Глава 61
Эгери жила в королевском дворце, вместе с проклятым Кельдингом и его родней. Официально она числилась пленницей Рагнахара, но на самом деле всем сейчас оказалось не до нее. Молодой король с утра до ночи занимался обустройством своей и чужой армии, старший брат помогал ему, чем мог, но пока что толку от него было немного: во время битвы он повредил колено и сильно хромал. Чужанка Аин не отходила от мужа – после того как Армед сгорел на погребальном костре, она искала себе опору в единственном мужчине, который у нее остался.
В результате для того, чтобы составить компанию Эгери, оставалась лишь молодая королева Хелейвис выглядевшая ничуть не менее напуганной и смятенной, чем пленница. И немудрено: именно на плечи этой девочки свалились все хлопоты по организации почетных похорон, почетных награждений, все вдовы, все сироты, все несправедливо обиженные и обойденные наградами достались на ее долю, хотя Хелейвис впору еще в куклы играть. Посему вскоре получилось так, что не королева из милосердия покровительствовала Эгери, а Эгери как могла опекала королеву.
В иное время они, может быть, и сдружились бы, но сейчас Эгери была слишком растеряна, слишком погружена в собственные беспокойные мысли, чтобы дружиться с этой хоть и старательной и по-своему храброй, но все же глупой и изнеженной девицей. Утирать ей слезы и гладить по головке – это одно, но, вздумай сама Эгери поплакаться на судьбу, вздумай рассказать, как казнит себя за то, что сама привела армию Сюдмарка на свою землю, и как по-прежнему ненавидит Рагнахара и прочих Кельдингов, она наверняка напугала бы Хелли до полусмерти.
Спросив дозволения у короля, Эгери навестила пленных, убедилась, что с ними обращаются более-менее сносно, и – главное! – сумела отыскать в их толпе живого и здорового Арлибия. Обращаться второй раз к Рагнахару она не решилась, использовала свое влияние на Хелли, но, к ее удивлению, король легко согласился и позволил своей пленнице забрать историка во дворец. Арлибий рассказал ей (правда, тоже с чужих слов) о том, как погиб Асий. Когда стало ясно, что поражение неминуемо, он велел своим офицерам и верстовым спасаться, а сам сел на камень, накинул на голову край плаща и так сидел неподвижно, глядя, как гибнет его армия. Тут мимо него проскакал один из молодых офицеров и, узнав полководца, соскочил с коня и крикнул: «Ты менее всех виновен в сегодняшнем несчастье! Возьми моего коня и беги!» Но Асий ответил, что ни живым, ни мертвым не покинет своих воинов, что не хочет быть осужденным народом Луса, не хочет и оправдываться, сваливая вину на других. Он просил передать жителям Луса, чтобы они воздержались от мести и не присылали в Королевство новые отряды, а также просил передать его матери, чтобы та не горевала о нем. И тут один из всадников Королевства снес голову полководца своим мечом.
Эгери не знала, можно ли верить Арлибию – история получилась слишком уж красивой, – но она понимала, что Асия действительно, скорее всего, нет в живых, и от этого ей было очень грустно.
* * *
Как ни странно, Арлибий пришелся ко двору. Поначалу Хелли попросила допустить его к обеденному столу – ей надоело сумрачное молчание, обычно царившее за обедами, и она хотела порасспросить историка о дальних землях и чужих обычаях, а иного времени у нее не нашлось бы. Ужины королевской семьи были столь многолюдны, и торжественны, и продолжительны, а завтраки столь поспешны, что только за обедом они могли поговорить в узком кругу. Эгери, сама того не желая, неожиданно оказалась вовлечена в этот круг и тут же потянула за собой Арлибия, чтобы спрятаться за ним. Что бы там ни думал про себя король Рагнахар и его ближние, Эгери считала себя пленницей и рассматривала вежливость и радушие Кельдингов как часть наказания.
Арлибий быстро оправился от смущения и, коль скоро речь шла о его любимом Лусе, распелся соловьем. Правда, говорить ему приходилось не на благородном лусском языке, а на наречии своей матери – языке дивов, который хорошо понимали не только Аин и Эгери, но Хильдебранд и даже Рагнахар. Для Хелли истории Арлибия переводила Эгери.
Хелли слушала с большим интересом, особенно о том, каким почетом и уважением окружены в Лусе женщины. Хильдебранд расспрашивал об армии Сюдмарка, хмыкал недоверчиво, но, похоже, что-то мотал на ус.
– Почему ваши пленные не хотят посылать домой письма с просьбой о выкупе? – спросил он однажды Арлибия. – Не все, конечно, но, как ни странно, как раз те, что побогаче, и жмутся.
– Это не жадность, это гордость, – сурово ответил Арлибий. – Они хотят в одиночестве нести позор своего пленения, не возлагая его на плечи родичей.
– Они знают, что родичи все равно не заплатят, – вмешалась Эгери. – Такой выкуп обойдется слишком дорого. Ни одна знатная семья Луса не решится открыто признать, что один из них попал в плен во время войны. Их политические противники ни за что не упустят такого шанса и будут кричать о трусости того бедолаги на всех перекрестках. А поскольку все должности у них выборные, то ни одного мужчину из этой семьи не выберут ни на одну из должностей в течение ближайших двадцати – тридцати лет. Так что это действительно гордость… в своем роде.
– Сюдмарк будет мстить за свое войско? – с просил Хильдебранд.
– Да, – в один голос ответили Арлибий и Эгери.
Подумав, принцесса добавила:
– Скорее всего, не сразу. Они и это войско собрали с большим трудом. А после такого поражения мало кто решится отправиться снова в дальние края. Да и война в Аргилее никуда не денется. Мне кажется, войско Сюдмарка появится здесь не раньше следующего лета.
– Хорошие новости, – кивнул Хильдебранд.
– Может быть, нам удастся закончить дело миром, – робко сказала Хелли, выслушав перевод Эгери. – В Галсвинте найдется немало благородных девушек, которые могли бы…
– Это ничего не даст, – возразил Арлибий. – Во-первых, в Сюдмарке не принято жениться на чужеземках, сколь бы высокородны они ни были. Во-вторых, мужчины в Сюдмарке больше пекутся о благе государства, чем об исполнении прихотей своих жен.
Аин демонстративно хихикнула в кулачок. Хильдебранд улыбнулся в усы и сказал негромко, будто про себя:
– Они много теряют.
Арлибий вскинул голову и продолжал, подчеркнуто обращаясь к Хильдебранду:
– В-третьих, поскольку власть в Сюдмарке принадлежит народу, воля одной женщины или одного мужчины ничего не значат. Едва ли Совет Старцев оставит такую обиду неотомщенной. Войска придут сюда так быстро, как это возможно.
– То есть следующим летом? – уточнил Хильдебранд.
– Скорее всего, – согласился Арлибий.
Эгери, покраснев, уставилась в тарелку. Если бы не ее амбиции, войска Сюдмарка не появились бы здесь никогда. Она сознавала, что втянула Королевство в затяжную и тяжелую войну, и даже не могла сказать, что не хотела этого. Еще как хотела!
– Сюдмарк очень силен, – сказала она неожиданно для себя самой. – Он едва ли захочет мириться с Королевством, а если бы и захотел, для Королевства это было бы еще хуже. Война – испытание доблести и удачи, она разоряет одних и обогащает других, но мир с государством, которое будет считать себя победителем, разорит всех нас. Они не остановятся, пока не оберут нас до нитки.
