Очень просто! Без туши, карандаша для глаз и без моей любимой помады Chanel Rouge Allure.
Название помады мне знакомо. Оно отпечаталось у меня в голове, написано поперек мозга нестираемыми чернилами. Именно эту помаду я нашла под своей супружеской кроватью в прошлом году, когда вернулась со съемок.
Неужели Алисия Уайт спала с моим мужем?
Помощник режиссера вызывает меня стуком в дверь. Я сминаю лицо Алисии в комок еще туже, бросаю его обратно в ведро и выхожу из гримерки. Пока гольф-кар везет нас по съемочной площадке, мы вежливо беседуем. Помощник режиссера еще совсем молод и беспокоится о вещах, которые перестанут его волновать, когда он станет старше. Все мы были такими, пока еще не знали, что готовит нам жизнь. Я слушаю его печальную повесть, иногда вставляя слова сочувствия. Едем мы со скоростью не более двадцати миль в час, и я наслаждаюсь легким ветерком в лицо, запахом стружек и краски – так всегда пахнет на съемочных площадках, – и, вдыхая этот запах, я чувствую себя дома.
Художники-декораторы месяцами возводят новые миры, а по завершении съемок уничтожают их, словно их никогда не было. Это напоминает расставание с любимым, только более осязаемое и менее болезненное. Иногда трудно попрощаться с персонажем, в которого воплотился. Я провожу с ними столько времени, что они становятся для меня чем-то вроде семьи, – потому, наверное, что настоящей семьи у меня нет.
Когда гольф-кар делает последний поворот, уровень моего беспокойства достигает критической отметки. Я не репетировала сегодняшний текст так добросовестно, как обычно: на это просто не было времени. Поток тревожных мыслей в моей голове остановился, как бывает с машинами в час пик, а я словно застряла в пробке там, где мне быть не хочется.
Пункт нашего назначения – просторный ангар, где находится большая часть декораций для «Иногда я убиваю». Перед входом я замираю в нерешительности. Мои мысли так заняты тем, что происходит сейчас в моей личной жизни, что на мгновение я забываю, какую сцену мы собираемся снимать.
– Ты здесь, отлично. Сегодня тебе нужно как следует постараться, Эйми, – бросает режиссер, заметив меня. – Мы должны поверить, что героиня способна убить своего мужа, – добавляет он, и мне становится нехорошо.
Я словно застряла внутри дурацкой шутки в натуральную величину.
Я стою в декорациях своей вымышленной кухни, жду, когда вернется домой мой вымышленный муж и вижу, как Джек улыбается мне перед первым дублем.
К двадцатому дублю уже никто не улыбается.
Я все время забываю слова, хотя обычно со мной такого не бывает. Уверена, что коллеги-актеры и съемочная группа меня за это ненавидят. После этой сцены я могу ехать домой, а они нет. Снова стучит хлопушка, режиссер командует «мотор», и я изо всех сил стараюсь на этот раз все сделать правильно.
Я наполняю свой бокал (отпить из него не придется) и притворяюсь удивленной, когда Джек подходит сзади и обнимает меня за талию.
– Дело сделано, – говорю я, оборачиваясь и глядя на него снизу вверх.
Выражение его лица изменяется в точности так же, как и предыдущие девятнадцать раз:
– Ты о чем?
– Ты знаешь о чем. Все сделано. Все улажено, – отвечаю я, поднося бокал к губам.
Он делает шаг назад:
– Я не думал, что ты на самом деле это сделаешь.
– Он не смог дать мне то, что было нужно, но ты сможешь, я знаю. Я люблю тебя. Я хочу быть с тобой, и больше никто не встанет у нас на пути.
Слово «снято» звенит у меня в ушах, и по выражению лица режиссера я понимаю, что на этот раз у меня все получилось. Сейчас он пересмотрит этот дубль, и я свободна.
Я треплюсь с Джеком на свежем воздухе у павильона, и тут вдали снова появляется гольф-кар. Сначала, не обращая на него внимания, я продолжаю обсуждать сроки постпродакшена, но вдруг замечаю что-то знакомое в силуэте женщины, приближающейся к нам.
