Но как бы там ни было, а этой ночью она спала между отцом и матерью, как в старые добрые времена, в тесноте, да не обиде, и спалось ей на диво спокойно и хорошо: тепло родных тел закрывало от мира не хуже, чем дорогое одеяло на меху, тревожные голоса в душе замолкали, невозможные желания успокаивались и оставляли ее. Проснулась Радка здоровой и бодрой, с ясной головой и спокойным сердцем и подумала: «А ведь не так все и плохо, а жить будем, так и еще лучше будет!»
Проснулась она оттого, что мать поднялась с лежанки. Отец еще спал. Тихонько, как мышки, не желая тревожить его сон, женщины выбрались из дома и зашагали по залитым серебристо-серым утренним светом улицам. Здесь уже было полно таких же серых мышек обоего пола: возчики поили лошадей в городских фонтанах, к базару тянулись первые телеги, торговцы и торговки открывали свои лавки, ткачи, шорники, сапожники, оружейники, свечники и прочие ремесленники спешили в свои мастерские, молочницы с кувшинами спешили от дома к дому, им открывали двери заспанные служанки и кухарки, слуги в домах и гостиницах снимали с окон ставни. Сейчас город почти целиком принадлежал незнатным и небогатым, и Радка с удивлением осознала, как же их много и какими нужными делами они заняты. Прежде она полагала, что по-настоящему в мире нужны лишь крестьяне, чтобы растить хлеб, воины, чтобы их защищать, и придворная знать, чтобы командовать и одаривать. Ну, может быть, еще колдуны, вроде сестрицы Десси, – на черный день. А всех городских обитателей, которые не держали в руках оружия, Радка, как-то не слишком задумываясь, причисляла к дармоедам, пиявкам, что питаются от чужих трудов. Но теперь они с матерью сами стали горожанками, и Радка поняла, что в их жизни тоже есть свой смысл, что, занимаясь каждый своим ремеслом, они, порой сами не замечая того, делают общее дело, трудятся дружно, как муравьи в муравейнике. Ей захотелось потолковать об этом с Карстеном или хоть с Рейнхардом, и она вновь тяжело вздохнула: видно, все же привыкнуть к новой жизни будет непросто.
* * *
Всем известно, что лучшие бани строятся на горячих источниках. В Купели источники были, да только холодные. Зато вокруг города в изобилии рос лес, а с тех пор как закончились войны с дивами, от горных рудников через пограничную крепость Ставер начали регулярно приходить обозы с углем, так что Борас, новый домохозяин и работодатель Радки, рискнул отстроить свои бани с размахом. И не прогадал. Прошлым летом, когда в Купели гостил молодой король, в банях Бораса мылись и сам венценосный владыка, и вся придворная знать, так что это заведение вошло в моду, и не только горожане, но и заезжие аристократы почитали своим долгом бывать там хотя бы раз в декаду.
Бани занимали целый квартал и состояли из четырех отделений: две деревянные парные – женская и мужская – для среднего сословия и два роскошных каменных особняка – для знати. В этих последних кроме парных были оборудованы особые теплые и холодные лечебные ванны, для которых Борас специально покупал у рыбаков выпаренную морскую соль, а у деревенских женщин – лечебные травы. К каждой ванне привешивалась табличка, на которой указывалось, от каких недугов эта ванна помогает. В отдельном помещении стояли мраморные массажные столы, здесь же можно поставить банки или оздоровительный клистир; городской врач приходил сюда, чтобы пускать знатным пациентам кровь. В соседнем помещении можно выпить вина или молока от Одиных коз, подкрепиться сладостями или легкими закусками. Словом, дело поставлено на широкую ногу и приносило Борасу не только высокий доход, но много чести и славы.
Ода, пользуясь тем, что они с Радкой были в этот час единственными посетительницами бань, вымыла дочь по-королевски – в горячей ванне с солью и травами, затем как следует отхлестала веником в парной, затем снова вымыла в деревянной лохани и ополоснула напоследок чистой холодной водой из родника. После этой процедуры Радка почувствовала себя совсем другим человеком – юной и прекрасной девицей, которую впереди ожидают сплошные куртуазные приключения.
