Земля уходит у меня из-под ног.
Словно бы я думала, что нахожусь в зрительном зале, но внезапно осознала, что это сцена. Все смотрят на меня в ожидании, а я не просто не знаю слов, я вообще не могу вспомнить, какую роль играю. Голова кружится. Кажется, меня сейчас стошнит перед всеми собравшимися. Зал замолкает, и я вижу уже знакомые очертания инспектора Крофт. Она направляется ко мне, и море замерших в ожидании лиц расступается, чтобы дать ей дорогу.
– Какая приятная вечеринка! – говорит она. – Эйми Синклер, вы арестованы по обвинению в убийстве Бена Бейли. Вы имеете право хранить молчание, но если вы не упомянете при допросе то, на что впоследствии собираетесь ссылаться в суде, это может навредить вашей защите. Все, что вы скажете, может быть использовано как доказательство.
С каждым ее словом моя надежда испаряется, пока не исчезает вовсе. Она улыбается своей кривенькой улыбкой, наклоняется и, защелкивая наручники, шепчет мне в ухо:
– Я всегда знала, что вы просто убийственная актриса.
Сорок семь
Эссекс, 2017
Мегги О’Нил сидит у себя в квартире и читает воскресные газеты. На ней хлопковые перчатки, потому что в квартире холодно и потому что она не выносит вида своих рук: это руки, которые всю жизнь занимались работой, а не какой-то там актерской игрой. Ее рукам приходилось выполнять тяжелую работу, потому что и сама ее жизнь была тяжела. Все это сплошная несправедливость, но жизнь – вообще несправедливая штука. Мегги давно ждала, когда придет ее очередь рассказать свою часть истории, и теперь, когда час настал, она наслаждается каждым моментом.
Она ненадолго снимает перчатки, чтобы посмотреть на детскую фотографию Эйми, которую держит на маленьком столике рядом с телефонным аппаратом. Рамка покрыта тонким слоем пыли, дерево слегка потрескалось, кое-где поцарапалось. Фотографии в рамке уже столько лет, что она успела немного выцвести. Мегги незаметно для себя самой качает головой и щурится, глядя на улыбающееся детское лицо на снимке. «После всего, что я для тебя сделала», – думает она и цокает языком. Мегги уверена, что успех Эйми – ее заслуга. В конце концов, она принимала участие в ее воспитании, учила ее разным вещам, предоставляла ей возможности, которых никогда не было у самой Мегги. А чем ей ответил этот ребенок? Ничем, вот чем. Живет, словно ее и нет.
Она поднимает рамку к самому лицу, как будто хочет поцеловать стекло. Потом дышит на него и вытирает пыль и грязь рукавом толстовки, чтобы лучше видеть изображение. Когда делали эту фотографию, Эйми было всего пять или шесть лет. Тогда она была хорошей девочкой. Делала, как ей говорили.
Не то что сейчас.
Мегги предпочитает вспоминать Эйми такой, как в детстве, а не такой, какой она выросла: женщиной, которая притворяется, будто Мегги не существует. Не один год она гадала, что случилось с милым маленьким ребенком с фотографии, но теперь она знает правду, какой бы горькой эта правда ни была. Милая маленькая Эйми нашла себе новый дом и целую череду приемных родителей и начала играть роли. Она так хорошо притворялась не тем человеком, каким была в детстве, что сделала на этом карьеру, и всю жизнь обманывает всех, включая себя саму. Но Мегги знает правду. Мегги знает, кто Эйми на самом деле. Может, как раз поэтому Эйми и делает вид, что Мегги умерла.
Мегги читает все статьи об Эйми, которые появляются в Интернете, она проверяет ленты «Твиттера», «Фейсбука» и «Инстаграма» минимум раз в час. Она скупает все газеты и вырезает оттуда все рецензии, чтобы вставить в свой огромный красный альбом, посвященный Эйми. Она прочла все интервью до единого, она так надеялась найти хотя бы капельку благодарности и признания, но Эйми никогда-никогда ее не упоминала. Ни разу.
