Вступим в этот круг. Тысячи людей проделывают это каждый день, осознанно или невольно. Для этого необязательно быть жителем города Ростова. Всякий, кто прибывает сюда в самолете, следует из аэропорта в центр через это проклятое место. Зловещий круг как бы касается аэровокзала, вбирает в себя автовокзал, а проспект Шолохова, раньше носивший название Новочеркасского шоссе, рассекает круг по диаметру.
Вот и вся геометрия.
Тут зелено и не очень шумно, несмотря на соседство взлетно-посадочной полосы.
Итак, от аэровокзала идем к центру Ростова по правой стороне проспекта. Так, как шла в свой последний путь Наташа Голосовская.
По правую руку парк, или роща, — как угодно. Указатель у поворота: «Лесная сказка». Дальше — мост через железную дорогу. Не доходя до него, сворачиваем, как Наташа, на асфальтовую дорожку, затем, как Наташа, заходим в густую рощу. Деревья стоят плотно, под ними густой подлесок, высокая темная трава. Сыровато, не очень чисто, там и сям валяется всякий хлам. Мрачно и довольно загажено. Надо, однако, сделать скидку на впечатления от узнанного — от показаний обвиняемого, от фотографий, которые еще перед глазами.
Вот здесь сделала последние шаги по земле шестнадцатилетняя девочка с золотыми сережками в форме сердечка. В сумке у нее были подарки для сестры и племянницы.
Парню, который забрел в рощу с девушкой теплым летним вечером, все представляется в ином свете. Кто-то ищет романтики, кто-то — пристанища. В темное время сюда частенько заглядывают парочки в надежде найти укромное место. Их надежды сбываются: никто не спугнет, никто не прогонит. На наш взгляд, могло бы быть и почище, но это от возраста и привычки к комфорту. Для тех, кто помоложе и без особых претензий, сойдет и так.
Со стороны шоссе доносится ровный автомобильный гул, иногда нарушаемый треском мотоцикла или ревом тяжелого самосвала. Собирает какие-то семена мужичонка, должно быть, из лесхоза. То скрываясь за густым кустарником, то возникая между стволами, пробегает парень в спортивной майке. Два подростка скорым шагом идут по асфальту в сторону домов.
Хлопаем в ладоши, чтобы привлечь к себе внимание. Напрасно. Ни труженик-мужичонка, ни бегун, ни спешащие подростки даже не оборачиваются.
Тут и впрямь неплохое прибежище для пар.
И место для убийства.
Возвращаемся на шоссе, то есть на проспект Шолохова, и вдоль него, по обочине, продолжаем идти к центру. Прямо по асфальту стелются настырные белые вьюнки. Под ногами хрустит красная рачья скорлупа; рядом Дон, рыбацкое раздолье, рачьи места. Цветочки, рыбки, парочки — сплошная идиллия.
Но: слева от моста через железную порогу, прямо возле путей, — те самые гаражи, мимо которых он вел Сармите Цану, красивую блондинку в красном свитере. Но: впереди уже маячит, возносится над деревьями фаллоподобный памятник погибшим летчикам, устремленный в небеса обтекаемый истребитель, неподалеку от которого убита Марта Рябенко. Но: правее, не доходя до железнодорожного моста, с интервалом в полгода убиты в роще тринадцатилетняя больная девочка Ира Дуненкова и семнадцатилетняя Наталья Шалопинина. Но: в той стороне — Арзамасская улица, неподалеку от которой, на окраине парка, умер семилетний мальчик Игорь Гудков. Убийце было невтерпеж, и он не стал заманивать мальчика в глубь рощи.
Свадебные кортежи в Ростове навещают памятник погибшим летчикам. В разных городах свои обычаи — где-то молодожены отдают почести Владимиру Ильичу, где-то Вечному огню или былинным героям. Здесь — летчикам. Пусть так.
