Егерь внимательно посмотрел на улыбающегося Ветра, и в его карих глазах увидел огонь гибели. Егерь моргнул, и ощущение пропало, оставив горькое послевкусие.
– Нормально. Мяса много, на зимовку хватит. Часть добычи завтра-послезавтра к Прелату отправим. Им тоже зимовать надо. В этом году знатно затарились.
Егерь смотрел на Ветра и в первый раз за последние двадцать лет задумался о том, что он потерял, избрав путь горевана.
Его звали Миремир, и он родился далеко отсюда в прибрежном городе Лиссе, далеко на юге летианских владений. Егерем его назвали потом, в другом мире, в другой жизни. Он родился в обеспеченной семье, владевшей собственным трехэтажным домом на земельном участке в элитном районе города, тремя автомобилями и солидным счетом в банке. Его отец работал на производстве оружия, состоял в совете директоров крупного оборонного предприятия. Мама занималась домом, благотворительностью и политикой. Она неоднократно избиралась в Городскую Думу, где возглавляла Совет Попечителей, курирующий вопросы образования и медицины.
С детства Миремир впитывал в себя взрослые разговоры и споры. У отца часто собирались влиятельные и умные люди. К маме заглядывали сослуживцы. Мальчик рос в атмосфере типичной летианской семьи, с пеленок впитывал в себя неприязнь к гореванам. О них друзья мамы и отца говорили чаще всего. И в основном говорили плохо, как о животных, пытающихся уничтожить летианский уклад жизни и самих летиан. Врачи и ученые, приходившие в гости к маме, доказывали на основе медицинских исследований, что гореваны не имеют развитого головного мозга, по своему уровню развития они не далеко ушли от обезьян, и руководствуются в своих поступках инстинктами и накопленным генетическим опытом. Они рассуждали о социальной и биологической опасности гореванов. Деловые люди, приходившие к отцу, соглашались с ними, добавляя, что к гореванам нужно относиться снисходительно. И ни в коем случае нельзя поддаваться на пропаганду радикалов, предлагавших уничтожить популяцию гореванов. Нельзя убивать хищника за то, что он хищник, нужно обезопасить себя от него, а еще лучше использовать его, проводить генетические эксперименты и выводить полезных обществу летиан шурале.
Миремир никогда не видел живого горевана, но они стали составной частью его жизни с ранних лет. Отношение к гореванам изменилось внезапно, когда ему исполнилось двенадцать, и помог этому гражданин Парвус, частый гость отца.
Гражданин Парвус с первой же минуты знакомства приковал внимание молодого Миремира. Он говорил о том, о чем все остальные граждане предпочитали либо молчать, либо цитировать учебники. Он выглядел старым, повидавшим жизнь, потрепанным и несколько обозленным летианином: седые, вечно всклокоченные волосы, очки с резинкой и трещиной на правом стекле, длинные серые пальцы, которыми он любил хрустеть, когда рассуждал о чем-то. Когда говорил господин Парвус, все остальные умолкали. Они боялись согласиться с ним и опасались ему возражать. Они считали, что стоит вступить в полемику с Парвусом, как их посчитают соучастниками. В этом они были недалеко от истины. Через полгода после первого визита Парвуса арестовали, перевели в касту лишенцев, и после этого никто о нем больше не слышал. Отца спасло высокое положение, влияние и деньги. Дома о Парвусе больше никто не вспоминал, эта тема попала под негласный запрет. Только Миремир никак не мог забыть его провокационные речи.
Парвус говорил, что летиане и гореваны – две параллельные цивилизации. Они оказались заперты на одной планете. Гореваны, считал Парвус, такие же разумные существа, как и летиане. Беда же двух цивилизаций в том, что на одной кухне две хозяйки обязательно разругаются. Сильный побеждает слабого, это закон развития, но вот кто сильный, а кто слабый? Так ли слабы гореваны, если за девять с лишним столетий летиане не смогли выжить их с планеты или загнать в резервации, или научиться регулировать численность их популяции.
