– Земля сама умеет за собой ухаживать. Обычно в первый год мы сеем на поле лен, во второй – рожь и пшеницу, в третий год сажаем овощи, а на четвертый и пятый оставляем землю под сенокос или выгон. Затем мы вовсе покидаем оскудевшие земли и возвращаемся к ним через семь или десять лет.
– Но тогда получится, что вы непрерывно должны делать новые расчистки.
– Да, мы стараемся делать это там, где позволяет нам Шелам.
– А старые земли постепенно превращаются в пустоши?
– Да, – согласилась Эгери.
– Выходит, отказавшись от рабства для немногих, вы все попали в рабство к земле, к лесу и к вашим собственным желудкам. Выходит, из любви к рабам, что по сути своей близки к животным, вы уничтожаете земельные наделы своих предков. Разве это не безумие?
Эгери помолчала, собираясь с мыслями. Прежде ей не приходилось задумываться об этом. Она прекрасно знала повседневную жизнь поместья – неустанную и извечную борьбу за каждый кусок, который можно было положить в голодный рот, за каждую кроху пропитания, за любую возможность загадать вперед, запасти что-нибудь на будущее. Это казалось ей таким же простым и обыденным, как холод зимой или дождь осенью. Радости мало, но как иначе? В Сюдмарке же знали, как можно сделать по-иному. Так чтобы большинство граждан могли не думать ежедневно о куске хлеба, могли не трудиться, а лишь развлекать себя различными зрелищами, мудрыми беседами, собиранием редкостей в древних городах да государственными делами. А то меньшинство, которое трудилось от зари до зари, было лишь по виду похоже на людей, а на деле мало чем отличалось от домашней скотины. «Тебя же не гнетет мысль о том, что волы трудятся в поле и на току, а ты потом забираешь все зерно, а им оставляешь лишь солому», – подумала она.
Алций, уловив, что беседа вдруг неожиданно заглохла, решил поддержать ее и, поворотившись к Эгери и Арлибию, сказал:
– Я слышал, недавно Улий предложил Совету Старцев закон, согласно которому все рабы должны носить одежду определенного цвета и покроя, а также особые знаки. Тогда вскочил Кений, самый старый в Совете, и закричал: «Ни в коем случае не делайте этого! Ведь тогда рабы увидят, сколько их на самом деле!»
– Я не знаю, что вам ответить, – созналась наконец Эгери. – Я сознаю, что и народ Королевства, и народ Сюдмарка вынуждены вести войну. Вы воюете со своими рабами, принуждая их к покорности, а мы вместе с нашими крестьянами воюем с судьбой. Я не знаю, кто победит и возможна ли победа в этой войне. Мне хочется верить, что боги создали нас для того, чтобы мы жили счастливо, радуясь дарам нашей земли и принося ей ответные дары. Пока что у нас это очень плохо получается. И я не знаю, как мы должны поступить, чтобы наша жизнь стала лучше. Но мне кажется, что рабство – это скверное решение. Оно принесет больше забот, чем пользы.
Теперь уже Арлибий замолчал, обдумывая услышанное. Лишь когда они подъезжали к лагерю, будущий историк сказал:
– Я полагаю, если Сюдмарк возьмет ваше Королевство под свое крыло, это будет к благу ваших подданных, но едва ли к благу народа Сюдмарка. Победители часто усваивают нравы побежденных, и это никогда не доводит до добра…
* * *
Наконец они прибыли в лагерь. Эгери уже проезжала по этим землям несколько декад назад, а потому могла оценить поразительные перемены, произошедшие за это время. На прежних голых полях, словно из-под земли, выросли частоколы, рвы и земляные валы, окружавшие лагерь по периметру, деревянные ворота с надвратными башнями. Вокруг лагеря стояли камнеметные машины, рядом кипела работа: новобранцы учились быстрой и меткой стрельбе. Увидев жрицу в алых одеждах, они останавливались и почтительно склонялись перед колесницей.