При нас сменили друг друга две свадьбы. Одна — богатая: с «мерседесом» и новенькими «Жигулями» цвета мокрого асфальта, с японской видеокамерой, снимающей жениха с невестой и их социально продвинутых гостей, которых в более чопорные времена называли нуворишами. Вторая свадьба гораздо скромнее: приехали в пыльном микроавтобусе в сопровождении видавшего виды «Москвича», снимают не драгоценной видеокамерой, а простеньким фотоаппаратом «Смена». Однако все же снимают, запечатлевают исторический момент жизни на фоне памятника. Но почему, кто бы объяснил, почему на фоне самолета? Или это и впрямь не самолет, а древний символ плодовитости?
Дальше и дальше, вверх по проспекту Шолохова несут нас уже усталые ноги. Здесь ездил, бродил, вышагивал взад-вперед неутомимый филолог. Вот уж у кого были крепкие конечности! Одноэтажные, как в деревне, наполовину вросшие в землю домики, беленные известью. Дремлющие в пыли дворовые и бездомные собаки. Институт ядерных исследований, вблизи которого, как уверяют нас пугливые горожане, уровень радиации — что твоя Хиросима. Автобусные и троллейбусные остановки с яркими пластиковыми навесами от февральского снега и августовского дождя.
В феврале погибла Марта Рябенко, и августе — Наташа Голосовская.
Все, сил нет. Останавливаемся, ждем автобуса. Оглядываем попутчиков: студенческого вида девица, девчонка лет десяти, подросток в джинсах и кроссовках и — высокий, жилистый, чуть сутулый дядька с длинными седеющими баками…
Хватит! Так недолго и весь мир записать в подозреваемые.
Но где-то, может быть за тысячу километров отсюда, из неведомой точки уже вышла черная линия смерти и начала извиваться, прокладывая себе путь к вожделенной белой линии жизни. Отведи ее, Господи.
Глава X
Лицом к лицу с филологом. Сентябрь 1984
Проклятый 1984 год: пятнадцать убийств с января по сентябрь… Трижды проклятое лето 1984-го: на летние месяцы пришлось одиннадцать из пятнадцати убийств.
Ростовский уголовный розыск был на грани отчаяния. Версий множество, и ни единой надежной. «Дело дураков» в разгаре, они под стражей, дружно каются и во всем сознаются, но их признания рушатся одно за другим. Вряд ли кто-то по-прежнему принимает их всерьез: это скорее прикрытие, живая защита от упреков в том, что милиция вот уже столько времени не может выйти на след убийцы. Их, бедолаг, рано или поздно придется отпустить, и это понятно уже всем, кроме них самих.
Но кого искать и как искать? Единственный верный поисковый признак — сперма на телах, на одежде убитых. Иногда ничтожные количества, однако достаточные для анализа. И всякий раз экспертиза определяет четвертую группу. Она самая редкая, но редкость эта весьма относительна — в Европе с четвертой группой каждый десятый мужчина…
Виктор Васильевич Бураков летом 1984 года впервые обратился к психиатрам и сексопатологам. На кафедре психиатрии Ростовского медицинского института он собрал ведущих специалистов и попросил их составить портрет убийцы — или портреты, если убийц несколько. Специалисты ознакомились с делом — и отказались: недостаточно информации, нет методики. Единственным, кто согласился попробовать, был доцент кафедры психиатрии Александр Олимпиевич Бухановский. Его научные интересы лежали в смежной области, и он полагал, что знает, с какой стороны подступиться к проблеме.
Роль доктора Бухановского в деле ростовского серийного убийцы сейчас оценивают по-разному: от полного ее отрицания до признания ее решающей. При такой полярности суждений истина всегда лежит где-то между крайними позициями, и весь вопрос в том, к какой из них она ближе. Не пытаясь взять на себя роль арбитров, скажем только, что в дни, когда следствие блуждало в потемках, он был единственным из врачей, кто вызвался помочь в розыске преступника. Первые наброски к портрету убийцы сделаны с участием доктора Бухановского.
