В зале Сайнему прежде всего бросилась в глаза фреска на песчаного цвета стене – девушка в чужанском платье, перебирающая струны маленькой старинной арфы. Только эта фреска, маленькие медальоны с танцовщицами на прочих стенах да еще расписной фриз из листьев плюща и цветков мака под потолком и составляли все украшение зала.
Для гостей заранее поставили три высоких резных кресла да столик с вином и кубками. То ли слугам здесь не доверяли, то ли их попросту не хватало.
В глубине на возвышении сидели трое хозяев. Кроме знакомого уже Сайнему мрачного молодого маркграфа здесь были совсем маленький графенок с горящими от любопытства глазами и сухопарая немолодая графинечка с унылым лицом и темно-бурыми, как куриные перья, волосами («Пыталась покрасить в рыжий, но неудачно», – догадался всезнайка Сайнем.) Весь этот прием казался бывшей столичной штучке верхом вульгарности и неуклюжести, но дивы то ли не подавали виду, то ли действительно не замечали дурного воспитания хозяев. Они разом подняли руки в салюте, при ветствуя владетеля здешних земель, и после этого маркграфская семья наконец соизволила встать и поклониться.
Поскольку старший из них не спешил с приветственной речью, заговорил Скар.
– Доменос ди Луна, я должен представить вам могучего щитоносца Халдона, доверенного человека моего князя… – Никакого щита Сайнем, разумеется, не носил и носить не собирался. Это просто ритуальная формула. – Могучий Халдон, перед вами доменос Карстен, маркграф ди Луна.
Только теперь маркграф ди Луна соизволил наконец подать голос, однако его ответ также трудно было назвать верхом куртуазности.
– Прекрасные господа, – сказал он все с тем же мрачно-отчужденным выражением лица, – прежде всего мы должны договориться о неких основополагающих вещах. Я давал клятву верности королю Кельдингу еще прошлой осенью в столице. Полагаю, что этого достаточно и мне нет нужды клясться еще и перед князем Армедом. Мои предки всегда были связаны клятвой только с королем и никогда с комтурами провинций. Так будет и на этот раз?
Сайнем посмотрел на Скара. Тот кивнул. Так же молча кивнули Эрган и Брес.
– Да, – сказал Сайнем.
– Теперь второе, – изрек доменос Карстен. – Мои люди присягали мне и не будут присягать вам. Однако при необходимости они будут подчиняться нам обоим. Ваши люди не будут присягать мне и также будут подчиняться нам обоим. Это вас устроит?
Последовал тот же обмен взглядами и кивками.
– Да, – сказал Сайнем.
– Третье и последнее. Сегодня ваши люди переночуют в замке. Я распорядился зарезать двух быков и выкатить бочку вина, чтобы отпраздновать ваш приезд. Но с завтрашнего дня я попросил бы вас оставить в замке только малую часть, остальных же расселить на постой по нашим деревням. Мы всегда обороняли не только каменные стены, но и селения. Иначе зимой мы с вами умрем с голоду.
На этот раз Сайнем не стал играть в гляделки.
– Это я решу завтра, – сказал он, – после того как взгляну на замок и на ваших солдат.
Карстен поднял брови, но кивнул:
– Хорошо. Теперь, господа, когда мы все обсудили, предлагаю вам умыться с дороги. После чего, я полагаю, мы вместе спустимся к нашим людям и разделим их трапезу.
* * *
В бане им по старинному обычаю прислуживала сама марк графиня со своей девушкой. Девчонка краснела и конфузилась, но ее сухопарая госпожа невозмутимо скользила со стопкой полотенец в руках между медными ваннами в клубах пара. На лице ее, казалось, написано: «Жалкое и прискорбное зрелище!» Чужане в своих ваннах булькали от смеха.
Она же после бани вручила гостям подарки. (Сайнем начал уже подозревать, что здешние невежи и об этом забыли!)
Дары были скромными: всего лишь по паре рукавиц и по плащу. Для Сайнема и Скара – на кунице, для прочих – на белке.
Скар в свою очередь подарил хозяйке чужанские платья с пуговицами из драгоценных камней, серебряную диадему и запястье, а немного позже передал Карстену и его младшему брату с полдюжины камзолов с теми же драгоценными пуговицами и около дюжины мечей секир и кинжалов с клеймами горных мастеров.
Еще один подарок для всего замка они привезли с собой на подводе – полный сундук чистейшей соли. В Королевстве соль выпаривали из морской воды, а потому ценили ее очень дорого.
* * *
Зато в трапезной маркграфиня не появилась, а потому пирушка удалась. Доменос Карстен не жалел вина, и холодок недоверия между местными и чужанами начал понемногу таять. Скар, Брес и Эрган отбыли уже на закате, донельзя довольные. Брес напоследок сказал Сайнему на ухо:
– Мой тебе совет: при случае завали девку. Как сыр в масле кататься будешь. Она же с мужиком прежде не лежала, сразу видно. Ноги тебе мыть будет и воду пить. Сыновья твои графами будут.
– Не пристало нам мешать свою кровь с кровью таори, – сурово ответствовал Сайнем.
Брес фыркнул:
– Ты что, очумел? Тут же столько земли!
Глава 30
Утро следующего дня также начиналось ничего себе. За завтраком старший графенок изображал из себя важную птицу, младший расспрашивал Сайнема о чужанских обычаях. Графинечка появилась в самом конце – поднесла гостю чашу с пахучей водой для мытья рук. Сайнем попытался даже измыслить какой-нибудь невинный комплимент, но тут как раз началось.
Графинечка вдруг выпрямилась, застыла, словно суслик у норы, а потом крутанулась на каблуке, выплеснув при этом добрую половину воды на ноги бедному магу. Тот сквозь сжатые зубы пробормотал «Ну что вы, не стоит!», будто бы в ответ на извинения. Но никаких извинений не последовало – графинечка уже подбежала к двери, с размаху врезалась в нее плечом (от сырости все двери в замке открывались туго).
В проеме появился какой-то здешний смерд с круглыми от ужаса глазами, графинечка поманила рукой старшего марк графа, они долго шептались втроем, и наконец Карстен повернулся к Сайнему и сказал, запинаясь:
– Мой человек говорит, что ваши спутники вчера были убиты. Он собирал рябину в лесу и наткнулся на них. Я распоряжусь, чтобы тела доставили в замок.
* * *
Пока Сайнемовы солдаты с азартом, но без особых жестокостей вытаскивали обывателей Павинки из домов и сгоняли их на площадь к колодцу, сам командир старательно выпячивал вперед нижнюю челюсть и воображал себя свирепым дивом, который, еще лежа в колыбельке, посасывал кровавый кусок мяса, насаженный на конец отцовского копья. Наконец войдя в образ, он грозно глянул поверх голов вверенных ему смердов, померялся взглядами с двумя-тремя самыми задиристыми, принудил их отвести глаза и, удовлетворенный, пророкотал:
– Слушайте, таори! Кто-то из вас попытался напасть на меня, когда я впервые приезжал в ваши края. Вы знаете, что я попросту разогнал эту шайку, как стадо овец, и не стал ни преследовать, ни мстить. Но сегодня вы убили троих людей моего князя, и я уже не буду так любезен. Слушайте, таори! Или вы выдадите мне убийц, или мои люди устроят вам знатную порку. А если и это не освежит вашу память, то старших из вас я допрошу своими методами.
