– Да уж, ты попал в серьезную передрягу, – заметила Яна. – Не знаю, что это за камни такие, но их бы у тебя точно отобрали.
– Эти камни – доказательство того, что я видел, – нехотя объяснил Тим. – Что не сошел с ума… – Он глянул на Селестину. – Ты уже знаешь, что Гемма… – Он замолк, не в силах говорить.
– Мы знаем, да… – тихо произнесла она.
Тим видел, что Селестина хочет еще что-то сказать, но не решается. Поэтому он сам начал:
– Давайте оставим все переживания и сомнения за пределами этого озера. Сегодня ночью наконец-то все решится, – добавил он тише. – Ты должна найти свое предназначение, разгадать свой родовой сон… Чтобы… – Он запнулся, но продолжил: – Чтобы мы все вместе смогли выступить против сильного врага.
– Вот это правильно, Тим, – одобрила Яна. – Никаких сожалений, обвинений или оскорблений. Пора наконец объединиться перед лицом действительно очень могущественного врага.
Ее взгляд, обращенный на воду, стал колючим, губы сжались в тонкую нить.
– Но кое-что вы должны знать. Особенно ты, Яна. Понимаешь, твой отец… – Тим замялся, но луната сама резко повернулась к нему:
– Он мне не отец. Это Дизастр.
Оторопевший Тим не нашел ничего лучше, чем просто кивнуть.
– Мы точно на месте? – спросил он у Яны.
– Да, все верно. Там, где Селест увидела амулет из золота.
– Солнце с твоим лицом… – задумчиво проговорила Селестина.
– Вот именно. И в моем видении обряд начался здесь.
Яна опустилась на мокрые доски настила, поставила свою большую сумку рядом, скрестила ноги по-турецки и закрыла глаза. В ее руках появились карты, и она стала лениво их тасовать.
Тим и Селест переглянулись. Было странно видеть Яну в плаще, джинсах, с пестрым шарфом на шее, сидящую прямо на сырых досках.
– Прости меня, Яна, и все же – чего ждать? – не выдержал Тим. – До Часа Затмения осталось мало времени – всего-то половина суток. А мы тут медитировать должны, что ли? Я не настаиваю, конечно, но нельзя ли немного ускорить этот процесс?
– Тим прав, – осторожно ввернула Селест. – Время идет, а мы еще ничего не предприняли. Да и чего мы ждем?
– Солнце.
Неожиданно Яна протянула Тиму колоду карт:
– Выбери одну, пожалуйста.
Парню едва удалось сохранить самообладание. Опять гадать?!
Но он вытянул карту и даже глянул на нее с интересом. На картинке были два пузатых граненых флакона с темно-зеленой жидкостью – один с серебряной крышкой, второй – с золотой. От флаконов по всему рисунку шли тонкие узоры тайновязи.
– Так я и думала, – удовлетворенно кивнула Яна. – Могу вас поздравить: обряд состоится. – Она указала Тиму на свою зеленую сумку. – Здесь ты найдешь все необходимое: краски, кисти, специальные мелки.
– Я что, должен буду рисовать? – изумился тот. – И где, позволь спросить? На досках или прямо на воде?
– Не все сразу… Сначала выпей вот это.
Яна порылась в сумке и вытащила пузырек с золотой крышечкой – точь-в-точь как на лунастральной карте, даже жидкость была того же изумрудного цвета.
– Это настойка из трав, собранных в полнолуние. Она откроет твое подсознание.
– И я должен ее выпить? Всю?
– Ты уже пил эту настойку, – усмехнулась вдруг Яна. – Когда совершил свой первый астральный прыжок.
Тим поежился – вспомнил последствия.
– Это не опасно? – забеспокоилась Селестина. Она тоже хорошо помнила его прыжок.
Яна снова запустила руку в сумку и вытащила новый флакон – такой же, но уже с серебряной крышечкой.
– Ты тоже выпьешь, Селест. Это Антилунат, который ты прекрасно знаешь… – Селестина поморщилась, но кивнула – о да, она пила эту настойку всю свою жизнь, думая, что это семейный напиток Дома Сияния.
– Каждый из вас должен выпить ровно по половине из своего флакона, – продолжила Яна. – И постарайтесь одним глотком, иначе может стошнить. А потом поменяетесь и допьете настойку друг друга.
– Но зачем, что это даст? – допытывался Тим. – Что ты вообще затеваешь? Зачем нам открывать свое подсознание?
Яна глубоко вздохнула.
– Ты нарисуешь тайновязь на Селестине. Точно такую же, какую увидишь в вашем видении.
У Тима вмиг пересохло в горле.
– Я не умею, – севшим голосом произнес он. – Я никогда не рисовал на… теле.
У Селестины забегали глаза.
– Без этого никак нельзя обойтись? Да и ноябрь на дворе, холодновато… – Она зябко повела плечами, чувствуя, что щеки медленно покрываются румянцем.
– Вы издеваетесь?! – фыркнула Яна и закатила глаза. – Один забыл, как рисовать, другая боится замерзнуть. Ну-ну.
Тим украдкой глянул на Селестину – это что, он должен будет ее разрисовать тайновязью?
ВСЮ?
– Ох, да ладно, мы взрослые люди. – Селестина быстро открутила серебряную крышечку своего флакона и сделала большой глоток. А затем протянула флакон Тиму.
Он залпом допил остаток, не отрывая взгляда от решительного лица девушки. Затем одним движением открутил золотую крышечку на своем, сделал еще один большой глоток и протянул флакон девушке.
Вначале ничего не происходило. Они таращились друг на друга, готовые подметить малейшие изменения, но пока ничего не находили.
Яна снова села на дощатый настил и, скрестив ноги по-турецки, уставилась на воду. Казалось, она совершенно потеряла к ним интерес и погрузилась в свои мысли.
Неожиданно Селестина повернулась к озеру и, вытянув руки, нырнула в воду – вмиг исчезала в глубине. Недолго думая Тим прыгнул следом.
Он успел увидеть, как Селестина превратилась в рыбу – длинную, серебристо-серую, с гибкими черными плавниками и круглыми фиолетово-синими глазами.
«Следуй за мной», – сказала рыба.
Тим метнулся за ней, чувствуя, что и сам стал рыбой.
Они плыли и плыли сквозь толстые водоросли, ловко огибая белые от извести стволы деревьев с иссохшими окаменелыми ветками, похожими на скрюченные пальцы. Вот они проскользнули через черные ивовые ветви, лениво извивающиеся в воде, чуть не запутались в зарослях камыша и вдруг оказались в чистой, бледно-зеленоватой воде. Селестина-рыба замерла над большим плоским камнем, лишь подрагивали ее плавники. Тим-рыба остановился за ней, подмечая каждое движение ее плавников. Их рыбьи тела отбрасывали на камень узкие тени – резкие и четкие, словно прорези в серой ткани.
Внезапно воду пронзил яркий солнечный луч. На какой-то миг Тим ослеп, но вскоре, попривыкнув к свету, увидел, что Селестина снова превратилась в девушку и теперь взбирается по солнечному лучу, как по лестнице.
