Вот беда, к такому повороту событий он не подготовился. В его четком, проработанном до мелочей плане, на деле обнаружилось множество недочетов, сейчас же приходилось решать все с ходу, наскоком по окопам и никакой артиллерийской подготовки.
– Стежок, – Никита так и не узнал настоящего имени горевана, а тот привык к прозвищу, – бери человек десять и по соседним баракам народ поднимать! Говорун, еще десять человек и в помощь Стежку берешь на себя остальные бараки! Марк, задача посложнее. Отбери себе трех гореванов побоевитее, между ними и собой распредели остальных людей. Задача – раздобыть как можно больше огнестрельного оружия и ударить в спину летианам. Цели для нападения: казармы, арсенал и главный корпус, где заседает комендант.
– Как думаешь, кто к нам на выручку пришел? – спросил Марк.
– Свои, – коротко ответил Никита.
Марк понимающе кивнул.
– А ты чем займешься?
– Не буду отступать от сценария. Попробую захватить вышку. Я беру себе один автомат. Другой тебе. Если у меня получится, прикрою огнем казармы. Так что вы тут определяйтесь, а я пошел.
Горец кивнул и направился к выходу. Марк остановил его, взяв за плечо, повернул к себе, заглянул в глаза и тихо произнес, так чтобы только он слышал:
– Удачи тебе, Горец! Ты пробудил нас от спячки. Спасибо!
Никита не нашел, что сказать. Хлопнул Марка по плечу и шагнул наружу.
Над дальним краем резервации, там, где начиналась дорога на рудники, разливалось зарево пожара. В небо поднимались черные густые столбы дыма, словно от сигнальных костров, и настойчиво выбивали ритмы тамтамы пулеметов и автоматов.
Горец присел и внимательно осмотрелся по сторонам, выбирая безопасную дорогу к намеченной цели. Внешне двор между бараками выглядел безлюдным, ни одной живой души, но так ли все чисто. Ведь откуда-то появился Бодало с надсмотрщиками, а услышать шум драки в бараке они не могли. Значит, в порядке планового обхода, а стало быть, и другие надсмотрщики могут оказаться на пути в самый неподходящий момент. Но Никита не мог себе позволить отсиживаться в кустах все оставшееся утро, пока гореваны не займут резервацию. А вдруг штурмующим не хватит сил, их атака захлебнется, и заключенные так и останутся с рабским ошейником, а он будет себя проклинать до последнего вздоха за то, что не помог, не справился, не подставил в нужное время плечо.
Горец вскинулся с земли, поудобнее перехватил автомат и перешел на бег. Его цель находилась на другом конце резервации за тремя бараками и поляной каменных мешков, стоило поторопиться, пока летиане не опомнились. Только бы добежать, только бы у него все получилось, обидно будет умереть, когда свобода так близко, уже пахнет ею, а на горизонте горят костры, указующие путь.
Пробегая мимо соседнего барака, Горец и не заметил, как споткнулся, чуть не упал, перепрыгнул через препятствие, потом обернулся и увидел распростертое тело. Летианин-надсмотрщик лежал возле входа в барак с нелепо выкрученными руками и свернутой на сторону головой, словно он пытался заглянуть себе на спину, в выпученных белесых глазах застыло недоумение. Он будто бы и сам не понимал, как же так получилось. Еще вчера был хозяином резервации, а сегодня стал удобрением, комбикормом.
Горец наклонился к телу и дотронулся рукой до шеи. Еще горячий. Значит, его убили совсем недавно. Дверь барака приоткрылась и наружу выглянула свирепая морда. Но через секунду черты лица разгладились, гореван узнал Горца, как-никак они жили в соседних бараках, и добродушно поинтересовался:
– Как там у вас?
– Порядок! Бодалу повязали, – сообщил Никита, предъявляя автомат как вещественное доказательство.
– Свобода, брат! Свобода! – воскликнул гореван и спрятался внутрь барака.
Пулеметные переговоры все также проходили на повышенных нотах и, казалось, топтались на месте, не приближаясь и не удаляясь. Нападающие, похоже, завязли на охранном периметре и никак не могли продвинуться вперед.
