологом. В палатке на смену холодным мурашкам медленно приходило тепло.
Оставив затянувшуюся прелюдию, тучи наконец сподобились на настоящий дождь. Уши ловили свист ветра снаружи и шелестящие звуки, с которыми множество капель разбивалось о походное укрытие. В голове, неторопливо сменяя друг друга, струились мысли, то тревожные, то приятные, пока не навалился сон.
Из окна поезда виден космический пейзаж – черное небо, усыпанное звездами, будто морской разнокалиберной ракушкой, и безжизненная серая поверхность планеты с низкими кратерами. Тени падают направо, длинные, четкие. Салон наполнен людьми, одетыми в скафандры, их шлемы на полках или в руках, звучит музыка, многие подпевают. У Игоря приподнятое настроение, как и у окружающих, слышатся шутки, смех. Ему даже не интересно, куда идет поезд, он жадно разглядывает картинку за бортом, доселе невиданную и оттого завораживающую. «Как красиво!» – растекается в голове мысль.
– Петро, ты вроде первый раз Луну видишь! – слышится рядом мужской голос. – На вот, поешь.
Игорь понял, что окликают его, и обернулся, по обыкновению не удивившись незнакомому имени. Крепкий усатый космонавт протягивал бутерброд.
– Это не тюбики, хай им станется, – улыбнулся усач. – Тут есть сало, жинка передала. Ты ешь, не стесняйся!
– Спасибо, Григорий Никитич, – поблагодарил Игорь-Петро космонавта.
«Да какой же это космонавт? – тут же удивился себе Кремов. – Это ж наш родной батька, комбат!» И почувствовал, что краснеет.
Внезапно раздается хриплый крик аварийного ревуна. Тревога! «К шлюзам, к шлюзам!» – зазвучали команды взводных. Космонавты быстро надевают матово-белые шлемы, выстраиваются перед диафрагмой погрузочного люка. Истеричные сполохи красного маяка, дублирующего сирену, добавляют адреналина в крови, но как только перед лицом опускается хитрое стекло визора, вспышки, сглаженные поляризационным фильтром, тут же теряют яркость. В уши больше не бьет надсадно и ревун – динамики транслируют только наставления батьки, четкие и по делу. «Транспорт, доставлявший людей на космодром, потерпел аварию в нескольких километрах от узловой станции. Спасатели к ним не успеют, в отсеках сильное задымление. Приказываю выдвинуться к месту аварии, действовать по отработанному плану!»
Полная тишина сопровождает действо высадки: с ажурных грузовых платформ осенними листьями осыпаются гусеничные вездеходы. На них, не мешкая, взбираются «игрушечные» головастики, и машины рвут куда-то навстречу наступающей ночи.
