Прозвучал одиночный выстрел, и тварь завалилась на спину. Выбравшись из-под нее, Дизель осмотрел мертвое животное. Оно и вправду напоминало медведя, только с длинными мощными задними ногами, позволявшими ему ходить на задних лапах, и костяным гребнем шипов вдоль всего позвоночника. Поль обернулся и глянул на улыбающегося Тауса Мыу. Автомат тот держал дулом на плече.
– Зря ты стрелял, – сухо сказал Поль.
И как в воду глядел…
Глава 2. На свободу
С утра зарядил проливной дождь, заколотил по крыше барака, будя его обитателей. Гореваны просыпались, недовольно ворча, щуря подслеповатые глаза, ежась от утреннего мороза. Вяло ругались, ведь дождь разбудил их на полчаса раньше побудки Будильником.
Будильника на каждое утро назначали нового из числа лишенцев или гореванов. Назначенному Будильником давался день отдыха. Он вставал на час раньше, чем остальные, и после побудки его не везли вместе с ними на работы, а оставляли в бараке с правом передвижения по территории резервации. Такое послабление летиане допускали потому, что каждый вечер после побудки Будильника нещадно избивали за то, что он лишил их права прожить этот день иначе, чем все остальные дни. Сложилась такая неписаная традиция. Гореваны почти и не трогали Будильника, если он был из их барака, зато лишенцы вымещали на нем всю свою злобу на жестокую судьбу, на несправедливость жизни и за недодреманные часы и минуты.
Узнав о Будильнике, Никита сразу же подумал: «Вот он – путь на свободу, пока никого не будет, можно попробовать не на нарах дрыхнуть, а дать деру за колючку». В тот день, когда ему выпала участь Будильника, Горец убедился, что охраняют почетного Будильника построже, чем инкубаторы или разрабатываемый карьер. Он хоть и разгуливал по всей резервации, его никто не трогал, и не обращал на него внимания, но постоянно находился у всех на виду. Он все время чувствовал на себе чужой тяжелый взгляд, осматривался по сторонам, пытался найти чужака, но никого не видел. К тому же, даже если у него получилось бы сбежать в статусе Будильника, то кто бы позаботился о Стежке, Марке и Говоруне. Оставить их в резервации Никита не мог, если уж бежать, то всем вместе.
Марка и Говоруна привел к нарам Горца Стежок. Он проникся доверием к Никите и сам вызвался поговорить с гореванами относительно побега. Он переходил от одной группы к другой, тихо шептался о чем-то, уговаривал, объяснял. Его не прогоняли, как Никиту раньше, слушали внимательно, но либо недовольно кривились, либо равнодушно пожимали плечами. Из всего барака лишь Марк и Говорун заинтересовались речами Стежка.
Марк, гореван с телосложением лесоруба, простодушной ухмылкой на лице, презентовавшей его как простачка, и ясным чистым разумом, попал в резервацию из Театральных лесов, они находились по другую сторону пустыни и Мирграда. Марк активно участвовал в партизанском сопротивлении, совершал вылазки в поселки летиан, неоднократно участвовал в нападении на научные и исследовательские станции, охранявшиеся так же серьезно, как и «Тухлая лощина», дважды он в составе партизанского отряда совершил нападение на резервацию «Солнечный остров». В первый раз неудачно, второй раз им удалось захватить резервацию и освободить заключенных. Марку не повезло. При отступлении из резервации его тяжело ранили, очнулся он уже в летианском госпитале, откуда его этапировали в «Тихую лощину».
Никита считал, что с Марком ему очень повезло. Опытный человек всегда полезен, к тому же он обладал ценными сведениями – Марк знал уязвимые места охранного периметра резервации.
Говорун говорил много, за то его и прозвали Говоруном. Правда, из его трескотни очень трудно было выловить крупицы информации. Он говорил о своем детстве, тут же перескакивал на то, как они выращивали у себя под землей овощи, а однажды даже умудрились вырастить арбуз, он оказался на вкус трава травой, но они все равно его съели. Хотя потом вся деревня несколько дней мучилась животом. Никита спрашивал, как же они умудрились овощи под землей без солнца растить. На что Говорун отвечал, что под землей их спасают джучи. Они дают им энергию и освещают подземный мир, а силу свою берут от сердца планеты. И так обо всем на свете. Одно воспоминание цепляло другое и вытягивало его из глубины памяти. Но у Говоруна имелось весьма полезное свойство, он дико жаждал свободы. Несмотря на то, что он являлся одним из самых старых сидельцев барака, гореван не превратился в покорную овцу, его глаза блестели. Он рвался в бой.
Никита назначил Говоруна на самую ответственную роль – отвлечь внимание старшего по бараку, завести толпу и переключить бугра на нее, чтобы потом незаметно выскочить вслед за друзьями.
Несмотря на то, что Никита так много всего знал о Марке и Говоруне, Стежок оставался для него невскрываемым сейфом с головоломным кодом замка. Интуитивно Никита чувствовал, что и Стежка можно разговорить, заставить открыться, но пока не нащупал как.
Неделю назад, почувствовав готовность, они назначили день побега на сегодняшнее дождливое холодное утро. Всю неделю они повторяли и отрабатывали план, пытались найти уязвимые места, но что делать, если в плане дырок, словно в рыбацкой сетке, и нет другого выхода. Надо пользоваться тем, что имеешь.
Но два дня назад их план побега чуть не пошел под откос. В то утро весь барак разбудили вовремя, отвели в столовую, где накормили привычной, набившей оскомину кашеобразной бурдой, но вместо того, чтобы разбить по отрядам и отправить на работы, всех вывели на плац и построили в шеренгу в три ряда перед знакомым по первому дню деревянным помостом.
Горец с ненавистью смотрел на помост, вспоминая о расстрелянных гореванах, и ожидал появления начальства, коменданта или, на худой конец, его заместителя. Тогда комендант, не задумываясь, пустил пулю в голову живым людям. Для него это было так буднично и просто, словно он не расстреливал человека, а мочился в сортир. Сделал дело и свободен до поры до времени. Но ни комендант, ни его заместитель перед заключенными не появились. Вместо них пришли четверо надсмотрщиков, привычные каждодневные морды, во главе с Бодалой и незнакомый летианин в белом докторском халате и в очках. Доктор внимательно оглядел толпу и под охраной двух надсмотрщиков приступил к осмотру гореванов. Какими критериями он руководствовался, Никите было непонятно. Он подходил к каждому заключенному, вглядывался в глаза, если гореван отводил взгляд или прятал его, надсмотрщик бил его в живот, но несильно, как бы предупреждая, и гореван покорялся. Осмотрев глаза, доктор заставлял раскрыть рот, заглядывал в глотку, ощупывал тело, после чего переходил к следующему заключенному. На десятом гореване доктор отошел в сторону, достал из кармана респиратор, водрузил его на нос и продолжил осмотр. В результате осмотра доктор отобрал четверых. Они отошли в сторону и замерли, покорно ожидая своей участи. Дошла очередь и до Стежка, доктор бегло оглядел его со всех сторон, потрогал мускулы, наморщил лоб и показал рукой в сторону отобранных. Вскоре к Стежку присоединился Говорун, а за ним и Горец. Последним доктор выбрал Марка, брезгливо стянул с себя респиратор, бросил на плац и, не говоря ни слова, махнул в сторону отсеянных гореванов. Надсмотрщики бросились загонять остальных в барак. Доктор кивнул Бодале, и тот приказал избранным следовать за ним.