«Ничего, ребята. Держитесь, мы вам скоро подсобим, как можем!» – думалось Никите.
Внезапно оглушительно ухнуло, так что заложило уши, что-то со свистом пронеслось над головой и рухнуло на главное здание администрации. Время для Горца будто замедлилось, он ясно увидел, как строение просело, словно бы вздохнуло, набирая полные перекрытия воздуха, потом выдохнуло, сокращаясь, и в следующую секунду взорвалось, выплескивая изнутри лавину огня. Огненные языки дотянулись до соседней пулеметной вышки, и она занялась. Пулемет тут же потерял голос. Летианин, дежуривший на ней в эту ночь и еще несколько минут назад поливавший свинцом прорывавшихся через охранный периметр повстанцев, истошно заорал и выпрыгнул с пятиметровой вышки живым факелом. Пламя дотянулось и до цистерн с топливом, они рванули одна за другой, одарив небеса торжественным салютом.
Горец ухмыльнулся. Эх, молодцы! Одним ударом повстанцы покончили с командованием резервации, даже если комендант и успел выбраться из постели на передовую, взрыв в самом сердце резервации посеет панику среди летиан.
До намеченной вышки оставалось всего ничего, когда возле казарм затрещали автоматные очереди. Там завязался неравный бой, каждый летианин был вооружен автоматом, пистолетом, резиновой дубинкой, электрошокером, а восставшие заключенные лезли на амбразуру в лучшем случае с арматурным прутом, выломанной из нар доской, а то и с голыми кулаками, да слепой праведной яростью. Пока их там всех не положили, надо бы помочь сострадальцам огоньком, а для этого требовалось как можно быстрее захватить пулеметную точку.
Горец прибавил скорости, уже не обращая внимания на осторожность, и тут же нарвался. Завернув за барак к поляне каменных мешков, он наткнулся на двух надсмотрщиков, придерживавших под руки хрипящее и корчившееся в судорогах существо, облаченное в черный монашеский балахон, подпоясанный веревкой. Капюшон сбился с его головы, обнажив волосатую оскаленную морду, перетянутую шипастыми кожаными ремнями. Существо хрипело, рычало, изо рта пузырями выходила кровавая пена, а глаза бешено вращались. Оно пыталось вырваться из рук надсмотрщиков, но они держали крепко.
Завидев выскочившего им на встречу заключенного с автоматом наперевес, летиане опешили, выпустили из рук корчившегося от боли Цепного Пса, тот упал на землю и забился в судорогах, и потянулись к автоматам, висевшим за спиной. Воспользоваться ими они не успели.
Горец моментально сориентировался и первым открыл огонь. Расправившись с надсмотрщиками, он, сам не зная зачем, больше из жалости к нелепому существу, испытывавшему дикие муки, прикончил его короткой очередью. Цепной Пес принял смерть как избавление и затих. Его безумные глаза успокоились, а на лице проступила улыбка.
Никита опустился на колени, силясь унять скачущее встревоженное сердце. В груди болело, и там словно сворачивалась спиралью змея. Горец внезапно разучился дышать, пробовал вздохнуть, но воздух отказывался входить в легкие. Горло горело, а глаза чесались. Никита выронил автомат из рук, он звякнул металлом об лежащий на земле булыжник и упал на выставленные перед собой руки. Стоя на коленях, упершись ладонями в землю, Горец почувствовал, как к глазам подбираются слезы отчаянья и досады. После всего того, что он пережил, после всех испытаний и забрезжившей на горизонте надежды на спасание, он умирал и ничего не мог с этим поделать. Его сворачивало от боли в дугу. Сердце скакало галопом, и Никита понимал, что вот сейчас оно не выдержит и разорвется в клочья, и он умрет, не дожив до спасения, до счастливых слез Ежонка и скупых мужских объятий Бориса Тюрина. И вот когда Никита уже совсем отчаялся, а перед глазами появилась багровая пелена, воздух наконец-то пробился в легкие. Парень сделал глоток живительного кислорода, потом еще, а затем жадно задышал. Боль, терзавшая грудь, медленно отступала. Приступ миновал.