Не может быть.
Инспектор Алекс Крофт улыбается во весь рот. Я и не подозревала, что на ее крошечном лице может поместиться такая широкая улыбка. Гольф-кар останавливается прямо рядом с нами, и она, сияя, высаживается. Ее напарник, сохраняя серьезное выражение лица, спрыгивает с заднего сиденья, обращенного против хода, и приглаживает брюки, как будто за время поездки они непозволительно смялись.
– Спасибо, – говорит инспектор Крофт водителю. – И спасибо вам, – обращается она ко мне.
– За что? – удивляюсь я.
– Я всегда, всегда мечтала прокатиться по киностудии на гольф-каре, и наконец это случилось! И все благодаря вам! Мы можем где-нибудь поговорить?
– Площадка закрыта для посещения, – говорит режиссер, подходя к нам, когда мне казалось, что хуже уже быть не может. – Я не знаю, кто вы, но вам сюда нельзя.
Она улыбается:
– Вот мой полицейский значок. На нем написано, что мне сюда можно. Дико извиняюсь, я среди всей этой суеты и романтики забыла представиться. Я инспектор…
Джек молчит, но вопросы ясно читаются на его лице.
– Простите, они здесь по моему личному делу. Я разберусь, – перебиваю я ее и жду, пока остальные уйдут достаточно далеко, чтобы нас не слышать.
Джек бросает через плечо встревоженные взгляды, и я улыбаюсь, стараясь дать ему понять, что все в порядке.
– Вам обязательно было приезжать сюда? – спрашиваю я, когда мы остаемся одни.
– А вам почему-то не хочется, чтобы мы приезжали?
– Вы могли просто позвонить.
– Могла. Но тогда бы я не смогла увидеть все это. Вы, наверное, уже привыкли, но для меня это, ну, как поездка в Диснейленд. Хотя я там не бывала.
– Что вам нужно?
– Мне кажется, в вашем положении большинство людей в первую очередь спросили бы: «Вы нашли моего мужа?»
– А вы нашли моего мужа?
– К сожалению, нет, не нашли, но мне нужна ваша помощь. Мы можем тут где-нибудь поговорить в более приватной обстановке?
Мы заходим ко мне в гримерку, и лицо инспектора озаряется, как новогодняя елка.
– Ух ты, у вас вокруг зеркала и правда есть лампочки и все такое, – восхищается она.
– И правда есть, да. Так вам нужна моя помощь?
– Нужна. Мне кажется, мы немножко сели в лужу, когда вы давали нам показания, я должна извиниться. Мы работаем круглые сутки и иногда ошибаемся. – Она достает «Айпад» из внутреннего кармана пиджака. – У меня записано, что из ресторана вы пошли прямо домой, легли спать, а следующим утром поехали на работу в уверенности, что ваш муж провел ночь в отдельной спальне.
– Все правильно.
– Только у нас не записано, что вы куда-то ездили на машине мужа.
– Потому что я этого не делала.
– Правда? А похоже, что это вы, – она поворачивает ко мне экран и листает изображения своим маленьким худеньким указательным пальцем с коротко постриженным аккуратным ногтем. – То есть я понимаю, что изображения довольно зернистые, не такие четкие, как в ресторане, но вот тут, кажется, вы паркуете машину на заправке, а тут – расплачиваетесь у кассы. Понимаете, у нас был только чек с заправки, и, мне кажется, большинство людей бы решили, что кто-то оплачивал бензин. Я вот как раз так подумала. И именно поэтому мне нужна ваша помощь, потому что, согласно нашим данным, эта женщина – женщина, которая ездит на машине вашего мужа и расплачивается его карточкой, женщина, которая так похожа на вас, – она не платила за бензин. Она купила несколько бутылок жидкости для розжига, такой, знаете, которой нетерпеливые люди поливают барбекю. Так вы уверены, что это не вы? Я имею в виду, на фотках; мне не важно, терпеливая вы или нет.
