– Конечно. Договорились. Жди нас вскорости.
* * *
Алций сдержал свое слово и через пару дней прикатил к храму на роскошной колеснице, в которую была запряжена пара коренастых лошадок. Рядом с поэтом на колеснице сидел еще один юноша с необычно смуглой для уроженца Сюдмарка кожей. Эгери показалось, что новый приятель Алция похож на чужанина, но она оставила свои подозрения при себе.
У Ирии эта парочка тоже вызвала подозрения, но со всем по другой причине. Верховная жрица сомневалась, что двое сопляков смогут оказать достойный отпор рабам, если те вздумают напасть на колесницу.
Про себя Эгери подумала, что Ирия слишком уж часто возвращается к этой идее насчет нападения злобных рабов на беззащитную девушку: видимо, она засиделась в храме и ей пора замуж. Впрочем, об этом пусть болит голова у ее родителей. Принцесса решительно заявила, что ее желает видеть сам Главнокомандующий, и, если он счел этих двоих надежными провожатыми, значит, они и в самом деле надежны. Ирия отступила, и Эгери наконец отправилась в путь.
Алций правил, его друг, которого звали Арлибием, расспрашивал принцессу о законах и обычаях Королевства, а в ответ по ее просьбе рассказывал о себе и своей жизни. Он действительно оказался наполовину чужанином – его мать была рабыней из племени аргилов, захваченной во время войны.
– Когда мне исполнилось пятнадцать лет, отец освободил меня и мою мать и дал мне взамен старого аргильского имени Арлеб новое, – рассказывал он. – Но и до того отец обо мне заботился. Я носил завтрак и принадлежности для письма за его законными детьми, когда те ходили в школу к грамматику, и мне дозволялось сидеть у дверей и также слушать урок. Так я выучился читать и писать и полюбил историю.
– А почему ты пошел на войну?
– Как почему? Потому что хочу быть достойным своего отца. Это великая честь и привилегия – сражаться за Сюдмарк.
– А как насчет твоей матери? – не выдержала Эгери. – Как насчет твоих предков по материнской линии? Что они сказали бы, если бы узнали, что ты сражаешься на стороне врагов?
Как ни странно, но Арлибий ничуть не обиделся.
– Мое положение таково, что мне все равно пришлось бы делать выбор, – ответил он с улыбкой. – Моя мать благословила меня и даже дала мне пояс с заклинанием, которое будет защищать меня от оружия. Она сама его вышила. Думаю, это значит, что она со мной согласна.
– Можно мне взглянуть на пояс? – полюбопытствовала Эгери.
– Да, конечно, он всегда со мной, я ношу его под обычным кожаным.
И на ладонь Эгери легла узкая синяя лента с золотой вязью из незнакомых букв. Эгери изумило, что мать Арлеба-Арлибия была грамотной: очевидно, она происходила не и простого рода. Но когда Эгери всмотрелась в вышивку внимательнее, она изумилась еще больше.
– Я не могу служить одновременно богам моей матери и моего отца, – продолжал меж тем историк. – Не хочу сказать дурного слова о моих предках с материнской стороны – впрочем, я очень мало знаю о них, – но любому непредвзятому наблюдателю ясно, что народ Сюдмарка – это народ избранных, народ высочайшей чести и доблести, народ, достигший поразительных успехов как в военном деле, так и в деле государственного управления.
«Ну, запел!» – подумала Эгери.
– Для меня нет никакого сомнения в том, что боги отдадут в руки этого народа весь мир, чтобы люди Сюдмарка научили прочие народы самым справедливым законам и способам управления, – продолжал Арлибий. – Ибо они собрали в своем государстве все лучшее, что могут дать различные формы правления. У них весь народ может открыто выражать свою волю на народном собрании…
«Видела я эту власть», – думала Эгери, вспоминая страшную судьбу полководца, предшественника Асия.
– …Есть также власть немногих мудрейших, собранных в Совете Старцев…
«Который насквозь продажен», – думала Эгери, вспоминая рассказы самого Асия.
– …И, наконец, есть единоличная власть главнокомандующих на поле боя и в делах городской обороны…
«И Главнокомандующего всегда можно принести в жертву в угоду народному собранию или Совету Старцев…»
Они ехали вдоль полей, зеленеющих молодыми всходами. Рабы, чьи обнаженные тела были покрыты разводами грязи, неустанно рыхлили землю мотыгами или, выстроившись в цепь от ручья до поля, передавали из рук в руки тяжелые ведра и выливали воду на борозды. Они даже не пели, настолько были заняты и измучены работой. Только жаворонки в небе нарушали царящую вокруг тишину.
– Сколько раз в Королевстве вспахивают землю? – спросил Арлибий, заметив, что его спутница больше не слушает рассуждений о преимуществах Сюдмарка перед другими государствами.
– Землю? – Эгери тряхнула головой. – Обычно три или четыре раза. Это зависит от самой земли.
– Неужели? – изумился Арлибий. – Но ведь это очень мало. В Сюдмарке вспашку проводят до семи, а то и восьми раз. Только тогда почва становится по-настоящему мягкой и позволяет снимать урожаи сам-десять.
– Для нас это действительно невиданно богатый урожай, – согласилась Эгери. – Но на семь-восемь вспашек у наших крестьян не хватит сил. Лошадей прокормить нелегко, обычно упряжкой для вспашки и тяжелым плугом владеют несколько семей сообща, а волы пашут медленно. Многие бедняки и вовсе пашут на ослах или на мулах, и одна упряжка приходится на всю деревню.
– Значит, у вас мало рабов?
Эгери засмеялась. Этот человек собирается идти войной на ее земли и так мало о них знает!
– У нас их вовсе нет, – сказала она. – Есть люди, которые за долги или по каким-то иным причинам заложили свои земли сеньору и отдают ему часть урожая в уплату старого долга. Но это не рабы.
– Разве их хозяин не имеет над ними полного права? – удивился Арлибий.
– Разумеется, нет. Ими нельзя торговать, у них нельзя отбирать собственность, их нельзя заставлять работать сверх того, что было оговорено, или брать с них плату выше той, что установлена обычаем для этой земли. Больше того, хозяин должен заботиться о том, чтобы их земля не приходила в запустение и чтобы они не впадали в нищету. В голодный год он должен давать им продукты из своих кладовых. Если же их права нарушены, королевский суд будет защищать их. Кроме того, они могут оставить землю и имущество и уйти в другие земли. Но есть и великое множество свободных крестьян. Они вообще связаны с сеньором лишь договором.
– И какие же урожаи собирают со своих полей эти ваши свободные крестьяне?
– Обычно не более, чем сам-шесть или сам-семь, – признала Эгери. – Но есть еще стада овец, коров и свиней, есть также прибыль от торговли, в том числе и с вашими соплеменниками… я имею в виду соплеменников со стороны матери.
– Ну хорошо, – не отставал историк. – А кто же тогда мотыжит борозды, выпалывает сорняки и удобряет поля?
– Говоря по чести, никто, – созналась Эгери.
– Но земля без ухода быстро оскудевает.
