Девчонка напряглась и отвернулась. Совсем не это она хотела услышать.
Поль почувствовал, что облажался по полной программе, и попробовал исправиться:
– Ты уж прости! Не придется мне тебя убивать. Я тебя этим подонкам не отдам. Дизель на то и Дизель. Он надежный.
Майя повернулась к нему, взглянула в глаза и улыбнулась. Поверила.
«Теперь, Поль, что хочешь делай, но обещание исполняй!» – подумал он.
– Давай немного передышку друг другу устроим. А потом посмотрим, что нам судьба на хвосте принесет.
Поль снова закрыл глаза и попробовал подремать. Получалось плохо. Дважды летиане начинали атаку и выходили на пограничную улицу. Дважды атака захлебывалась, и они отступали на прежние позиции. Эта злополучная улица в прежние, мирные времена называлась Счастливой (много счастья в последние дни привалило на ней гореванам и летианам), теперь же впору было переименовывать ее в Могильную.
Наконец Дизель отказался от попытки поспать, подвинулся поближе к окну и принялся наблюдать за улицей. Майя безмятежно спала. Изредка в ее сон прокрадывались кошмары, и она вздрагивала, сжимала кулачки и морщилась, точно от зубной боли.
Поль до последнего оттягивал решение. Пусть девчонка еще поспит, да и у него ноги гудели, словно он обулся в два пчелиных улья. И тут гореваны открыли шквальный огонь по летианской половине и под огневым прикрытием перешли в яростную атаку. Майя проснулась сама.
Поль не верил своим глазам. Топтание на месте, похоже, закончилось. Гореваны неумолимо надвигались на летиан. Их, казалось, ничто не могло остановить. Все вокруг завалили тела их погибших товарищей, но все же они перешли Могильно-Счастливую улицу и углубились на территорию летиан, которым пришлось отступать под напором противника.
Поль не верил своему счастью. Им не пришлось возвращаться и давать кругаля. Они ничего не делали, просто отлеживались в укрытии и оказались в гореванском тылу.
– А ну-ка, поднимите руки побыстрее, а то я нервный в последнее время, – раздался позади тихий вкрадчивый голос.
И тут же прозвучало:
– Крот, чего ты с ними церемонишься? Стреляй летианскую шваль! Не жалей!
* * *
Прелат выглядел резко состарившимся ребенком. Маленькое иссохшее тело, обтянутый кожей череп и большие глаза, с состраданием смотревшие на вошедших Поля и Майю. Он лежал на большой кровати под балдахином и от того выглядел еще меньше. Увидев его, Поль почувствовал, как неприятно сжалось сердце. Неожиданно больно было видеть Прелата в таком состоянии. Поль и сам не подозревал, что этот гореван так ему дорог.
Духовный лидер гореванов умирал. Война, охватившая весь подземный мир, выела Прелата изнутри. С каждым новым убитым его тело покидала жизненная энергия. Каждый павший на поле боя гореван становился еще одним гвоздем в крышку его гроба. Каждую смерть собрата он воспринимал, как свою собственную. Он пытался поддерживать братьев, дарил им частички себя, но силы заканчивались.
В комнате было темно и сыро. Дымно чадил факел на треножнике в углу. Возле постели Прелата стояла на коленях Плакальщица. По безликому лицу стекали слезы, но она не вытирала его. Капли собирались в ручейки и падали на пол.
– Я вижу вас, входите, друзья! Печально, что все так обернулось, – прозвучал тихий голос Прелата. В его голосе слышался хрип воронья. Речь давалась ему с трудом и через боль, но он хотел говорить.
– Присаживайтесь! Я ждал. Ждал кого-нибудь из вас. Я надеялся, что вы меня не оставите. И я счастлив, что вы пришли ко мне.
Поль почувствовал себя неловко. Ему показалось, что Прелат принимает его за кого-то другого.
Но он последовал предложению и приблизился к постели. Плакальщица даже не шелохнулась. Казалась, она его не видит. Майя подошла к Прелату с другой стороны и села на постель.
– Там, снаружи, страшно. Там многие умирают. Зачем смерть, зачем все это? Почему эти страшные люди так ненавидят нас? Ведь мы ни в чем не виноваты. Мы хотели жить так, как завещали нам предки. Мы никогда никого не трогали и не обижали. Мы позволяли им селиться рядом с нами. Мы приютили их на нашей планете. А они погнали нас прочь из домов. Теперь выжигают огнем и свинцом наши жилища. Я не желаю им смерти и боли. Никто из живых не заслуживает этого. Жизнь – чудесная выдумка, зачем же с ней бороться. Как жаль, что они не понимают этого. Не получилось. Все годы работы пошли прахом. Мы хотели изменить их, но они не хотят меняться. Мне жалко их.
– Простите, Прелат, – Поль больше не мог молчать, он видел, какие муки испытывает лежащий перед ним человек. Весь ужас этой войны он пропускал через себя. Он испытывал все муки умирающих, страдающих и раненных гореванов, и при этом продолжал жалеть своих врагов. Для Поля это выглядело чудовищно. – Но вы говорите ересь. Как можно жалеть своего врага?
– Вы очень молоды, вы очень наивны, вы мало прожили на земле. Враг, он такой же, как вы и я, только сознание у него другое. А сознание, оно продукт брожения среды. Вы судите летиан за то, что они летиане, но разве можно судить их за это. Какой у них был выбор, они родились такими, они жили среди подобных себе. Для них лозунг «Убить горевана» – то же самое, что почистить зубы перед сном. Они никогда не задумывались об этом. Они привыкли к ненависти к нам. Они живут в клетке, в резервации, построенной когда-то их прадедами и прадедами их прадедов. Жизнь в клетке уютная и сытая, а если пожелать странного, разрушить клетку и вырваться за грань, тебя посчитают сумасшедшим и запрут в желтом доме. Либо ты уйдешь туда, где для такого, как ты, есть место. Таким был Егерь. Я видел главной целью своей жизни – показать таким странным людям выход из клетки. Я верил, чем больше людей покинет клетку, тем хрупче и ненадежнее она станет.
– Простите нас! – произнес Дизель. – С нашим появлением среди вас началось все это. Мы виноваты в том, что летиане теперь убивают вас. Из-за нас летиане прорвались в ваши туннели. Они испугались нас и решили уничтожить все свидетельства своих преступлений. Мне очень жаль!
– Неважно, кто стал катализатором. Две волны, стремящиеся навстречу друг другу, рано или поздно столкнутся. Вы тут ни при чем. Я рад, что вы прилетели. Вы вернулись домой.
Прелат захрипел, закашлялся, и его глаза закатились. Тело горевана забилось в судорогах.
Поль видел все страдания Прелата, но ничем не мог ему помочь. Это была его кара, наказание за допущенные ошибки и заблуждения.
Отдышавшись, Прелат посмотрел на Поля:
– Ты тревожишься за своих друзей. Не тревожься! С ними все в порядке. Они хотят вернуться домой. Но думают, что ты умер. Мы все так думали. Если ты поторопишься, то успеешь.
Прелат закрыл глаза и замер. Слышалось лишь его дыхание.
– Вы все правильно делали, – произнесла Майя, склонившись над Прелатом. – Если бы гореваны вели себя по-другому, они не были бы гореванами.
Прелат посмотрел на Майю и улыбнулся.
