Горец понимал, что план глуп и примитивен до ужаса, но другого у него не сложилось. Уйти вчетвером, может, и получилось бы, но поднять бунт внутри резервации, заварить бучу и под ее шумок повредить периметр и исчезнуть, шансов куда больше. Но главный столп, на котором держался весь план, заключался в следующем. Никита давно подметил, что надсмотрщиков и охранников из летиан не так много, основную работу выполняли сами заключенные: гореваны из тех, кто пожиже духом да погнуснее, и лишенцы, старавшиеся вернуть себе статус гражданина. У добровольных помощников не было огнестрельного оружия, в лучшем случае электрошокер или резиновая дубинка с шипами. Если убрать как можно больше летиан в первые минуты восстания, то с добровольцами заключенные сами справятся, просто сомнут количеством, затопчут, а доберутся до карьера, инкубаторов, перерабатывающего завода, разживутся инструментами, так их вообще будет не остановить.
Главная задача Никиты – занять пулеметную вышку и уничтожить как можно больше вооруженных летиан в первые минуты заварухи.
Почти две недели, выходя из барака во двор, Никита присматривался, считывал цели, думал, комбинировал и планировал. Наконец все для себя решил. Выходило достаточно аккуратно, по крайней мере, в теории, должно было сработать и на практике.
Резервация «Тихая лощина» насчитывала десять административных зданий, три десятка бараков для гореванов и десять общежитий лишенцев. Здесь же располагались перерабатывающий завод и инкубаторы с жилыми домами для научников. Резервацию окружали две высокие бетонные стены с витой колючей проволокой и силовыми барьерами, образующие внутренний и внешний охранный периметр. На стенах стояли пулеметные вышки. Но на деле только на внешней стене круглосуточно дежурили летиане. Внутренний периметр охранялся слабее. Только на каждой третьей вышке нес вахту охранник, остальные пустовали. В случае угрозы изнутри, поднять казармы по тревоге – дело трех минут, но командование не особо-то верило в такую угрозу.
Никита собирался занять крайнюю внутреннюю вышку, находившуюся ближе к научникам. Если поразить все запланированные цели, то южная часть резервации останется без пулеметного прикрытия летиан, а две огромные топливные цистерны возле здания администрации резервации взовьются к небу таким факелом, что паники среди летиан не миновать.
Под руководством Марка и Говоруна взбунтовавшиеся заключенные поднимут остальные бараки, завладеют оружием и другими пулеметными вышками, ну а дальше дело техники. При благоприятном раскладе к утру в руках гореванов окажется вся резервация. Потом нужно уничтожить завод, инкубаторы и уходить в леса, пока из Мирграда или ближайшего форта не прислали подкрепление.
И только у Стежка было особое задание. Он вызвался сам. Никита хотел, чтобы он наводил бучу вместе с Марком и Говоруном, но Стежок наотрез отказался. Он заявил, что хочет попробовать сам захватить вышку. Две пулеметные точки быстрее справятся с подавлением огня противника, быстрее закончится кровопролитие, меньше поляжет безоружных гореванов. Стежок понимал, что захватить точку будет не так-то просто, к тому же он не имел никаких навыков ведения боя. Но мирный гореван, выращивавший овощи на подземных фермах, твердо стоял на своем. Как ни пытался Никита его уговорить, не уступал. Он втайне уже успел и вышку для себя присмотреть. Никита пробовал воззвать к голосу рассудка, уговаривал и так, и этак, но все без толку. Если уж гореван уперся, то лечению это не поддавалось. И Горец уступил.
Никита проиграл в голове схему предстоящего бунта, пропустил ее еще раз через «разгонник», увидел неутешительные результаты (двадцать три процента успеха) и поднялся с нар. Проценты, конечно, маленькие, но лучше умереть в борьбе за свободу, чем стать питательной смесью для шурале или сгнить заживо в бараках, так он считал.
Говорун уже подобрался к бугру, плюхнулся рядом с ним на нары и стал что-то торопливо втолковывать не до конца проснувшемуся горевану. Марк закончил утренние водные процедуры, вытерся тряпкой и направился к себе, по пути будто случайно толкнул Беспалого в спину, старый гореван оступился и упал на колени. Поднялся Беспалый уже в бешенстве, он схватил Марка за рубашку сзади и рванул на себя. Началась ссора. Стежок тем временем подкрался к одному из самых проворных стукачей бугра и выключил его с одного удара. Бил заготовленным заранее битком в голову, стальным прутом двадцати сантиметров в длину, добытым на заводе и контрабандой пронесенным в барак. Тем временем Горец уже спустился с нар и невозмутимо направился к умывальнику, наблюдая за закипающей дракой.
Следовало подождать еще чуть-чуть. Скоро драка охватит все население барака, кого-то заденет в запале Беспалый, кто-то подвернется под горячую руку Марка, а там, глядишь, и пламя ярости охватит всех гореванов, каждый вспомнит какую-нибудь обиду, да и просто так от скуки даст в глаз соседу. Тогда можно будет бежать к дверям и наружу. Сначала ему, а затем Стежку.
Горец в который раз поразился способности людей любить и ненавидеть одновременно. Вот сейчас они будут рубиться друг с другом, искренне друг друга ненавидя, а затем, когда «ночь длинных ножей» останется позади и резервация окажется в их руках, они станут брататься. Те, кто сейчас бьют друг другу морды, начнут обниматься и целоваться на радостях, а может, и подружатся. Те, конечно, кто выживут.
Никита ухмыльнулся, обернулся, посмотрел, как там дела у Говоруна, и встревожился не на шутку. Бугор оказался не так уж прост, он уже отпихнул Говоруна в сторону и слезал с нар, направляясь к драчунам. Сейчас он успокоит Беспалого, урезонит Марка, и бунт закончится, не начавшись. Никита почувствовал, как все внутри похолодело и начало отмирать. Карточный домик их плана рушился на глазах.
Бугор распрямился, набычился, спрыгнул с верхнего яруса нар на землю. Говорун выглядывал сверху, словно растерявшаяся наседка, которая вместо куриного яйца снесла утиное. Вот сейчас все и закончится. Вот сейчас все и погибнет, не начавшись. Бугор сделал первый шаг, его глаза расширились от боли и удивления, и он рухнул лицом в землю. Позади него возвышался с опускающимся прутом Стежок.
В это время двери барака открылись и внутрь вошел Бодало с двумя надсмотрщиками. Его взгляд равнодушно скользнул по дерущимся заключенным и остановился на лежавшем бугре и застывшим над ним Стежком с орудием преступления.
Глава 3. Материнские слезы
Их встретили на подступах к городу. И остановили… Город Прелата лежал под горами Ауми-Дака, протянувшимися шипастым позвоночником вдоль всего северного побережья Дакайского моря, глубокого, холодного, дикого моря, отличавшегося дурным нравом. Летиане уже давно и носа не показывали в этих районах с дикой и чуждой погодой, стремившейся выжить всех пришлых со своей территории постоянными ледяными дождями, ураганным ветром, сбивающим с ног, не дающим дышать, частыми землетрясениями, лавинами и штормами, приходящими с кипящего моря и кусающими побережье с яростью бешеной собаки. И это была еще только половина беды, а другой ее частью – свирепые жители этих мест. Хищники обитали в Гибких лесах, прозванных так за то, что вековые пятиметровые деревья обладали способностью стелиться по земле под натиском бурь и штормовых ветров и распрямляться в часы затишья.
