– Вроде меня?
– Да.
Она с презрением окинула его взглядом, словно он был каким-то мерзким животным.
– Просвети меня. Чем я не угодил бедному фермеру?
– Вы джентльмен. Человек, который родился в роскоши и ни единого дня в жизни не испытывал ни в чем нужды.
Она тяжело дышала, а на ее щеках появился легкий румянец, который ничего общего с холодом не имел.
– Это он видит, верно? – спросил Маркус, прежде чем добавить: – Или это видишь ты?
Взглянув в ее странные топазовые глаза, он прочел в них ответ. Так она думала о нем. Она даже не представляла, насколько была права. Он был самым настоящим дворянином голубых кровей.
– Возможно, мы вместе видим одно и то же.
– Возможно, – допустил он, испытав неожиданный приступ гнева.
Он не мог понять, откуда появился гнев. Она говорила правду. Он никогда не знал нужды, и с каких пор это стало его недостатком?
Кроме того, почему ее мнение должно его заботить?
Он погладил Буцефала по бархатистому носу.
– Между тем я предлагаю то, что нужно вам обоим.
Для нее это была свобода. Для фермера – отремонтированный дом.
– Послушай, – начал он, – я не сожалею о том, что сказал ради того, чтобы мы получили ночлег. – Пожав плечами, он завел мерина в стойло, после чего проделал то же самое с мулом. – Нам нужно где-то переночевать. Он явно не хотел нас пускать. Прости, если моя откровенность задела его чувства, но, если ты не подумала, в такую погоду тебе не понравилась бы ночевка на свежем воздухе.
Сказав это, он повернулся к ней спиной, чтобы принести сена для лошади. Он снова напомнил себе, что его не должно волновать мнение будущей домоправительницы.
Не ожидая указаний, Элис покормила мула. Она не была белоручкой и привыкла к работе. Он наблюдал за тем, как она подняла вилы, которые, как он знал, были тяжелыми для нее, но она лишь что-то тихо проворчала.
Убедившись, что животные накормлены, они вышли наружу. Пока они были в конюшне, температура упала еще ниже.
Они пересекли двор. Когда он поднял руку, чтобы постучать в дверь, ее открыла молодая женщина, которую они видели в окне.
– Заходите и погрейтесь, – пригласила она.
Они вошли в дом, в котором была одна-единственная комната. Женщина закрыла за ними ветхую дверь.
Несмотря на убогий вид дома, в нем было намного теплее, чем снаружи. Маркус почувствовал, как расслабляется его тело.
Мужчина сидел за столом и что-то ел из миски. Он посмотрел на них, когда они поставили свои сумки на пол и сняли плащи. Жена фермера взяла их верхнюю одежду и повесила ее на деревянные гвозди, торчавшие в стене.
– У нас есть рагу. Хотите, я вам положу?
– Да, спасибо, – ответила Элис, прежде чем Маркус успел что-то сказать, словно она сомневалась в его способности быть вежливым. А он был человеком, выросшим в высшем обществе и обученным хорошим манерам с младых ногтей.
Они опустились на лавку, стоявшую возле грубо сколоченного стола.
Маркус обвел комнату взглядом, гадая, где им предложат расположиться. Два малыша тихо лежали на кровати под одеялами. Один из них махал перед лицом куклой, сшитой из тряпок.
Взгляд Маркуса остановился на меховом коврике, разложенном перед камином. Он решил, что этот вариант лучше конюшни или ночевки в лесу.
– Куда вы направляетесь? – спросил мужчина.
– В Блэк-Айл.
– В это время года? – Он поцокал языком и покачал головой. – Я бы на вашем месте так далеко на север не ехал.
Элис перестала помешивать рагу и вопросительно посмотрела на Маркуса.
Он взглянул на нее с каменным выражением лица. Ему был понятен ход ее мыслей. Он знал, что она с радостью отправилась бы в Лондон, а не на север Шотландии. Она уже успела сообщить ему об этом.
Но он не собирался менять планы ради нее. Он направлялся в Блэк-Айл. Если ей это не нравилось, она могла проваливать на все четыре стороны.
Он отхлебнул бульона. Меньше всего ему хотелось ехать в Лондон.
Какой бы глупой ни казалась его затея отправиться на север зимой, он не собирался поворачивать обратно.
Килмарки-Хаус находился на задворках цивилизации, и это его вполне устраивало.
Глава одиннадцатая, в которой голубка понимает, что свобода далеко не всегда означает счастье
Они быстро поели, после чего Элис помогла хозяйке с посудой. Это самое малое, что она могла сделать. Хоть Уэзертон и платил им за гостеприимство, но Элис не привыкла сидеть без дела. Тем более что женщина выглядела очень уставшей. Пряди волос падали на ее бледное лицо. Они были грязноваты, но Элис понимала, что в этих условиях очень сложно нагреть воду для ванны.
– Спасибо, – пробормотала Элис, когда они доели рагу и сложили посуду в миску.
– Вы можете звать меня Мара. У нас тут редко бывают гости. Приятно увидеть лицо другой женщины. – Она смущенно улыбнулась.
– Да. Мне тоже, – согласилась Элис, улыбнувшись в ответ.
Элис прекрасно понимала, как одиноко Маре в этой глуши. Она знала об одиночестве все, потому что ощущала его несколько лет, пока жила в доме Бирда. Даже когда ее окружали люди, она все равно чувствовала себя одиноко, и это глодало ее изнутри. Иногда одиночество лишь усиливалось, когда вокруг находились другие люди. В такие моменты оно ощущалось острее, чем когда она лежала на своей узкой кровати, воображая свое будущее в другом месте. Ей казалось странным то, что ей становилось одиноко среди людей. Разве такое возможно?…
– Я выросла в Абердине. – Голос Мары прервал размышления Элис. – Вы там когда-нибудь бывали?
Женщина явно хотела поговорить.
– Нет, не доводилось.
– О! – В ее голосе послышалось разочарование. – Очень красивый город. Наш дом стоит возле моря. Моя семья до сих пор там живет. Только я уехала. – Сказав это, она помрачнела. – У меня семь братьев и сестер, а еще тридцать три племянника и племянницы.
– Ого, у вас есть своя армия! Должно быть, приятно иметь такую большую семью.
Если бы у Элис была семья, она бы не оказалась в этой ситуации. Ей не пришлось бы продавать себя.
Мара гордо кивнула:
– Да, мы всегда были бойким кланом. Я не видела их с тех пор, как родилась Салли. – Она кивнула в сторону кровати, где спали двое детей. Элис не знала, кто из них Салли, но в любом случае Мара не видела семью уже несколько лет. – Я скучаю по ним, – печально прошептала.
Элис сочувственно кивнула. Должно быть, Мара нелегко переносила беременность, когда рядом не было ни одной женщины, с которой она могла бы поговорить или найти поддержку. Ей не первой пришлось рожать одной. Особенно в этих пустынных местах. Оставалась надежда, что муж помогал ей с этим. Сложно сказать, что он за человек. Он все еще поглядывал по сторонам с угрюмым видом. Без сомнения, разговор с Уэзертоном был тому причиной.