Асий встретил Эгери у ворот лагеря, проводил ее в свою палатку и предложил завтрак. За едой они почти не разговаривали. Эгери видела, что Асий рад встрече с нею, но слишком устал, почти раздавлен свалившимися на него заботами, не хочет ни с кем говорить откровенно, но не хочет и лгать. В глубине души Эгери была рада его молчанию: она, как и юный историк, сделала выбор, и Асий, сам не зная того, оказался в стане ее врагов. Эгери не сомневалась в том, что все решила правильно, но обманывать доверие бывшего друга ей тоже не хотелось. Поэтому оба в полном согласии хранили молчание. Эгери лишь спросила, как здоровье госпожи Олии, и узнала, что та вполне здорова и благополучна. В самом конце трапезы Асий сказал:
– Ты, наверное, устала от жизни в храме? С твоим характером тебе, пожалуй, будет там скучно.
– Ничуть! – ж иво возразила Эгери. – Мне нравится в обществе жриц. Кроме того… – Она помедлила, понимая, что разговор все же выходит из рамок обычной вежливости. – Кроме того, я могу изучать развалины старинного города, расположенного вокруг храма, и после твоих рассказов это великая радость для меня – увидеть все, о чем я слышала, своими глазами.
– Ах да, город! – Асий улыбнулся. – Да, это чудесное место, я очень его люблю. Скажи, а ты видела деревянные доски в храме?
– Да, конечно. Я бы очень хотела узнать, кто перевел некогда эти слова на язык Сюдмарка, но в храме никто не знает.
– А я-то как хочу узнать! – вдруг совсем по-детски сказал Асий. – Ведь расшифруй мы этот язык, это могло бы привести нас к народу, который строил древние города.
И это мальчишеское нетерпение в голосе верховного полководца покорило Эгери. Она понимала, что при любом ходе событий грядущая война навсегда разлучит их. «Это будет мой тебе прощальный подарок, – подумала принцесса. – Не знаю, порадует ли он тебя, но иного у меня нет».
– Послушай, у тебя нет с собой копии с какой-нибудь надписи из древнего города? – спросила она Асия.
– Конечно, есть, и не одна, я всегда вожу их с собой, только давно уже не открывал сундучок, – ответил тот. – А зачем тебе?
– Выбери какую-нибудь надпись попроще и вели позвать писца, который приехал со мной. Его зовут Арлибий.
– Что ты задумала? – Асий махнул рукой. – Ну хорошо, хорошо, не буду спрашивать.
Он отдал приказ и вскоре в палатку с поклоном вошел Арлибий.
Асий раскрыл заветный сундучок, выбрал один из листов пергамента с надписью на языке древнего народа и протянул ее Эгери, а та – писцу.
– Вот, сможешь прочитать это? – сказала она.
– Это было на постаменте статуи, – добавил Асий.
Арлибий изумленно молчал, и Эгери испугалась: что, если матери просто не пришло в голову научить своего сына читать?
Но тут Арлибий, ведя пальцем по строчке, медленно и по складам произнес:
– «Ме-ня сде-лал Тарк, лу-чший мас-тер Ни-ки-йи. И-мя мо-е Ти-ши-на. Мо-рем я при-бы-ла в Ар-ги-лу ра-ди ми-ра и со-ю-за».
– Откуда ты знаешь этот язык? – воскликнул Асий.
– Это язык моей матери, – ответил историк, изумленный не меньше полководца. – Язык моих предков.
Глава 44
Восхищенный Асий решил ответить даром на дар. Он пригласил Эгери, Арлибия, а заодно и Алция отдохнуть пару дней в поместье, принадлежавшем семье Асия. Сам полководец не мог сопровождать своих гостей, но он послал с ними раба-секретаря, который должен отдать все необходимые приказания домашним слугам. Тому же рабу торжественно вручили сундучок с копиями надписей, и Арлибий торжественно поклялся, что будет ежедневно посвящать некоторое время переводам.