Куртуазные приключения не заставили себя ждать: едва Радка оделась, как Ода вручила ей тряпку и велела начистить до блеска ту самую ванну, в которой юная девица только что блаженствовала. Затем Радка вымыла полы, вычистила печи, затопила их, наносила воды в парилки и весь день до темна крутилась возле матери, помогая ей чем могла и присматриваясь к ее работе.
Уже затемно они вышли из бани, сбегали на рынок (он как раз закрывался, а оттого цены – самые низкие, какие только можно себе вообразить), вернулись домой, приготовили ужин для Марта, наносили и нагрели воды, постирали грязную одежду и сели чинить чистую при свете лучины. Наутро Ода снова разбудила Радку, они снова отправились в бани, и так ни шатко ни валко потянулась новая Радкина жизнь.
Радка и всегда была расторопной, а нынче особенно старалась. Она понимала, что матери в ее положении с каждым днем будет все тяжелее справляться с делами, и хотела быстренько всему научиться, чтобы потом работать за двоих. Вскоре ее старание заметили: Борас через Оду передал Радке, что доволен ее усердием, и положил девушке жалование. К сожалению, эту радость едва не отравил Март: он заподозрил, что такие деньги полагаются за услуги особого рода, и всякий день изводил женщин попреками и угрозами. Ода только вздыхала и уговаривала мужа не серчать, а дочь не обижаться.
Радка и сама готова была проглотить обиду, да только Марту этого мало: он что ни вечер напивался пьяным и орал, что выведет женщин на чистую воду, что сам явится в баню и проверит, в каком отделении они работают и какого рода услуги оказывают. Радка сама не знала, чего больше боится: того ли, что Март и в самом деле выполнит свою угрозу – явится в бани в пьяном безобразии и устроит скандал, после которого их разом вышвырнут из дома, того ли, что, упившись до полного забвения, он поднимет руку на мать. Она понимала, что нужно что-то предпринять, как-то успокоить или усовестить отца, но не знала, как это сделать, да и, говоря по чести, слишком уставала за день, чтобы пускаться в долгие объяснения и уговоры. Так что покуда все шло как шло: Март пил и буянил, Радка и Ода терпели.
Глава 34
Прошло уже почти две декады, с тех пор как Радка переселилась в Купель. В один из дней на рынке она встретила чужанина из Павинки – деревни, угнездившейся под самым замком Сломанный Клык. Вообще-то она и прежде встречала в Купели крестьян из деревень, принадлежащих Карстену. Карстен, пожалуй, единственный во всей округе платил своим крестьянам за хлеб и прочие продукты, которые те доставляли к его столу. Платил понемногу, сколько мог, и все же у его подданных всегда водились в карманах живые деньги, и они были частыми гостями на рынке в Купели. Радка узнавала их, но стеснялась подойти и расспросить о новостях, убеждая себя, что у нее нет ни одной свободной минуточки, да и вообще новости из замка ее не интересуют. Но тот див сам ее узнал, а Радка в тот день была сама не своя, так что буквально ухватилась за эту встречу: ей так нужно сейчас услышать новости!
День вообще получился из ряда вон, второго такого и врагу не пожелаешь. Хотя, казалось бы, Радке надо было чувствовать себя счастливой. Накануне вечером к ним в подвал спустился сам господин Борас с кувшином вина и имел долгий разговор с отцом и матерью. Радку услали на улицу, и она долго проскучала сначала под ясными весенними звездами, потом, когда замерзла, – в хлеву, под боком у козочек. Когда Борас ушел, а ее наконец пустили в дом, отец был уже здорово во хмелю, так что они с матерью сразу улеглись спать и только утром по дороге в бани Ода сообщила дочери потрясающую новость: оказывается, младший племянник господина Бораса положил на Радку глаз и теперь хочет на ней жениться.