Парвус говорил много, и каждое слово становилось благотворным зерном, ложившимся на плодородную почву разума Миремира.
В девятнадцать лет он ушел из дома, запасшись предварительно солидной пачкой денег. Украл из бумажника отца. Ему удалось купить билет на скоростной поезд и покинуть Лисс.
Уже тогда у юноши созрел план найти гореванов и стать одним из них, и ему это удалось. Когда гореваны подобрали в Гиблом болоте одинокого умирающего летианина, желавшего жить с ними, Миремир умер и родился Егерь, ставший гореваном не по рождению, а по духу…
Настойчивая сирена тревоги прервала его воспоминания.
– Прорыв заблокированных туннелей!!! – Ветер вскочил.
Летиане добрались до затопленных проходов и запустили в них своих тварей, которые прогрызли бетонные стены и ворвались в сухие туннели, ведущие к городу. Теперь потоки отравленной воды вместе с уродами неслись к поселку.
– Перекрыть туннели! – приказал Егерь.
– Не поможет. Если они смогли прогрызть одну преграду, то и вторая им окажется по зубам, – тихо, чтобы не услышали остальные, сказал Ветер.
– Это задержит их хотя бы на время. Отправь на блокпост на пути движения тварей гореванов, пусть займутся укреплением. Эти золотые рыбки не должны проникнуть в город. Потому что если они проникнут, то вместе с отравленной водой, а для нас это, сам понимаешь…
Ветер отправил команду по терминалу в казармы. Отряд из пятидесяти бойцов выехал на первый блокпост на границе между затопленными туннелями и городом.
Егерь кивнул и уставился на экраны.
Все это ему не нравилось. Какой смысл запускать к ним рыбок, пускай даже и бетоногрызов? В городе без воды они окажутся также бесполезны, как и ядовитые комары в зимнюю стужу. Зачем летиане, никогда не делавшие ничего, предварительно не посчитав своей выгоды, затеяли эту рыбную ловлю? Что-то тут было не так, концы не желали увязываться вместе.
Егерь чувствовал, что ему нужно подумать. Ему нужно побыть одному. Он кивнул Ветру и, покинув «Гнездо», спустился и вышел на улицу.
Свежий воздух был наполнен безмятежностью и тонкими едва уловимыми фруктовыми нотками, не характерными для поселка гореванов. Егерь не обратил на них внимания. Он сел на ступеньки крыльца и, уставившись немым взглядом в землю, погрузился в себя.
Рыбки в туннеле появились не случайно. Они привели за собой отравленную воду, и скоро она окажется в городе, но это еще полбеды. Егерь знал, как не допустить воду и рыбок, правда, при этом обнаруженные противником туннели окажутся свободными для штурма. Но другого выхода он не видел. Если рыбкам удастся проникнуть за третий защитный периметр, он будет вынужден приказать слить воду. Вместе с водой сольются и рыбки. Может это и к лучшему. Очистители, куда попадет слитая вода, уничтожат всю живность. Только Егерь был уверен, что именно этого и ждут от них летиане. Если же вода не будет слита из туннелей, через какое-то время она попадет в город, а по освобожденным туннелям зашагают летианские регулярные войска. Куда не крути, они неизменно терпят поражение.
Егерь принял решение, и уже собрался возвращаться в «Гнездо», когда увидел в конце улицы неясную, заштрихованную тенями ночи фигуру в темном плаще с капюшоном, скрывавшим лицо. Егерь не на шутку испугался. В этой черной фигуре было что-то неестественное, потустороннее, чуждое этим тихим спящим подземным улицам, наполненным безмятежностью и счастьем довоенной жизни. В фигуре же зрела буря, несущая смерть всему, что встанет у нее на пути. Глядя на эту фигуру в черном, Егерь явственно почувствовал, что жизнь, которую он знал и любил, закончилась, на ее смену пришло что-то новое, только вот будет ли ему и остальным гореванам в этой новой жизни место?