Мегги снова опускает взгляд на свои уродливые руки и видит, что снова повторяет один навязчивый жест. Она не помнит, когда начала так делать, но хотела бы перестать. Она кладет три пальца своей левой руки в правую ладонь и закрывает глаза. С закрытыми глазами проще представлять себе, что держишь за руку маленького ребенка. Эйми любила держать Мегги за руку, но потом она ушла и выросла в человека, ни лицом, ни голосом не похожего на Эйми. Дети, которых мы растим, должны любить нас, а не оставлять в прошлом.
Мегги держит эту фотографию Эйми у телефона, потому что знает, что девчонка однажды ей позвонит. Просто знает. Ее взгляд скользит с улыбающегося лица на фотографии обратно к открытым рукам, сжимающим рамку. Это зрелище ей отвратительно, и она снова надевает свои белые хлопковые перчатки.
Чтобы ваше тело и лицо выглядели моложе и красивее, вы можете сделать с ними кучу разных вещей. Новичкам предлагается целый ассортимент кремов и лосьонов, людям более преданным идее сохранения красоты доступен широкий спектр процедур и операций. Но руки всегда вас выдадут. Мегги встает и потягивается: от долгого сидения над газетами заныла спина.
Она обходит крошечную гостиную, прокладывая путь среди гор хлама. Некоторые вещи принадлежат ей самой, но большая часть ей досталась от людей, которым там, куда они отправились, не понадобится ничего из имущества. Она теперь управляет компанией, предоставляющей услуги по уборке помещений, и притом довольно успешной. В последнее время ей часто приходится отказываться от заказов. В одиночку можно сделать только ограниченный объем работы, а Мегги любит работать одна: она уже давно поняла, что никому нельзя доверять. Вычищать дома умерших – тяжелый труд, не то что актерство, но в нем есть свои плюсы.
Она замедляет шаг, чтобы посмотреть на свое отражение. Зеркало на стене качественное, с хорошей, солидной рамой. Она спасла его на прошлой неделе из дома одной пожилой дамы в Чизвике: Мегги забирает только те вещи, которых точно никто не хватится. В целом она довольна тем, что видит в зеркале. По большей части. В это лицо и в это тело она вложила много, очень много труда. Не обошлось без посторонней помощи: пластическая операция на носу, липосакция, удаление мешков под глазами, ботокс, филлеры. Ее лицо сильно изменилось, но чего-то все-таки не хватает.
Как занавеской, она закрывает лицо своими волосами – длинными, темными, кудрявыми, потом быстрым движением отбрасывает волосы за плечо. Опускает взгляд, расстегивает пару пуговиц на рубашке. Грудь – все еще самое слабое место во внешности Мегги, и каждый раз, глядя на нее, она получает удар по самооценке, но доктор с Харли-стрит настаивает на еще одной встрече перед операцией. Мегги закрывает глаза, прикасается к груди кончиками пальцев и представляет себе, каким станет ее тело, когда все будет закончено.
Технически, она уже достигла среднего возраста, и пора бы ей уже получить от жизни все, о чем она мечтала, все, ради чего так тяжело трудилась. Она наклоняется к зеркалу, замечает на подбородке черный волосок и тянется за пинцетом: по дому разложено несколько штук. Мегги позволяет себе вернуться на диван и расслабиться, только когда на лице, в красоту которого она вложила столько сил, не остается лишних волосков.
Она обновляет страницу на ноутбуке и улыбается, читая последние твиты об Эйми и сохраняя каждый из них в виде скриншота. Потом проверяет почту, но новых писем нет. Когда-то Мегги пробовала пользоваться сайтами знакомств, но настоящая любовь – это роскошь, которую она никогда не могла себе позволить. И не затем она столько лет трудилась над этим телом, чтобы разделить его с каким-нибудь неудачником. Она бросает сердитый взгляд на каминную полку, где лежит письмо от доктора с Харли-стрит, потому что часто винит именно его в своем одиночестве.
